«Дикий эксперимент» Строкина, как говорила тогдашняя завуч Шарова, продолжался. Сам Леонид Андреевич не называл обучение родителей экспериментом. Поначалу у занятий и названия-то не было. В конце января он позвал в кабинет Диму, Лизу, Костю и Артёма и предложил им поддержать родных: сыграть к Восьмому марта совместный небольшой концерт прямо в холле перед остальными родителями и детьми. Ответственной за проведение «Вечера домашнего музицирования» директор назначил Женю. Кажется, она не волновалась так… да никогда она так не волновалась.

Сначала взрослые отказались наотрез:

– Мы же ещё не умеем, чего позориться-то.

Потом рьяно включились в работу, взяв с Жени клятву, что она не выпустит их на сцену, если почувствует, что всё плохо. Педагоги помогли подобрать небольшие простенькие пьески, чтобы получились семейные дуэты, да и сами изъявили желание поучаствовать. Пелецкая, например, сказала, что давно собиралась поиграть что-нибудь вместе со своими собственными детьми, да как-то откладывала. А аккомпаниатор Маргарита Генриховна с внуком, флейтистом Славой Антиповым, даже пришли к Жене в кабинет, требуя включить их в программу, потому что уж их-то семейному дуэту чуть ли не двадцать лет. Для репетиций использовали любое свободное время, включая выходные.

За неделю до концерта начинающие музыканты дружно фальшивили, сбивались с ритма и забывали ноты. В воздухе актового зала, куда участники концерта собрались на репетицию, висело напряжённое отчаяние.

– Как у вас дела? – заглянул в зал Строкин. – А чего вы такие расстроенные?

– Да вот не получается у нас! Пустая затея! – высказал вслух общую мысль папа Артёма. А Женя горестно кивнула, соглашаясь с его словами. Ей страшно не хотелось подводить директора, но выпускать на сцену музыкантов, которые играют так, как сегодня, нельзя ни в коем случае.

– Может, отменим концерт, – робко предложила бабушка Кости.

– А вы как думаете? – спросил Леонид Андреевич у детей.

– Я хочу сыграть с мамой, – сказал Дима. – Мы столько репетировали! Мам, ну ты чего?

– Мы хотим концерт, – согласились с ним остальные дети.

– Друзья мои взрослые, – выслушав их, сказал директор. – Знаете, что нужно делать, когда вы учитесь играть на музыкальных инструментах?

– Больше играть нужно, – вздохнул папа Артёма, – это-то понятно. Только когда?

– Есть одно волшебное средство, – Леонид Андреевич сделал паузу, обвёл взглядом притихший зал и улыбнулся Жене. – Иногда нужно отложить инструменты и отдохнуть. На улице такой снег пошёл, пока вы тут репетировали! В нашем городе чистый снег пропускать нельзя! Всем срочно гулять! И вам, Евгения Александровна, тоже. Это приказ. А когда соберётесь в следующий раз – у вас обязательно получится!

Снег и в самом деле оказался волшебным: с неба сыпались огромные пушистые хлопья, и город, постепенно укрываясь белым, становился уютным и своим. Женя неторопливо шла домой. Именно тогда, под снегом, она решила, что если Леонид Андреевич… словом, она не против стать для него не просто сотрудником, а чем-то большим. Если она не ошибается, что директор к ней неравнодушен. А она не ошибается.

Концерт через неделю прошёл успешно. Родители и дети отлично справились и заслужили бурные аплодисменты. Женя на радостях даже обняла Строкина, чем смутила его не меньше себя самой. Участники остались пить чай с тортом, испечённым Пелецкой специально по такому случаю.

А в холле ещё какое-то время слышалось:

– А всем родителям можно записаться?

– Мама, ты же хотела научиться. Давай ты тоже заниматься будешь!

– Папа, я тебя научу!

Так постепенно сложилась традиция. Педагоги встречались со взрослыми учениками раз в неделю. Дети с некоторой долей превосходства, но по-доброму, включились в процесс консультирования обучающихся родителей. В «НеобыЧайной» завели стеллаж со сборниками несложных нот, для занятий разрешили пользоваться кабинетами, в которых уже кончились уроки, а примерно раз в месяц продолжили устраивать вечера домашнего музицирования в холле.

В пятницу Женя обошла всю школу, составляя программу сентябрьского концерта. У кабинета теоретических дисциплин её поймал Велехов.

