— А что будет, если он выберется? — спросила Васса. Эдвин неопределенно пожал плечами.

— Получается, Ланс был этим духом? — пробормотала Доминика. Голова шла кругом от этих ностей. — Но как вы не признали в нем своего?

— Об этом мы спросим чародея, когда он придет в себя.

— Куно не виноват, — вступилась принцесса.

— Да, но это твой друг освободил самое худшее, что могло случиться с этой землей. Даже ты по сравнению с этим — ребенок.

— Довольно об этом, — вспыхнула Васса. — Если Карстан сказал, что все будет хорошо, значит — так и будет. Дом, вы придумали, как послать весточку чародеям?

— В целом, да…

***

Несколько дней прошли в напряженном ожидании худшего. Так бывает, когда в небе сверкнет одинокая молния, а наученные опытом люди тут же начинают прятать свои пожитки, не дожидаясь, когда на землю упадут первые капли дождя. В замке царило тревожное оживление. Слуги сновали подо всеми дверями, а вот обитатели замка, наоборот, старались вести себя подчеркнуто-нормально. Не хватало еще и самим сеять панику. Почти неделю спустя практически всем начало казаться, что жизнь снова стала нормальной: небо было привычным уныло-серым, мороз щипал за щеки, то и дело безнадежно сыпал снег, вытравливая из памяти остальные времена года.

Доминика целыми днями пропадала в библиотеке в поисках какой-либо информации о том, кем или чем мог быть Ланс на самом деле. Она пыталась поговорить об этом с Куно, но тот только виновато пожимал плечами и бормотал слова извинения. Как только он более-менее окреп, он рассказал Ладвигу и Дом о своем плане. Он полчаса скакал журавликом, рисовал схемы и наброски, объясняя гениальность и тонкость своей работы, пока князь и принцесса в конце концов не кивнули, делая вид, что все поняли. Если коротко, то охарактеризовать идею Куно можно было как: «Ничего не понятно, но лучше вариантов не предвидится». Нужно было действовать быстро, а магические способности Куно позволяли каким-то образом провернуть дело с размахом, но тихо.

В назначенный день Доминика постучала в дверь лаборатории Куно. Чародей приоткрыл дверь и, одобрительно хмыкнув, впустил Доминику в свою обитель. Он так и продолжал большую часть времени проводить в лаборатории, говорил, ему так проще думать. Периодически к нему наведывалась Васса, но разговор у них не клеился, и с каждой встречей девушка становилась все понурее и понурее. Слушать ее причитания приходилось в основном Эдвину, и по всему его виду было понятно, что его небезграничное терпение вот-вот лопнет.

Доминика огляделась. Лаборатория сильно изменилась с ее последнего визита к чародею. Стены он покрыл причудливыми знаками, рунами, перенес одному ему известные заговоры на каменную поверхность. Окна были плотно закрыты, так что ни один случайный луч света не попадал в комнату. Свечи он тоже не зажигал, и перемещался в потемках, ориентируясь по памяти. Доминика осторожно протиснулась в помещение, выставила руки перед собой и аккуратным мелким шагом продвигалась вперед, пока глаза окончательно не привыкли к полумраку. Тогда-то она смогла рассмотреть друга: взвинченного, напряженного, с порывистыми отточенными движениями. На лице не было ни глуповатой улыбки, ни привычного кокетства, только собранность, как будто все свои внутренние силы он тратил на то, чтобы держать себя под контролем. Доминика вдруг поняла причину тревожности Васссы. Ей и самой было бы страшно засыпать под боком у такого человека, но Васса старательно ждала его каждый вечер, относила ему еду и надеялась, что в какой-то момент все придет в норму.

— Как ты? — спросила она, пытаясь вложить максимум смысла, горечи, усталости в эти слова. Куно поднял на нее глаза и понимающе улыбнулся.

— В порядке. Привыкаю понемногу.

