Мысль о прямой связи института городских приоров X–XI вв. в Задаре, Сплите, Трогире, Дубровнике с муниципальной системой duumviri принята большинством исследователей^[533]. Во главе системы самоуправления раннесредневекового города по-прежнему стояли два человека — «старший» (maior) и «младший» (iunior, minor), только теперь они избирались не сенатом, а скорее всего на общей городской сходке. Термин «приор» встречается уже в позднеантичных документах при обозначении лиц, возглавлявших scholae — профессиональные объединения населения римских городов^[534]. Вспомним также монастырских приоров, пополанских приоров XIII в. в В талии, наконец, приоров, возглавлявших отдельные «братства» (fraternitates) в далматинских городах XIV–XV вв.^[535] Во всех этих случаях под «приором» понимали лидера неформального сообщества, которое в той или иной степени противостояло общностям иного типа: муниципальной курии, мирянам, коммуне. Нейтрализм этого термина (приор — «первый»), видимо, способствовал его постоянному воспроизводству в тех общностях, которые избегали превращения подобной терминологии в титулатуру.

В связи с вопросом о времени введения приората в городах Далмации важно учитывать данные об основании и реставрации городских церквей. В надписях XI–XII вв. из Трогира и Котора идет речь о церквах, основанных приорами; они воздвигались частным образом членами приорских семей и служили местом их захоронения^[536]. Однако одна из надписей VIII в. на обломках церкви св. Марии на рынке в Трогире имеет существенную особенность: некий «князь» Констанций в 715–717 гг. отремонтировал церковь Св. Марии, воздвигнутую его предшественниками^[537]. Иначе говоря, храм, отремонтированный Констанцием, не был родовым — его воздвигли «предшественники», а не «предки». Таким образом, система наследственного приората в начале VIII в. в Трогире еще не оформилась. Приорат складывается скорее всего в середине VIII–IX вв., а наследственный характер приобретает в период наибольшего ослабления позиций Византии на Адриатике — в начале IX в.^[538] Известный по источникам с начала X в. приорат Задара оформился, несомненно, значительно раньше. В X в. в Задаре уже существовали приорские династии. Наиболее известной в Далмации X–XI вв. была задарская династия приоров Мадиевичей. Их сыновья и братья, не занимая никаких должностей, тем не менее подписывали городские документы прежде остальных нобилей (CD, I, s. 68, 98). Приоры имели тесные родственные связи с городскими епископами — нередко и приор, и епископ были членами одной семьи^[539]. Хотя приоры были одними из самых могущественных людей в далматинских городах, говорить об их стремлении к единовластию было бы преувеличением^[540]. Приоры не решали самостоятельно ни одного важного дела; даже распоряжаться причитавшимися им доходами с городских промыслов они могли только с согласия сходки горожан (CD, I, s. 206). Сила задарских приоров была существенно подорвана во второй трети XI в., когда Мадиевичи пытались добиться от Константинополя автономии для городов, намереваясь реально подчинить их своей власти. Один из задарских приоров во время очередного визита в Константинополь был но приказу Михаила IV Пафлагонянина заключен в тюрьму, где и погиб.

О времени пребывания приоров у власти для X в. нет надежных сведений. Известно, что в XI в. приорская должность была временной. В 1095 г. далматинский приор Драго находился пятый год в этой должности во время своего третьего приората (CD, I, s. 205): Возможно, срок исполнения приорской должности был пятигодичным. Во всяком случае, так обстояло дело в Равенне^[541]. О том, что эта должность не была пожизненной, свидетельствуют и упоминания о «прежних приорах», в том числе живых. Впрочем, нередко на посту приора оставались до самой смерти.

В целом для далматинского приората характерны следующие черты: 1) наследственный характер замещения должности; 2) нередко пожизненное, а в XII в., — во всяком случае, длительное пребывание на этом посту; 3) очевидное преобладание исполнительных функций над судебно-законодательными; 4) роль одного из важнейших системообразующих факторов городской административной структуры — все прочие органы самоуправления в значительной степени ориентированы в своей деятельности на приора (свидетельство недоразвитости коллегиального начала в городском самоуправлении IX–XI вв.); 5) смыкание с городским епископатом.

