В заключение подчеркнем, что авторы не задавались целью достижения полностью согласованных мнений по всем вопросам: работа носит поисковый характер, последнее слово в каждой главе принадлежит, естественно, самим специалистам, которые, однако, сознавая крайний недостаток источников для разработки поставленных проблем, готовы признать некоторые свои суждения и выводы лишь рабочими гипотезами.
Приложением к труду является синхронная хронологическая таблица, в которой отражены этапы и поступательный ход развития государственности у народов Балканского полуострова в раннефеодальный период, а также те основные события, с которыми этот процесс был тесно связан. Таблица составлена О. В. Ивановой.
В научно-организационной и редакционно-технической работе принимали участие: Н. С. Захарьина, О. В. Иванова, С. А. Иванов, В. К. Ронин. Указатель имен составлен О. В. Ивановой.
Глава первая
Восточноримская империя в V–VI вв
(Г. Г. Литаврин)
В задачи данной, обзорной главы входит краткий очерк византийской (восточноримской) государственности к началу заселения Балканского полуострова славянами. Такой очерк представляется необходимым в силу двух основных причин: он должен послужить отправным пунктом для рассмотрения как проблемы превращения Позднеантичной рабовладельческой империи в феодальную средневековую монархию (Византию), так и процесса становления раннефеодальных славянских государств на некогда принадлежавших империи землях.
Основная трудность сжатой характеристики Восточноримской империи V–VI вв. состоит в том, что в настоящее время в марксистской историографии (не говоря уже о буржуазной литературе) обнаружились существенные разногласия в трактовке основных проблем «протовизантийского» или «ранневизантийского» периода[1]. О глубине этих разногласий можно судить хотя бы по тому, что одни исследователи относят IV–VI вв. к «переходной эпохе», когда рабовладельческие отношения в целом уже потерпели крах (эти историки называют империю этого времени «Византийской»), другие считают, что она до начала — середины VII в. оставалась в своей основе позднеантичной, рабовладельческой (и именуют ее «Позднеантичной» или «Восточноримской»)[2].
Естественно, в данной главе невозможно дать представление о многих дискуссионных вопросах. Существенная трудность состоит также в том, что при характеристике империи в целом надлежит — в соответствии с задачами труда — сосредоточить главное внимание на ее балканских провинциях, не придавая в то же время им самодовлеющего значения и но искажая исторической перспективы.
Наконец, еще одно специфическое затруднение: современная историография констатирует наименьшую разработанность проблем как раз государственной системы Восточноримской империи и путей ее эволюции в связи с изменениями в ее экономической и социальной структуре. Указывая на многообразие факторов, отражавшихся на формах и специфике государственной власти, историки не считают возможным в настоящее время оценивать констатируемые при этом особенности в качестве одного из признаков типологии феодальных отношений в Европе, хотя и подчеркивают здесь как наиболее важное типологическое отличие сильную центральную власть и всеобъемлющую централизованную эксплуатацию непосредственных производителей через государственную налоговую систему[3].
Сколько-нибудь полная характеристика процессов экономического развития империи в ходе V–VI столетий здесь, конечно, невозможна. Однако и обойти молчанием этот вопрос нельзя, поскольку он связан с проблемой социальной структуры восточноримского общества, а эта структура, в свою очередь, лежала в основе государственной системы империи в юстиниановский и постюстиниановский периоды.
Ко времени воцарения Юстиниана I (527–565) империя, уже более столетия развивавшаяся совершенно обособленно от Западной Римской империи, окончательно конституировалась политически как самостоятельное государство, обнаружившее в IV–V вв. гораздо большую жизнеспособность, чем западная часть бывшей единой Римской державы.
Главные причины этой устойчивости состояли в том, что на Востоке кризис рабовладельческого строя протекал более медленными темпами и имел менее острые формы. Обусловлено же это было следующими факторами: рабовладение в восточных провинциях было вообще менее развито, чем на Западе; здесь был гораздо более многочисленным слой свободного крестьянства, игравшего существенную роль и в производстве, и в сохранении боеспособного войска; мягче, чем на Западе, были здесь также формы колоната; намного больше было на Востоке городов, славившихся своими изделиями и игравших крупную роль в международной торговле; значительно богаче были в Восточном Средиземноморье и природные ресурсы, и более благоприятными географические и климатические условия.
Обособление восточных провинций от западноримских, переживавших глубокий затяжной кризис, содействовало концентрации средств в руках господствующего класса и упрочению государства, которое окончательно сложилось к началу VI в. как военно-бюрократическая монархия, осуществлявшая диктатуру класса рабовладельцев и крупных землевладельцев, а также высшего чиновничества.
В пределы Восточноримской империи вошли следующие земли: весь Балканский полуостров (кроме Далмации и Паннонии), Малая Азия, Северная Месопотамия, Сирия, Палестина, Египет, а также Крит, Кипр, Родос и другие острова Восточного Средиземноморья.
Балканский полуостров, северные провинции которого пережили расцвет в IV — начале V в., в целом уже не принадлежал к провинциям, составлявшим главную экономическую базу государства. Эту роль исполняли азиатские провинции, и особенно Египет. Однако равнины Фракии, Южной Македонии, Фессалии и Пелопоннеса славились и в начале VI в. высоко рентабельным производством злаков, фруктов и овощей. Высокопродуктивным было на полуострове также скотоводство.
Здесь были расположены и два крупнейших торгово-ремесленных центра империи: ее гигантская столица Константинополь и Фессалоника. Балканы пересекали три крупные торговые магистрали, ведшие к Константинополю: знаменитая «Виа Эгнация», шедшая от Диррахия через Фессалонику; путь из Виндобоны (Вены) через Сингидунум (Белград) и путь по правобережью Дуная до его устья и далее — на юг.
Как и прочие части империи, Балканский полуостров не представлял собой некоей однородной социально-политической структуры: он, впрочем, никогда не составлял полного единства также не только в природно-географическом, но и в этническом и общественно-культурном отношении.
Относительная общность всего региона была обусловлена в IV–V вв. единообразием политического и государственно-административного устройства. Тем не менее разные его части резко различались но уровню экономического и культурного развития, по степени интенсивности городской жизни, по общему укладу быта и организации поселений. Наиболее развитыми были южные области (включая Южную Македонию), населенные по преимуществу греками. В глухих горных районах (в Эпире, Родопах, на Пинде и Геме, в Иллирике) преобладали скотоводство и экстенсивные формы земледелия. Эти районы не испытали в V–VI вв. заметного подъема, но в них был менее острым и кризис рабовладения.
Неустойчивой была экономическая и социально-политическая жизнь в северных провинциях, ставших с III в. объектом нашествий «варваров».
Социальная структура восточноримского общества в рассматриваемую эпоху усложнилась. В последние годы все чаще высказывается убеждение, что исследователи предшествующего времени существенно преуменьшили значение рабского труда в Позднеримской империи V–VI вв. не только в ремесле, но и в сельском хозяйстве[4]. В эпоху Юстиниана I произошла стабилизация рабства[5]. Археология подтверждает факт сохранения на Балканах в VI в. крупных рабовладельческих вилл; законодательство Феодосия II (408–450) и Юстиниана I не оправдывает мнения о специальном введении новых норм права с целью содействия процессу изживания рабства[6]. Напротив, эти законы способствовали его сохранению[7]. Следует учитывать также, что в горных районах существовали крупные скотоводческие хозяйства, в которых обычна рабы использовались в значительном числе (в качестве пастухов, на переработке сельскохозяйственной продукции, при доставке грузов и т. д.).
