А тем временем Синий бык все ревел посреди загона для скота. И при каждом его мычании хан и ханша не могли найти себе места, где бы можно было им обоим укрыться.

Однажды хан опять послал к Хан Тёгюсвеку своего слугу; тот сказал, что хан приказал нашему Хан Тёгюсвеку явиться. Пошел к ним Хан Тёгюсвек, а в их юрте была такая невыносимая вонь! Поглядел он, а они, оказывается, отправляли в юрте все свои надобности, так как из страха перед Синим быком боялись выйти из юрты.

— Боже мой, дорогой наш мальчик! — закричали они. — Дай ему все, что хочешь, и пусть этот Синий бык убирается!

Он вышел, дал своему Синему быку сожрать ровно половину подданных хана, а потом отпустил его. Синий бык с ревом понесся прямо на север.

А на следующее утро встал Хан Тёгюсвек и обратился к своей жене:

— Теперь пойди к своим родителям, навести их. Разве не говорятся:

Что до моей земли, то она далеко.

Что до моего народа, то он воинственен.

Гость, прибыв однажды, снова домой вернется.

Нёбо, пославшее дождь, снова прояснится.

Я вернусь к себе на родную землю.

Пошла его жена к своим родителям:

— Да, наш сказал, что мы теперь уйдем. Он сказал: «Иди к отцу и матери, навести их, а потом приходи!»

— Хорошо, ведь так и полагается, чтобы он вернулся, дитя мое! Хочешь взять что-нибудь из вещей? Хочешь взять что-нибудь из скота? — так сказал хан своей дочери.

— Ах, если мне что-нибудь понадобится, разве не моими будут вещи нашего Хан Тёгюсвека? А если я захочу держать скот, то есть ведь у него скот. А если уж хотите что-нибудь дать — что, если мне взять красную накидку моего отца? Что, если мне взять плетку моей матери с рукоятью из тамариска? Когда я отправлюсь в дальний путь, я могла бы укрыться накидкой от дождя. Когда я буду в пути, я могла бы держать плетку в руках.

Так попросила она накидку отца и плетку матери. Но они ответили:

— Ах, дитя мое, ну как же так? Это невозможно! Ведь мы, старые люди, пропадем тогда сами от дождя!

На это дочь сказала:

— Раз так, я не возьму ничего! — и вышла вон. Тут мать вернула ее и дала ей, одним глазом смеясь, а другим глазом плача, ту накидку вместе со своей плеткой. Дочь взяла все это и ушла.

На следующее утро Хан Тёгюсвек отправился в путь. Когда он поехал, за ним тронулся весь народ хана. Оглянулся хан Тёгюсвек, а за ним бегут, оба плача, хан и его жена, она — с медной поварешкой в руке, он — с укрюком. На месте осталась только юрта- Дворец хана — большая и круглая. А все остальное двигалось за ним.

«Ах, дочь моя, махни нам разок рукой!» — с этими словами бежали за ними оба — хан и его жена. Когда их дочь оглянулась и махнула разок рукой, часть людей остановилась. Но хан снова побежал им вслед, повторяя все те же слова, что и раньше: «Махни же нам рукой, дитя мое!»

Но на этот раз дочь не оглянулась. Когда оглянулся Хан Тёгюсвек, он увидел, что его народ с трудом следует за ним, толпа была слишком тесной и малоподвижной, слишком плотной для такого Долгого пути. И он сказал так:

— Ну, махни-ка одной рукой!

И когда он сказал так, жена его махнула одной рукой, и часть людей осталась.

Оглянулся опять Хан Тёгюсвек и увидел, что теперь за ним следует как раз столько людей, сколько нужно. Взял он тогда своих людей и поскакал, поскакал.

Проскакав какое-то время и прибыв на определенное место, сказал он своей жене:

— Да, теперь я поскачу вперед. А ты вели своему народу кочевать и Эр Дунгсаю вели тоже кочевать.

И оставил Хан Тёгюсвек своего младшего брата Эр Дунгсая, а сам двинулся в путь. Скакал он, скакал. Приехав на новое место, Хан Тёгюсвек расположился на ночь. И когда он спал, человек по имени Албын Джоданг, всегда стреляющий из-за шестидесяти горных хребтов, прострелил шесть его шейных позвонков и убил нашего Хан Тёгюсвека на том самом месте, где он улегся на ночь. И сказал тогда Большой соколино-серый со звездой Малому:

— Отправляйся теперь к ханше Тойлу Гоо! А я останусь здесь охранять его раны, чтобы уберечь их от червей, которых могут занести мухи!

