Отчетливо различимы две формы взаимосвязей города и округи — сселение окрестных жителей в город и обратное движение горожан на пригородные земли в качестве их собственников и земледельцев. Существовал, видимо, и третий канал отношений, когда крестьянин, не переезжая ни внутрь города, ни под защиту его стен, но, продолжая жить у себя в селе, тем не менее имел статус горожанина, принимая участие во всех городских делах. Это подтверждается сообщением Фомы Архидиакона о том, что при разорении села Острог сплитчане, пересчитав свое войско, нашли в нем 3 тыс. человек^[503]. Еще более выразительно известие того же Фомы о присяге новому подеста в мае 1239 г., когда список взрослых присягнувших мужчин-горожан составил 2 тыс.^[504] Между тем население Сплита даже в более поздние времена не превышало 3 тыс. человек, что никак не согласуется с цифрой в 2 тыс. взрослых мужчин или, тем более, в 3 тыс. воинов. Ясно, что в число горожан были зачислены какие-то люди, которые могли быть только окрестными крестьянами. Следовательно, эта форма взаимодействия города с округой — городское гражданство окрестных крестьян — была свойственна Сплиту и в ранние столетия, а может быть, и не одному Сплиту. Наличие «полисной хоры» в ряде городских общин заставляет это предполагать.

Полисная хора в древности была не только материальным оплотом городского единства, но и важным средством поддержания особого социального климата в городе — равенства его свободных горожан. Раннесредневековая далматинская округа городов выполняла отчасти те же функции. Здесь существовал обычай (долго сохранившийся в пережитках) равного раздела между горожанами новоприобретенных земель. Л. Маргетич отметил, что в ряде общин еще в XIV в. сохранилась практика деления горожанами поровну пригородных земель — практика, безусловно, «очень старого порядка, применявшегося во время основания и расширения средиземноморских городов много раньше XIV в.»^[505] Эти эгалитарные тенденции в жизни далматинского города также напоминают порядки античного полиса^[506]. Роль пригородных земель на ранних этапах жизни города была велика не только потому, что никакой город нельзя себе представить без его округи, но и потому, что именно в это время проявилась такая важная черта городского строя, как уравнительная тенденция.

Хозяйство городов в эти столетия развивалось своеобразно. Импульс к оживлению экономики дали не ремесла, а промыслы. Три из них, по общему мнению, являются древнейшими. Это — выпарка соли из морской воды, рыболовство и мореходство. Добыча соли возможна лишь в жаркое лето и не везде, а лишь на мелководье (о-в Паг около Задара, Стоп у Дубровника). Но зато в этих удобных местах она велась издавна, по крайней мере с X в. Рыболовство в Далмации — занятие еще более распространенное, о рыбаках в составе задартинцев известно с 995 г. Наконец, мореходство оказалось спасительным средством существования для горожан с момента их бегства от славян. «Море им помогало жить», — кратко сказал об этом Константин Багрянородный (De adm. imp., I, р. 142). Наименее «городским» промыслом было, пожалуй, мореходство — им занимались все, лодки строились в любой прибрежной деревне. Это не мешало городам располагать и собственным флотом. Дубровник выставил свои суда во второй половине IX в. для войны с арабами. Но прямо или косвенно, однако, на развитие городского рынка все три промысла оказали большое влияние. Сходную роль играла еще одна отрасль хозяйства.

Жители раннего города бережно хранили античные навыки разведения лозы, оливы и других садовых культур. Правда, территория, где они могли бы использовать этот сельскохозяйственный опыт, поначалу (в VII–VIII вв.) сократилась, но, во-первых, не до самых городских стен, во-вторых, скоро наступило время мирного симбиоза со славянами. Города получили возможность стать центрами интенсивного земледелия еще и потому, что славянское население еще не знало местных культур — оно было преимущественно хлебопашеским или скотоводческим. Города в этих условиях становились пунктами обмена вина, масла и смокв (инжира) на хлеб и мясо.

