Дейв чуть заметно поморщился, приказ, а более того, непререкаемый тон, коим он был озвучен, пробуждал демона противоречия в душе свободолюбивого сыщика, но Эмили пропустила привычную бабушкину резкость мимо ушей, услышав отчаянную мольбу несчастной одинокой женщины:

— Конечно, бабушка, мы тебя не оставим. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — повторила герцогиня, отворачиваясь к окну и незряче глядя в зимнюю тьму, которую не могли разрушить даже фонари подъездной аллеи. Почтенной леди нужно было обдумать свой следующий ход, и в общих чертах она уже представляла, что и как будет делать.

Утро в каждом доме начинается по-своему. Где-то первыми просыпаются домашние любимцы и начинают скакать по комнатам, с размаху запрыгивая на кровати, а то и прямиком на животы и спины спящих хозяев, дабы те, обороните боги, не проспали самое главное: трапезу. Где-то, чихнув или улыбнувшись рассветным лучам, открывают глазки дети и начинают, кто тихонечко, дабы родители не услышали, а кто и шумно, бурно радуясь жизни и новому дню, свои мегаважные дела, такие рутинные и пустяшные с точки зрения разучившихся радоваться и удивляться взрослых. В домах посолиднее первыми просыпаются слуги, чтобы успеть приготовить завтрак, набрать ванну и растопить камины к пробуждению господ. В замке Северная звезда слуги обычно просыпались в половине пятого утра, в этот же ненастный день, когда злая колючая вьюга стучала в ставни и выла в трубы, требуя впустить её в дом, и вовсе поднялись в четыре часа. Ещё бы, гостей-то в замок сколько прибыло, а дополнительных слуг герцогиня нанимать не стала, сказала, сказала, ни к чему ей лишние траты, три горничные да кухарка с экономкой и сами справятся! Седая экономка, мадам Эжени, на три года старше самой Элеаноры, пыталась было намекнуть госпоже, что было бы неплохо нанять хотя бы парочку лакеев, которые прислуживали бы мужчинам. Только вот герцогиня Вандербилдт резко ответила, что приглашённые мужчины все без телесных недугов и с парным набором верхних и нижних конечностей, а потому одеться и раздеться смогут самостоятельно. Спорить далее с госпожой мудрая экономка не посмела, однако на всякий случай держала на примете двух смышлёных и симпатичных пареньков из ближайшей деревни. Так, на всякий случай.

Горничная Амина, которая в ненастье всегда чувствовала себя разбитой, тоже не отказалась бы переложить свои обязанности на кого-нибудь другого, только где же найдёшь такого простачка? Да и миледи за самовольство из замка выгонит, предварительно всю душу вынув многочасовыми нотациями, больше похожими на изощрённое унижение. Горничная широко зевнула, вяло прикрыв ладонью рот и шаркая ногами поплелась в сторону роскошной лестницы, ведущей в покои господ. Вдруг под ноги женщине подвернулся какой-то предмет, отчего Амина споткнулась и рассыпала приготовленный для растапливания каминов уголь. Экая напасть, право слово! Что это господа благородные накидать успели, она же лично, уже после того, как все леди и лорды по спальням разошлись, всё проверила, дабы и пылинки не осталось?! Предметом, так неудачно подвернувшимся под ноги, оказалась дамская туфелька, довольно поношенная, с вытертым носочком и невысоким каблучком. Сломанным, как оказалось.

— Ишь ты, — прошептала Амина, вертя в руках туфлю и напряжённо раздумывая, что теперь с этой находкой делать, — кто это у нас из замка так бежал, что даже обутку потерял? Да ещё и среди ночи?

Горничная растерянно обвела взглядом коридор и судорожно вздохнула, подавившись криком. Под лестницей распласталась нескладная угловатая девушка, чьи огненно-рыжие волосы казались зачарованными, потерявшими подвижность языками пламени. Широко распахнутые светло-карие глаза девушки не мигая смотрели на Амину, которая молча, не отводя глаз от страшной находки, пятилась прочь, беззвучно шепча трясущимися от страха губами оберегающие молитвы. Под ноги горничной подвернулся кусочек угля, Амина не удержала равновесия, шлёпнулась на пол и заверещала так, что её воплю позавидовали все противотуманные сирены, а охотники, обливаясь слезами, сожгли свои такие тихие, практически бесшумные, охотничьи рога. Наверху захлопали двери, зазвучали встревоженные голоса благородных леди и лордов, которые не привыкли к столь специфическим видам побудки. Лорд Дэвид слетел с лестницы, перепрыгивая сразу через две ступеньки, за ним спешила и сама леди Эмили, которую Амина помнила ещё совсем маленькой девочкой.

