Слой сервов, появившихся в имениях отдельных владельцев, как свидетельствует картулярий монастыря св. Петра (Супетарский картулярий), состоял, очевидно, не столько из лиц, утративших личную свободу, сколько из пришлых людей, происходивших из внутренних областей^[454] и потому стоявших вне сельских общин, объединявших свободное население. Положение сервов было отличным от рабского. Их зачастую сажали на землю, которую они обрабатывали за часть урожая, использовались они и как пастухи. Однако определить их социальный статус, в частности идентифицировать их с феодально-зависимыми крестьянами, не представляется возможным вследствие противоречивости сведений^[455].

Уровень развития в Хорватии феодальных форм собственности во многом определялся особенностями хозяйственной деятельности, обусловленными спецификой природных условий — гористым рельефом местности, каменистой поверхностью и пр. Сельское население более чем на половине земельного фонда страны было вынуждено заниматься скотоводством или вести смешанное, с преобладанием скотоводства, хозяйство^[456]. Немногочисленные участки земли, пригодные для обработки, были настолько разбросанными и раздробленными, что создание здесь крупных феодальных хозяйств не представлялось возможным.

Таким образом, путь феодализации, предполагавший создание вотчин с несвободными крестьянами, очевидно, не играл существенной роли в Хорватии. Основная форма эксплуатации заключалась во взимании подати с населения, проживавшего на подвластной землевладельцу территории. Однако и эта форма эксплуатации в рассматриваемый период, очевидно, еще не сложилась окончательно, поскольку употребляемый в источниках для обозначения такой подати термин «tributum» использовался также в отношении самого разного рода платежей — и налогов в пользу фиска (GD, р. 88, 90), и дани, выплачиваемой зависимым государством своему сюзерену (GD, р. 54–56). Тем не менее такие владения, собственники которых пользовались правом сбора дани с населения, можно рассматривать в качестве зарождавшихся форм феодов. Их владельцы не были еще собственниками земли, но обладали определенными правами по отношению к проживавшим на ней крестьянам. Тем самым непосредственный производитель, еще сохраняя личную свободу, уже втягивался в феодальную зависимость.

Другой стороной процесса дифференциации свободного населения было выделение мелкой знати. Этот процесс отразился, видимо, в свидетельствах хорватских актов о заинтересованности свободных общинников в приобретении коней, необходимых, вероятно, для несения конной службы^[457]. Полноправных свободных людей не без основания предлагают искать за пределами частных вотчин, на государственных (королевских) землях^[458]. Налог, который выплачивали в пользу государства крестьяне этих земель, еще не трансформировался в феодальную ренту, поскольку в рассматриваемый период не произошло закрепления верховной собственности королей на землю свободных общинников-аллодистов. Крестьяне могли продавать землю без ведома короля за пределы королевства. на это указывает известный эпизод из картулярия монастыря св. Петра: король Звонимир был вынужден отменить распоряжение о передаче своему родственнику Отрезу права взимать дань (tribulum) на территории Мосора, так как выяснилось, что часть этой земли была продана крестьянами далматинскому горожанину, ибо земля рассматривалась как собственность «только тех, кто ее продал» (CD, р. 166). Подчинение свободного населения королю как главе государства, но не как землевладельцу обусловило специфику пожалований короля своим вассалам или верным людям. Сущность их состояла в передаче королем тех прав, которыми он сам обладал по отношению к жителям данной территории, прежде всего права сбора налога.

Некоторые сведения о порядке распределения государственных доходов позволяют говорить если не о наличии в Хорватии централизованной ренты, то по крайней мере о появлении некоторых присущих ей признаков. Так, по распоряжению князя Трпимира десятина «от всего, что родит земля», поступала в пользу сплитской церкви с княжеского двора (ex curte) в Клисе. При отсутствии более достоверных сведений представляет интерес также сообщение Барского Анонима, что половина налога, собранного баном, и две трети — правителями жупаний, должны были поступать королю (LPD, р. 54–55).

Уровень развития классового общества во многом определялся формой существования семьи. К XII в. в хорватских землях основной общественной единицей была уже малая семья. Вместе с тем сохраняли устойчивость в Далматинской Хорватии и архаические формы семейных отношений, в частности большая семья в форме «братской» семейной общины^[459], включавшей представителей трех и более поколений и возглавляемой несколькими мужчинами-братьями. Удерживалась и коллективная семейная собственность, выражавшаяся в случаях обязательного согласия родственников на продажу или дарение участков земли, в праве предпочтительной покупки родственниками недвижимости (CD, р. 133, 154), в ручательстве родственников и их ответственности за нанесенный ущерб (CD, р. 192–193).

Важным аспектом создания раннефеодального государства является определенность территории, над которой осуществлял власть ее правитель. Существование такой территории у хорватов признавалось иностранными авторами уже во второй половине IX в. Папа Иоанн VIII, обращаясь к хорватскому князю Бранимиру, посылал благословение ему и народу «всей его земли» (CD, р. 15); в 912 г., как указывает венецианская хроника Иоанна Дьякова, сын дожа Петр «нарушил границы хорватов» (Ioh. Diac., р. 132). Между тем вплоть до середины X в. (когда в сочинении Константина Багрянородного фиксируется политическое понятие «Хорватия») ни местные, ни иностранные источники не называли эту область Хорватией. Она обозначалась как «земля» хорватов или славян, а ее правитель — как князь (король) хорватов или славян. Естественно видеть в этом сохранение у населения раннего Хорватского государства черт прежнего племенного сознания, тем более что государство объединило группу племен, тесно связанных этническим родством. Этническая однородность, лежавшая в основе племенных связей, вероятно, осознавалась на начальных этапах истории государства сильнее, чем политическая общность.

Конкретная информация Константина Багрянородного о территории Хорватии противоречива. Перечисленные в 30-й главе хорватские жупании составляли лишь среднюю часть Далмации, тогда как территория Хорватии (и это отмечено в той же главе) простиралась от реки Цетипе до Истрии (КБ, с. 292). Это противоречие объясняют двояко. С одной стороны, допускается, что сведения автора о жупаниях могли относиться к более раннему периоду (к IX в.), когда Хорватия занимала меньшую территорию, а известие о площади Хорватии — к середине X в.^[460]; с другой — предполагается, что автор располагал сведениями лишь об одной части хорватских жупаний^[461]. Из того же источника известно, что Хорватия граничила с Паганией по реке Цетине (КБ, с. 292), а предположительная граница с сербами в X в. проходили от Бреле и Биокова на север, далее между Ливно и Дувно к Пливе западнее Яйце^[462].

Экспансионистские устремления хорватских правителей отмечаются с начала IX в. Уже Борна приложил к этому немалые усилия, хотя ни ему, ни его преемнику Владиславу не удалось присоединить княжество Людевита. Об успешных шагах Трпимира с целью увеличения подвластной ему территории сообщает бенедиктинский монах Готтшалк; его сведения о победе Трпимира над «народом греков» являлись, по всей видимости, известием об удачных боевых действиях князя против далматинских городов (прежде всего Сплита и Трогира), в результате которых он потеснил далматинских жителей на их пригородных территориях^[463]. О расширении границ государства свидетельствуют и известия 30-й главы труда Константина о переселении части хорватов в «Иллирик и Паннонию», т. е. на территорию Славонии. Этим сообщением обосновывают предполагаемое объединение Посавья с Далматинской Хорватией в правление Томислава^[464].