Есть люди, которым важнее всего видеть. Среди прочих чувств зрение занимает в их жизни центральное место. Есть люди, предпочитающие иные способы познания. Слух. Обоняние. Вкус.

Я чувствую мир кожей. Чтобы увидеть, понять, почувствовать и запомнить, мне нужно дотронуться. Я кинестетик-наркоман.

В знаковые моменты моей жизни, я всегда ищу ладонью рельефный след происходящего. Я прикасаюсь, и этот след остается в моей памяти навсегда. Я уношу это с собой. Колючую шероховатость штукатурки, холодную гладкость шелкового шарфа, латунную звонкость поручня, податливую упругость волейбольного мяча. Я касаюсь, пробую на сопротивление – поддастся ли? Скребу ногтем, пытаясь извлечь тот полузвук-полуощущение в кончике пальца.

Людей я вижу так же. Пушистая мягкость маминых волос. Сухая, теплая твердость папиной ладони. Колкость деталей конструктора на полу Ромкиной комнаты – больно ступать босой ногой.

Что для меня Токио? Наощупь он похож на музыкальную шкатулку. Гладкое теплое дерево, затейливая резьба, острые металлические шестеренки, вибрация работающего механизма и музыка. Вдыхая утренний аромат кофе, влажный запах тумана и рыбных рынков, ведя рукой по каменным стенам и кирпичным заборам, покрытым вьющимся плющом, я чувствую его ритм. Токио никуда не бежит, он по-восточному спокоен и размерен. Он движется слаженно, но ритм не затихает. Урбанистическая махина ворочается под ногами. Токио поет своими рекламными экранами, уличными торговцами, даже мусорными фургонами. И этот ритм во мне. Я чувствую его кончиками пальцев, я приняла его, переняла его и живу с ним.

С чего начинаются истории?

Наверное, срабатывает крошечный, незаметный спусковой механизм. Щелкает взведенный курок, падает вниз песчинка, катится, шурша по склону. Толкает один за другим более крупные камни, те в свою очередь толкают другие. Лавина несется вниз, сметая все на своем пути, и вот я уже сижу в самолете, летящем в страну, которую я никогда не видела, и о которой не знаю ничего. Если бы я пошла к гадалке прошлым летом, смогла бы она предсказать это? Сказала бы – детка, да у тебя январский билет в Токио на носу, пакуй чемодан и учи японский?

Никогда не любила тесты. Особенно из серии "опиши себя одним словом". Но трудности укрепляют дух, не так ли?

Если бы я взялась описывать сама себя, то в голову бы приходили не самые приятные слова.

Беззаботная. У меня незакрыта сессия, мне полагается готовиться к пересдаче и похрустывать гранитом науки холодными вечерами. Но я этого не делаю. И меня это не слишком волнует. Оценки вообще занимают в моей жизни очень мало места.

Злопамятная. Лучшая подруга не позвала меня с собой на новогоднюю вечеринку. Прошло уже две недели, но до сих пор от одной мысли об этом у меня руки сжимаются в кулаки от злости и унижения. Мы собирались идти вместе, но в последний момент Рита внезапно изменила планы, забыв поставить меня в известность.

Мы сидели с парой одногруппниц, пережидая время до очередной консультации. Рита увлеченно чатилась с кем-то, периодически мечтательно поднося смартфон к подбородку. И вдруг спросила:

– Ты уже определилась, куда идешь на новый год?

Она произнесла это так небрежно, словно выдула пузырь жвачки. Она знала, что я собиралась пойти с ней. Она знала, что перед кучей людей я не стану это обсуждать.

Мне стоило ответить, какого черта, разве мы не идем вместе? Чтобы все посмотрели, как она удивленно хлопает глазами и тянет – наверное, ты меня не так поняла.

Возможно, мне не стоило обижаться вообще. Поговорить с ней позже, прояснить ситуацию, не спешить с выводами. Но у меня не было сил и желания в это ввязываться, в наших отношениях я была прицепом, который энергичная Рита таскала за собой. Устраивать с ней публичные сцены было глупо и небезопасно.

Я промямлила, что еще не в курсе иду ли вообще куда-то, да и мама грозила устроить мне домашний арест из-за оценок. Все понимающе засмеялись.