— Успокой её, — крикнул Дейв жене, а сам склонился над безжизненно распростёртой под лестницей девушкой. — Проклятие…

— Что там, Дейв?

Эми одной рукой нежно приобняла продолжающую голосить горничную, а другой сунула ей под нос флакончик с нюхательной солью. Амина порывисто вздохнула, закашлялась и наконец умолкла, продолжая бессмысленно таращить глаза и время от времени судорожно вздыхая.

— Что там? Что случилось? — вопрошали сгрудившиеся наверху лестницы гости герцогини Вандербилдт, но вниз благоразумно не спускались.

— Всем оставаться наверху! — на всякий случай рыкнул Дэвид, взмахом руки выпуская рой магических искр, призванных защитить место происшествия от любопытных глаз.

Гости недовольно ворчали, но спорить с королевским сыщиком, да ещё и сыном самого настоящего корсара, всё же никто не решился. Никто, кроме двух женщин: величественно выплывшей из спальни хозяйки дома, для коей чьё бы то ни было чужое мнение, даже самого короля, законом не являлось и бледной, трясущейся, словно желе на блюде неаккуратного лакея, леди Ольгерды. Русоволосая пышнотелая дама колобком скатилась по лестнице, бухнулась на колени рядом с защитным барьером и заголосила, обхватив голову и время от времени яростно дёргая себя за волосы:

— Дочка, дочка, доченька-а-а-а!!! Да что же такое делается-а-а-а?!!

— А ну, замолкла, — холодно приказала герцогиня Вандербилдт, кончиком домашней туфли толкая леди Ольгерду в бок. — Что же ты о своём родстве раньше молчала, пока девчонка жива была?!

Леди Ольгерда подняла красное, измятое горем и мокрое от слёз лицо, завопила, брызгая слюной и срываясь на пронзительный, режущий уши визг, на который печальным звоном отзывались подвески на хрустальной люстре:

— Да потому и молчала, что знала, как к моей дочери относиться будут! Что каждая тварь, которой повезло родиться в законном браке, будет перед ней нос задирать и благородную из себя корчить! Вот я и молчала, чтобы доченьку мою никто обидеть не смел, чтобы жизнь у неё лучше моей была!

Дэвид, проводящий внимательный осмотр тела погибшей девушки (у бедняжки оказалась сломана шея), негромко вздохнул и покачал головой. Какими бы благими ни были намерения леди Ольгерды, до добра они совершенно точно не довели. Во-первых, девочка погибла, во-вторых, судя по свежим синякам и ссадинам на теле, перед смертью её жестоко избили (а не поэтому ли леди Оливия неслась по лестнице, в прямом смысле слова, сломя голову?). В-третьих, помимо свежих следов, было ещё и много старых, уже бледно-зеленоватых синяков, застарелых шрамов, что вкупе с общей пришибленностью девушки ясно указывает на то, что её избивали и прежде. Дейв нахмурился, поднял голову, встречаясь взглядом с холодным взором герцогини:

— Куда можно отнести тело?

Элеанора с вызовом вскинула голову, отчеканила, ничуть не заботясь о том, что её слова эхом разлетаются по коридору, рядом с ней поскуливает мать погибшей девушки, а наверху сгрудились жаждущие пикантных подробностей гости:

— К Вашему сведению, милорд, мой замок предназначен для живых, а не покойников. Единственное, что я готова сделать — приказать слугам как можно быстрее закопать эту падаль.

Леди Ольгерда дёрнулась, точно её плетью с размаху хлестнули, в покрасневших и припухших от слёз глазах молнией сверкнула лютая воистину звериная злоба, не укрывшаяся от внимания королевского сыщика и самой герцогини Вандербилдт, с ядовитой усмешкой продолжившей:

— А если кто-то с моим решением не согласен, пусть знает, что все приглашённые в мой замок включены в моё завещание. Разумеется, пока все включены. Если кто-то будет вызывать моё неудовольствие, то он лишится наследства, а его доля будет поделена между всеми оставшимися. Что ещё? Ах, да… Доля погибшей будет разделена поровну между всеми остальными гостями. Ещё вопросы есть?