Промыслы и интенсивное земледелие превращали города в рыночные центры. О том, что товарообмен возник рано и рано принял денежный характер, свидетельствует Константин Багрянородный: император Василий I приказал, чтобы всё, что города раньше платили стратигу, они платили бы отныне славянам и жили бы в мире с ними. Сплит должен был платить 200 номисм, Трогир — 100, Задар — 110, Дубровник — 72 (De adm. imp., I, p. 146; ВИИHJ, т. II, с. 36). Уплата этих, хотя и символических денежных сумм в качестве «подати мира» была возможна все-таки только при наличии действующего рынка.

Таким образом, даже при условии, что в раннем городе не получили достаточного развития ремесла, три отрасли его экономики способствовали обособлению города от окружающих поселений. Ремесленное же развитие города запаздывало, исключая строительное дело. В IX–X вв. городские скульпторы-камнерезы создали хорошо знакомый «дороманский» (или «старохорватский») стиль. В одном только Задаре найден ряд саркофагов, алтарных шатров и преград, каменных решеток на окнах. Почти все они украшены характерной местной «плетенкой», а в XI в. городские камнерезы создавали еще более сложные многофигурные композиции^[507]. Наиболее ранние (ок. 1000 г.) реликварии из Задара, корона св. Влаха из Дубровника подтверждают успехи ювелирного дела^[508]. С конца XI в. это ремесло переживало подъем, к 1176 г. относится создание в Задаре первой ремесленной корпорации золотых дел мастеров^[509]. В целом, однако, в эту эпоху, да и позднее в большинстве городов, кроме Дубровника, не ремесло определяло городскую экономику^[510]. Социальная характеристика раннесредневекового города сложна. Источники свидетельствуют лишь о наличии в городе его «лучших людей», «знатных» (nobiles). С XII в. в Задаре складывается и наследственная знать (proceres) — Петричи, Злорадичи, Кучила^[511]. Имелись в составе городского населения и рабы, упомянутые в завещании приора Андрея и в Супетарском картулярии конца XI в., они были заняты в основном в сельскохозяйственном производстве^[512].

В основной массе горожан как в X–XI вв., так и в XII — первой половине XIII в. не прослеживаются иные градации, кроме владельческих и профессиональных. В социальном смысле средний слой горожан (будущие «пополаны») был сравнительно однородным, и эта однородность сыграла значительную роль в развитии городских институтов. Именно это обстоятельство обеспечило относительно равномерное созревание, а затем и фиксацию городского права, обусловило потребность в регулярном делопроизводстве, а затем и функционирование устойчивых городских учреждений. Этому не противоречит тот факт, что городские учреждения в своем окончательном виде после 1250 г. получили не пополанский, а аристократический характер. Особенность далматинских коммун в том и заключалась, что городская знать, монополизировавшая коммунальную администрацию, являлась силой, не созданной (даже частично) за счет внешних, иногородних элементов, а выросшей внутри города и поэтому органически связанной со всем городским строем.

Необходимо в связи с политическим развитием города вкратце остановиться на развитии городского нотариата и права. В Сплите он прошел в своем развитии три фазы^[513]. Первую фазу, начиная с 30-х годов XII в., можно назвать временем «примитивных писцов», когда документы создавали просто грамотные люди, в большинстве — священники. Института городских потариев еще не было. С оформлением городского строя в соседних итальянских городах институт городских потариев (notarii communis) возник и в Далмации (в Сплите — с 1176 г.) — вторая фаза. Нотариями были еще преимущественно клирики. Число их было невелико: образованных людей не хватало. Наконец, в начале XIII в. наступила третья фаза истории нотариата в Сплите, когда потарии, включенные в систему учреждений Священной Римской империи, получили обозначение «imperiali ancloritate». Нотариями теперь становились также и миряне, число их возросло, они не только выполняли задания коммунальных властей, по и составляли частные акты. Объем их деятельности увеличился, и контроль за соблюдением законности при составлении ими документов возлагался отныне еще на одно должностное лицо, на «экзаменатора» (в Сплите известен с 1247 г.).