С тех пор я с ней не разговаривала. Более того, я удалила ее из друзей в соцсетях и заблокировала в телефоне. Это, несомненно, незрелый поступок, но в результате я почувствовала себя легче. И немного хозяйкой ситуации что ли.

Бесхребетная. Я знаю, что как только начнется учеба, мы снова будем общаться. Я просто не смогу вынести напряжения, которое возникает, когда в одном помещении находятся два человека рассерженные друг на друга. Худой мир лучше доброй ссоры, как-то так.

Одинокая. Это определение каждого второго, я понимаю. Но в моем случае одиночество скорее преднамеренное. Нельзя сказать, чтобы я делала так уж много, чтобы люди меня понимали, и я понимала их.

Возможно, я наоборот старательно отталкиваю окружающих, а потом с чувством страдаю от недостатка общения. Я интроверт самопереученный в экстраверта. Мне вполне достаточно самой себя, но если люди мной не интересуются, я чувствую себя неудачницей. Тогда я изо всех сил имитирую социальную активность. Поздравляю друзей с днем рождения в соцсетях, шлю милые смс, улыбаюсь и петросяню при встрече. У меня заводится парень, и я даже испытываю к нему какие-то чувства. Друзья мне радостно звонят и целуют в щеку при встрече.

А потом что-то во мне ломается, перенасыщение общением. И все летит в тартарары. Я замкнута, отношусь к друзьям как к помехе, я не могу себя заставить взять трубку и днями слушаю музыку, смотрю телевизор и читаю книжки. Просто эталон подростка-задрота.

Может быть, меня стоит посадить на таблетки? Это было бы неплохим решением, я встаю утром, принимаю пилюлю счастья из красивой коробочки, и дальше все идет как в рекламе йогурта. Все улыбаются, я одета в кашемировый свитер, мама в накрахмаленном фартуке жарит блинчики, папа возвращается из командировки и брат бросается к нему на шею с радостным визгом. Бойфренд встречает меня возле универа, поигрывая мускулами, подружки стайкой щебечут вокруг. Меня затошнило.

У меня есть и положительные качества. Наверное.

Я симпатичная, у меня нет проблем с лишним весом и среднестатистический размер ноги. Я легко приспосабливаюсь к любым обстоятельствам и почти с каждым человеком найду, о чем поболтать. Я хорошо танцую. Я быстро собираюсь по утрам.

Что я могу еще? Чего я стою? В тот день ответы на эти вопросы казались далекими, как декабрьские звезды. Я забралась на последний этаж шестнадцатиэтажного дома, что стоял рядом с нашей старенькой пятиэтажкой. Дверь на пожарную лестницу закрыта, но если выйти на двенадцатом и подняться пешком, то можно попасть на технический балкон последнего этажа. Просто сидеть там, слушать музыку и смотреть на вечерние дворики внизу. Я часто пользуюсь этим, когда на душе мерзко, как было в тот день.

Я сидела, высунув ноги между прутьями и прижавшись лбом к холодному металлу. На секунду возникло желание по-детски лизнуть мерзлый прут. Внизу припозднившиеся горожане несли елки. Каменные беседки выглядели игрушечными. Новый год я видимо встречу дома с мамой и братом. Двоюродная сестра звала присоединиться к ним после полуночи, и я собиралась воспользоваться ее приглашением.

В этот момент мне позвонил отец.

Мой отец уже полгода живет в Токио. Он – радиоинженер, работает в компании связи, учавствует в разработке новых устройств и дежурит по станции. Ему нравится Япония, но я по нему очень скучаю. Мама с братом летали к нему три месяца назад, но я не видела отца с июня. То ли из-за этого, то ли из-за ссоры с подругой мой голос звучал особенно подавленно.

– У тебя все в порядке, милая? Это из-за сессии?

– Нет, пап, все нормально. Просто немного замерзла, – я шмыгнула для убедительности носом.

– Слушай, Нина, брось хандрить, мне бы твои проблемы. Каждый день по работе я бьюсь лбом о неизвестные ошибки, которые кроме меня никто не устранит. Я бы с удовольствием поменялся на твою сессию или другие подростковые штучки.