Он знал, что они заметили, как его перебило с той ночи. Может, они даже догадывались, что он толком забыл, как спать. Что любой звук заставляет его голову раскалываться, словно с каждым звуком молния бьет в землю у самых его ног. Что каждое прикосновение обжигает. Но что они никогда не узнают, это что в ту ночь его голову наполнила не только странная злобная разрушительная сила, но и знания. Неупорядоченные, как будто переданные ему наспех, оставленные в его памяти ураганом и требовавшие применения. И Куно старался обуздать эти знания, рвавшиеся наружу, но так, чтобы никому не навредить. Но рассказать кому-нибудь, даже Доминике, он не мог. Стоило ему только попытаться, слова застревали в горле и душили его до бессильных слез. Иногда ему казалось, что он видит в глазах Доминики понимание, словно стоит ей дать небольшую подсказку, и она поймет, что с ним происходит. Но она только жалела и боялась лишний раз его потревожить.

— Ты похудел.

— А вот тебе регулярный секс пошел на пользу. Задница однозначно подтянулась, — осклабился Куно. — Повезло Ладвигу. Или Эдвину? Я немного запутался. Половина прислуги убеждена, что Эдвин не вылезает из твоей постели, другая считает, что ты с причиндала Ладвига слезаешь только затем, чтобы сделать пи-пи.

— Какая гадость.

— Формулировка не моя, цитирую автора. Как бы там ни было, я очень за тебя рад, если и ты рада. Так все-таки Ладвиг?

— Да.

— Славненько, вы мило смотритесь вместе. Очень… гармонично. Да и стоите друг друга. Так ты всерьез планируешь отказаться от своих грандиозных планов и посвятить себя служению на благо Северу?

— От этого теперь зависит и твоя жизнь, — только и ответила она. Куно благодарно улыбнулся и приобнял ее за плечи, вдохнул тонкий аромат волос, с огромным усилием перебарывая желание потереться о нее щекой, взять за руку. Но стоит ему это сделать — его опять переполнит эта странная жуткая энергия.

— Я надеюсь, когда мы со всем разберемся, дела снова пойдут нормально, — вымученно улыбнулся он. — Мы же и не рассчитывали, что в нашей жизни что-то будет легко.

— Конечно, нет. Ладвиг показал, где будет поселение. Ты сможешь построить себе отдельный дом, если тебе тяжело… быть среди людей. Ладвиг даст строителей и камень.

Куно махнул рукой.

— Я один смогу отстроить тебе небольшой городок. Личную башню не гарантирую, но особнячок на десять комнат — вполне.

Комнату наполнил терпкий аромат сушеных трав, которые Куно распаривал, пока не получился насыщенный лиловый отвар. Он еще раз проверил субстанцию и скомандовал Доминике готовиться. Принцесса послушно села возле зеркала и принялась накладывать макияж. В потемках результат был не очень виден, но она старалась. Пока она приводила себя в порядок, Куно поставил за ее спиной еще одно зеркало, зажег несколько свечей. В отблеске желтоватого пламени его лицо стало напоминать восковую маску, вылепленную нетвердой рукой. Доминика, как могла, заставляла себя не смотреть. Вместо этого она впилась взглядом в глаза своему отражению. То ли макияж удался, то ли Куно был прав в своих замечаниях, и отношения с Ладвигом шли ей на пользу, но что-то однозначно изменилось. Из глаз пропал страх быть раскрытой. На его место пришла спокойная уверенность, и она украшала лучше, чем корона или скипетр.

Куно щелкнул пальцами. Отражение пошло волнами, по кромке зеркала рассыпались искры, а затем центр зеркала затянуло дымкой, в которой то и дело угадывались лица спящих людей. На Юге уже была глубокая ночь, и чародеи (почти все) мирно спали в своих кроватях. Видели сны. Именно этим и хотел воспользоваться Куно.

— Ты помнишь все, что нужно сказать?

Доминика кивнула, с недоверием поглядывая на зеркала. Куно ответил ей таким же кивком и поднес к ее губам настой. Принцесса сделала несколько глотков, Куно буквально влил остатки в ее горло. Каждая мышца сопротивлялась терпкому горькому вкусу, а затем все тело застыло, словно каменная статуя, только мозг охватило пламенем. Сознание, запертое в теле, как в клетке, металось, просилось наружу, и вдруг почувствовало путь. Словно кто-то звал ее, указывал дорогу.

«Тише, тише», — голос Куно звучал внутри ее головы. Доминика замотала головой, пока зрение не прояснилось. Она увидела себя, сидящую неподвижно между двух зеркал. Глаза открыты, глядят неподвижно в отсутствующее отражение, словно в попытке рассмотреть конец зеркального коридора.