Он подъехал к хижине, припарковал снегоход и слез с него, и меня охватил холод, как только тепло его тела покинуло меня. Он подхватил меня, прежде чем я успела пожаловаться, поднял на руки и прижал к груди, на его лице была каменная маска. Мои конечности были в синяках и кровоподтеках, на мне было достаточно свежих порезов, и они жалили на морозном воздухе. Но я не чувствовала ничего из этого, так же как не чувствовала адреналин, текущий по моим венам, или счастье, ласкающее мое сердце от осознания того, что еще два моих монстра были жестоко изгнаны из этого мира. Орвилл и Фарли больше никогда не будут преследовать меня. Николи позаботился об этом. И я благоговела перед ним за то, что сегодня он стал моими кулаками, моей броней.

Он толкнул сломанную дверь, которую выбили Пятеро, и Тайсон спрыгнул с кровати, слегка приподняв заднюю ногу. Мое сердце сжалось при виде раны на ней, и я издала звук боли.

— С ним все в порядке, — прорычал Николи, и от его дыхания у моего уха по коже побежали мурашки. — Ничего серьезного, он крепкий. — Тайсон прижался к ногам своего хозяина, а затем направился к разбитому дверному проему и уселся там, словно готов был охранять нас от всего плохого, что снова придет сюда. Но ему это было не нужно. Единственным человеком, который мог бы прийти за мной сейчас, был Дюк, но он, вероятно, истекал кровью где-то на полпути вниз по горе. Если ему не окажут медицинскую помощь в ближайшее время, он не выживет. Я надеялась, что он свалится со своего снегохода перед рассветом и вороны склюют его, когда он не сможет подняться. По крайней мере, это будет для него справедливостью, которую я ему предназначала. Это была настолько ужасная смерть, что даже ее образ доставлял мне некоторое удовлетворение.

Николи поставил меня на ноги, подвинул сломанную дверь и подпер ее стулом, чтобы закрыть дверной проем, а затем разжег огонь, чтобы пламя разгорелось. Затем он взял меня за руку и прошел в ванную, закрыв за нами дверь. Тишина в комнате заставила меня вздохнуть с облегчением. Мы были в безопасности. Дома.

Мои глаза закрылись, и я прислонилась к Николи, просто наслаждаясь тем, что я свободна. Я не встретила свой конец этой ночью. И казалось, что, возможно, есть реальный шанс, что мне не придется умереть на этой горе. Возможно, там, у подножия, меня действительно ждала жизнь. Но сегодня все, чего я хотела, это находиться здесь с моим воином и смыть кровь моих врагов с нашей плоти.

Он поднял руку, большим пальцем провел по моей челюсти, осматривая меня. Он сердито зарычал, так как я, очевидно, не прошла аттестацию, и я не очень удивилась. Должно быть, я выглядела испуганной, но когда его темный взгляд окинул меня, я улыбнулась. Не имело значения, как мне было больно, я стояла здесь только из-за него.

Его глаза остановились на моих губах, и он нахмурил брови.

— Я не уверен, что когда-либо в жизни боялся так сильно, как сегодня за тебя, — признался он, и от его слов у меня покалывала кожа. Откуда взялся этот спаситель? Почему он так смотрел на меня? Как будто я была больше, чем ничто, словно я была всем.

Он отвернулся от меня, начав набирать воду в большой квадратной ванне, а я подошла к зеркалу и осторожно стянула с себя одежду. Я не хотела оставаться в вещах, которые были наполовину содраны с моего тела. Я хотела сбросить их, как вторую кожу, и выпустить ужасы этой ночи через действие. Стоя обнаженной перед зеркалом в ванной, я оценила свои повреждения. Я редко смотрела на себя здесь. Это было не то, к чему я привыкла, и я никогда не понимала пользы от этого. Но сейчас я могла увидеть это. Кровь, усеявшая мою плоть, как веснушки, оживила мое лицо. Я могла видеть части своего тела, которые пополнели за то время, что я провела с Николи, и то, что меня хорошо кормили. Я была… красивой. Даже с синяками и шрамами. И особенно с кровью моих демонов, покрывшей меня краской воина. В моих глазах не было страха, как я часто чувствовала, только жизнь и надежда, и, возможно, что-то более глубокое, что я не смогла бы выразить словами, даже если бы у меня был доступ к голосу.