– Евгения Александровна, хотел узнать: нужно ли мне дежурить в выходные?

– Нет, Герман Владимирович, в эти выходные мы идём слушать Баха под звёздами.

Ольга

– Бабушка, я тоже хочу слушать Баха под звёздами! Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Мы ведь пойдём? – Сёма стащил с себя кроссовки, не развязывая шнурков, и теперь скакал возле Ольги и Строкина по прихожей в одних носках с рисунком собачьих лап. – Леонид Андреевич сказал, что можно, если ты пойдёшь с нами. Ты же пойдёшь, да?

Ольге с утра нездоровилось: подскочило давление, голова пульсировала болью. Сил хватило только на то, чтобы встретить внука из школы. Сёма в молчаливом отчаянии съел суп и приготовился плакать в своей комнате от жалости к бабушке, лежащей на кровати с закрытыми глазами, и к себе, потому что пропускал специальность. Жалость к себе была сильнее. А это неправильно. Но ведь с бабушкой ничего страшного не должно случиться!

Мучимый раскаянием Сёма пришёл в комнату Ольги, сел в ногах на кровать и тяжело вздохнул.

– Сегодня специальность? – через силу заговорила бабушка. – Надо позвонить Лёне, что мы не придём. Возьмёшь задание и дома позанимаешься, хорошо? Ну, не вздыхай, не вздыхай!

Строкин отозвался сразу и предложил:

– Так давай я его заберу. Как раз из администрации мимо вас поеду. Только привезти назад смогу поздно, после восьми. Если, конечно, Семён Михайлович не против пробыть в школе до конца дня.

Семён Михайлович был не против.

К вечеру Ольге полегчало. Она поднялась, приготовила ужин. А в половине девятого Сёма ворвался в квартиру, одержимый мыслью о новом невероятном приключении.

– Сёма, не скачи, пожалуйста! Лёня, о чём он говорит?

– Олечка, как здоровье? – спросил Строкин.

Сёма, услышав вопрос, перестал скакать, посмотрел виновато, прислонился к Ольге и затих.

– Ничего, получше, – Ольга потрепала Сёму по затылку, без слов давая понять внуку, что не обижается. – Так что там у вас с Бахом?

Ещё одна любимая традиция музыкальной школы № 2 заключалась в следующем. В субботний вечер в конце сентября, пока ночи не слишком холодные, ученики выпускного класса и некоторые старшеклассники по желанию вместе с педагогами и родителями собирались в школе, брали с собой спальники и карематы и отправлялись в степь, которая начиналась сразу за последними домами около остановки «3-я Степная».

Шли пешком километра два с половиной-три, потом разбивали лагерь. Разбивали – громко сказано. Просто бросали на землю коврики, разворачивали спальники, садились в круг. Раньше разводили костёр, кипятили в котелке воду на чай, жарили над огнём сосиски и хлеб на палочках. А в последние годы, когда степь стала гореть с завидным постоянством каждое лето, начали готовить чай на газовой горелке и брать с собой бутерброды. Газовую горелку доставал из потёртого рыбацкого рюкзака скрипач Потёмкин по прозвищу Броненосец. Собственно, и обустраивать-то в лагере больше было нечего.

За чаем и бутербродами поджидали ночь. Настоящую сентябрьскую ночь в степи, когда городские огни так далеко, что звёздное небо обступает куполом.

– Сёма, но ведь ты сам сказал, что традиция для больших, для выпускников, – засомневалась тогда в прихожей Ольга.

– А вдруг мама меня заберёт раньше, и у меня этого уже никогда не будет? – спросил Сёма.

Эти слова внука всё решили.

Оглядываясь назад, Ольга не без сожаления понимала, что её собственная судьба сложилась не слишком удачно. Не то чтобы значительно хуже других, но как будто без толку. Родной цех закрыли в связи с нерентабельностью, а она проработала там всю жизнь. С мужем давно разъехалась. Дочери недодала чего-то важного, коли та мечется между городами да мужиками.

Одиночество Ольгу не тяготило. Скорее, пугало всё больше и больше охватывающее безразличие. Не хотелось двигаться, разговаривать, готовить еду. Телевизор утомлял, книги перестали занимать. Ольга стала ловить себя на том, что подолгу сидит или стоит на одном месте, не шевелясь и ни о чём не думая.