С этими словами Большой соколино-серый со звездой встал над ним и стоял так, не сходя с места. Он обмахивал его своим хвостом, не давая мухам сесть на него и этим мешая червям съесть его.

— А еще где-то там живет Баахын Будуяасын, проезжай мимо, но ни в коем случае не показывайся ему, да! — сказал Большой соколино-серый конь со звездой своему Малому, не так ли?

Малый соколино-серый конь со звездой мчался, мчался, но — ничего не поделаешь — наступил день.

Проскакал он вблизи ламы Баахын Будуяасына, а лама Баахын Будуяасын был тот самый лама, который выходит, как только на земле становится светло, чтобы воскурить тринадцать жертв Алтаю.

Возжег он тринадцать курильниц и только хотел оглянуться, как мимо промчался Малый соколино-серый конь со звездой. Тут вскочил Баахын Будуяасын на Благородного желтого коня и погнался за ним. Догнав его, он поймал концом плети повод Малого соколино-серого коня со звездой, а потом сказал:

— Эй, ты! Где ты погубил моего старшего брата Хан Тёгюсвека?

Он ударил его раз плетью по голове и поехал за ним. Конь рассказал ему:

— Человек по имени Албын Джоданг, всегда стреляющий из-за шестидесяти горных хребтов, застрелил его. И Большой соколино-серый со звездой сказал мне: «Отправляйся к ханше Тойлу Гоо!»

— Да что там, туда ехать не надо, я сам отправлюсь к нему! — сказал лама Баахын Будуяасын и поскакал, поскакал. Приехали они туда и увидали, что Большой соколино-серый со звездой стоит над Хан Тёгюсвеком и охраняет его от мух и оводов. Тут подошел лама Баахын Будуяасын, отер ему кровь, приставил голову нашего Хан Тёгюсвека к телу, и, совершив обряд очищения, возжег он Алтаю тринадцать курильниц, а затем стал повторять свои священные тексты и наконец вернул нашему Хан Тёгюсвеку жизнь.

— Ах, как прекрасно я выспался, — сказал наш Хан Тёгюсвек, стал потирать себе лицо и голову и встал. Оживив Хан Тёгюсвека, лама сразу же сказал ему:

— Так-то и так-то, человек по имени Албын Джоданг, всегда стреляющий^-из-за шестидесяти горных хребтов, убил тебя.

И тогда они снова отправились в путь. Хан Тёгюсвек и Баахын Будуяасын вдвоем поскакали вперед и приехали в земли хана. Но, приехав туда, они увидели, что там все пусто: народ его давным-давно покинул эти земли. Травы земные были высотой до верхушек деревьев.

«Вот тебе и на! Ведь нет на свете никого, кто мог бы завладеть моей землей как добычей! Ведь нет на свете никого, кто мог бы победить богатыря Тайваган Улаана!» — думал Хан Тёгюсвек, придя на место, где стояла его юрта, и сел он там, глубоко задумавшись.

Когда Баахын Будуяасын подъехал к месту, где раньше стояла его юрта, и огляделся, он увидел, что там — вверх и вниз, вверх и вниз — летает клочок бумаги. Он пошел за ним и увидел, что бумага привязана к волосу и что-то на ней написано. Но когда Хан Тёгюсвек взял бумагу, то он прочел, что — ах — уже давным-давно Андалва, которого звали Девятиглавым Андалвой казахов, завладел его народом.

«Не преследуй нас! Живи здесь, на своей земле, в своей стране» — такое письмо написала ему ханша Тойлу Гоо. «Из девяти дажыыров арагы я сделала один дажыыр крепчайшего арагы. Я закопала его и мясо целого барана, — было там еще написано, — вырыла под очагом яму и все там спрятала»

Отрыли они тогда ее арагы в том месте и вытащили его: они ели оставленное ею мясо и пили ее арагы, и опьянели оба брата. А опьянев, братья сказали:

— Эй, куда это подевался хороший наш? Как бы то ни было, а он всегда будет наш! — И они стали хохотать, ударяя себя по коленкам.

— Будет и у нас еще радость! — В таком настроении были оба брата.

А тут как раз прибыл отставший от него в пути народ.