— Я бы сказал, что ты лишаешь меня дыхания, Уинтер, но это не совсем верно. Ты отнимаешь у меня все легкие, а вместе с ними и сердце.

Я повернулась к Николи с подрагивающим от волнения животом, его глаза смотрели на меня, и в его взгляде была такая свирепость, которая наполнила меня силой и заставила улыбку расшириться. Он не попросил меня прикрыться, как часто делал. Возможно, он знал, как важно сейчас для меня быть свободной от одежды, от цепей, от всего.

— Иди сюда, залезай, — он протянул мне руку, когда от ванны пошел пар, и я придвинулась к нему, вложив свою ладонь в его.

Я поморщилась, когда залезла в нагретую воду, но боль была странным образом похожа на бальзам. Сегодняшняя ночь наложила на меня свое клеймо во всех возможных смыслах, и я хотела найти еще больше способов сохранить его.

Николи выпустил мою руку, но я снова поймала ее, требуя, чтобы он следовал за мной.

Он посмотрел на меня, нахмурившись, и я указала на рану на его бедре, затем на воду. Он понял, что я имею в виду, хотя по его лицу этого не было видно.

— Куколка… — пробормотал он предостерегающе. — Я должен уйти.

Я покачала головой в знак отказа, снова взяла его за руку и скользнула глубже под воду, так что моя грудь была прикрыта, а волосы рассыпались вокруг меня в море красного цвета.

Он наблюдал за мной, как ястреб в небе, но я не была невинным созданием, которое ждет, чтобы его схватили когти, я была хищником в своем собственном смысле. Жаждущая крови, как и он, и готовая при любой возможности последовать за ним на охоту. А он, в свою очередь, следовал за мной. Судя по выражению его лица, он знал это так же хорошо, как и я.

Он отпустил мою руку и стянул с себя рубашку, обнажив рельефные мышцы своего тела и шрамы, оставшиеся на нем от его прошлого. От вида его обнаженной плоти мой желудок сжался, а язык обмяк. Он потянулся к своему ремню, медленно расстегивая его, словно сомневаясь, но его глаза оставались на моих, ожидая, что я скажу ему остановиться. Но я этого не сделала.

— Ты так и будешь сидеть и смотреть на меня, дикарка? — спросил он с ухмылкой, пляшущей вокруг его рта.

Я легко кивнула, и он разразился раскатистым смехом, от которого по моему телу пробежала дрожь.

— Как хочешь, — пробормотал он, расстегивая джинсы и спуская их вниз. Затем он снял боксеры, не пытаясь отгородиться от меня.

Я закусила губу, глядя на его твердую длину, доказывающую его желание. Мое сердцебиение участилось, когда он залез в ванну и опустился в нее напротив меня. Вода окрасилась в красный цвет от крови, смытой с нашей плоти, и мы купались в ней вместе, как два солдата, вернувшиеся после битвы.

Я двинулась к нему инстинктивно, осознавая, что рана на губе снова разошлась после того, как я ее прикусила, и привкус железа наполнил мой рот, когда я провела языком по порезу.

Грудь Николи вздымалась, когда я придвинулась к нему, и я взяла губку с бортика ванны, намочив ее в воде. Я поднесла ее к его лицу, смывая кровь, затем перешла к плечам, а потом скользнула по груди. Он поймал мою руку, его глаза потемнели, когда он выхватил губку из моих пальцев и дернул подбородком в знак того, чтобы я села обратно.

Мое сердце заколотилось, и разочарование переполнило меня, когда я снова села на дальний край ванны, закусив губу, чтобы остановить кровотечение. У меня перехватило дыхание, когда Николи последовал за мной по воде и взял мой подбородок в свои руки, его прикосновение было таким нежным, что казалось перьями на моей плоти.

— Сегодня ты ни за кем не ухаживаешь, — настаивал он, его пальцы скользнули к моему уху, где он заправил прядь волос за него. — Я буду ухаживать за тобой, ты меня поняла? — его глубокий и властный голос зажег мои вены, и я легко кивнула, желая этого. Обо мне никогда не заботились так, как заботился Николи, и сегодня я хотела стать его подопечной, а он хотел стать моим защитником. Даже если это не будет продолжаться вечно.