О судебных органах далматинских городов для IX–XI вв. известно мало, поскольку судьи в источниках выступают чаще всего в качестве свидетелей, вне прямой связи с исполнением своей должности. Да и судебные процессы вели не судьи, а епископ, приор, трибуны и другие нобили с необозначенными должностями. Таким образом, налицо растворение специализированной судебной коллегии в массе политически активных горожан. Необособленность судебной коллегии от прочих органов самоуправления характерна для относительно простых политических организмов со сравнительно единой социальной базой^[542]. Известно тем не менее, что в раннесредневековом городе судьи делились на «высших» и «низших», а возглавлял их так называемый «primas». Относительно судей и приоров можно, видимо, допустить определенную преемственность с аналогичными позднеантичными институтами, хотя эти должности приобрели немало специфических черт, присущих системе самоуправления раннесредневекового города. В полном смысле новыми ее институтами стали городская сходка и трибунат.

Сходка объединяла все взрослое мужское население города — богатых и бедных, клириков и мирян — и решала все наиболее важные вопросы городского управления^[543]. Неубедительными остаются попытки показать невозможность одновременного сбора большой массы людей^[544]. Во-первых, численность городского населения в Далмации до XIII в. не превышала 1,5–2 тыс. человек (т. е. среди горожан было не более 400–500 взрослых мужчин). Только в исключительных случаях (создание новой городской конституции, военное положение) на сходку являлись крестьяне из округи (тогда число участников сходки могло вырасти до 2 тыс.). Во-вторых, выражение источников о сходке «всех горожан» для XI–XII вв. практически равнозначно собранию всех взрослых мужчин, так как официальный статус гражданства не существовал в Далмации до XIII в.^[545] Решения сходки обладали высоким авторитетом: в 986 г. в связи с возвратом владений монастырю св. Кршевана в Задаре подчеркивалось, что решение было принято с согласия всего народа, мужчин и женщин (а не только мужчин), старых и малых, а не каким-либо «специальным» (имелось в виду — узким) советом (CD, I, s. 45). Данные о порядке на сходке содержит дарственная монастырю св. Марии от 1095 г. Там сказано о решении, принятом, «как подобает» (cum onmi lionestale el mensura); при вынесении его народ вопрошал: «Угодно ли вам это?» (Si placeret?) и получал ответ: «Всем угодно» (Omnibus placet) (CD, I, s. 204). Выдающаяся роль сходки в политической жизни города X–XI вв. характерна и для других стран Европы, в частности — для Италии^[546]. Ряд исследователей считают возникновение сходки началом нового этапа в политическом развитии далматинских городов, а ее существование — главным содержанием этого этапа городской истории^[547]. Действительно, позднеримский муниципий не знал политического института, воплощавшего единство всей городской общины и превосходившего своим авторитетом все прочие органы городского самоуправления, как не знала его и средневековая коммуна.

Характерным для Далмации явлением в политической истории раннесредневековых городов стало формирование группы городских трибунов. Споры по поводу сущности этой магистратуры не утихли до сих пор^[548]. Деятельность трибунов касалась и сферы правоотношений (в судах, при заключении договоров), по наиболее вероятно, что трибуны стояли во главе квартальных отрядов городской милиции, которые одновременно являлись и подразделениями городского ополчения. Так, в Задаре число трибунов было не только постоянным (6–12 человек), но и кратным количеству секстериев (кварталов) города^[549]. Это вполне согласуется с той важной ролью, которую играли в развитии средневекового города кварталы, округа, соседства, связанные с ними церковные приходы, т. е. формы локальной территориальной общности городского населения, унаследованные от античного города^[550]. Сословное членение городского населения в значительной степени подменялось традиционным территориальным членением. Так в раннем средневековье развивалась и Венеция, где до «синойкизма» начала IX в. существовало множество мелких островных общин, возглавляемых трибунами. В Далмации трибунат был развит в сравнительно меньшей степени, чем на лагунах, но и здесь формирование трибунской аристократии стало одним из наиболее существенных факторов «диссоциативного» пути развития позднеримского городского строя^[551].