Ни об организации, ни о внутренней жизни Славонии в это время ничего не известно. Однако данные о наличии у жителей «Иллирика и Паннонии» «самостоятельного архонта, который ради дружбы обменивался дарами с архонтом Хорватии», позволяют полагать, что Славония имела особый статус в пределах Хорватского государства. Обозначение ее жителей термином «хорваты» имело скорее политический смысл и не отвечало реальной этнической ситуации^[465].

Приблизительно в конце 60-х — начале 70-х годов XI в. в состав Хорватии вошли земли междуречья Цетине и Неретвы^[466].

По вопросу о присоединении к Хорватии Далмации в историографии определились две тенденции. Одни авторы, вольно интерпретируя известие переработанных актов сплитского церковного собора 925 г. о папском посольстве в «провинцию хорватов и далматинцев во владениях короля Томислава», обосновывают мнение о присоединении Далмации при Томиславе^[467]. Этой точке зрения противоречат византийские источники X в. — так называемый Тактикой Бенешевича и труд Константина, согласно которым, в правление Томислава Далмация находилась на положение византийской фемы^[468]. Другие историки относят создание хорватско-далматинского объединения (при сохранении значительной автономии далматинских городов) ко второй половине XI в., ко времени Петра Крешимира IV^[469] либо короля Звонимира^[470].

В борьбе за присоединение далматинских городов проявилось не только характерное для ранних политических структур стремление к расширению подвластных земель — было выдвинуто и идеологическое обоснование этих устремлений хорватских правителей, поскольку названные города и собственно хорватские земли некогда составляли единую провинцию Далмация. Опорой для подобных притязаний служила хорватская церковная организация с центром в Нине. С появлением этой епископии в Далмации сложилась Противоречивая ситуация: юрисдикция сплитской церкви — прямой наследницы салонской — ограничивалась территорией диоцезов старых далматинских городов, тогда как пинская епископия охватывала большую часть территории бывшей салонской архиепископии. Первая попытка преодолеть это противоречие была предпринята в правление князя Бранимира, когда епископом Нина стал Феодосий (879–886). Избранный главой сплитской церкви в 886 г., он в течение короткого времени занимал сразу две епископские кафедры. Было ли это совпадение отражением политических объединительных концепций, разрабатываемых при дворе хорватских правителей^[471], сказать трудно, но то, что назначение пинского епископа на сплитскую кафедру содействовало усилению авторитета нинской церкви и увеличивало ее шансы на приобретение привилегий бывшей салонской церкви, является несомненным фактом. При следующем хорватском князе Мунцимире разгорелся спор из-за земельных владений церкви Георгия Путальского между преемниками Феодосия на нинском и сплитском епископских престолах — Альфредом и Петром. Спорные земли как наследие салонской церкви оба рассматривали в качестве своей собственности (CD, р. 23–24).

Уже к 925 г., когда состоялся сплитский церковный собор, при Томиславе и нинском епископе Григории, существовала реальная возможность объединения всех далматинских диоцезов под главенством нинского епископа. Далматинские клирики в решениях собора предусматривали эту опасность: «если король с вельможами Хорватии пожелают передать своему епископу все диоцезы в пределах нашей митрополии, ни один из нас по всему его государству не будет ни крестить, ни освящать церкви, ни посвящать священников» (CD, р. 32). Папа Иоанн X писал, что пинский епископ «пожелал присвоить себе старшинство среди далматинских епископов», не подтвердив, однако, приведенный пункт решений собора (CD, р. 35–36). Своим усилением пинский епископ был обязан, очевидно, авторитету самого папы Иоанна X и, особенно, Томислава^[472]. На следующем сплитском соборе в 928 г., когда уже не было ни папы Иоанна, ни Томислава, нинская епископия была упразднена, ее диоцезы перешли под юрисдикцию сплитской церкви (CD, р. 37).

Из текста решений собора 925 г. ясно видно, что претензии нинского епископа Григория опирались на политические устремления короля и хорватской знати. Вполне возможно, что именно при Томиславе для обоснования прав Хорватии и хорватской церкви на города Адриатического побережья начали создаваться легенды об автохтонности хорватов в Далмации, которые к XIII в. в хронике Фомы Сплитского выразились в убеждении автора об идентичности хорватов и античных куретов (HS, р. 27). Кроме того, в рассмотренных событиях угадывается стремление хорватских церковных и светских деятелей создать свою, независимую от сплитской архиепископии церковь. Возможно, сведения Константина Багрянородного о принятии хорватами крещения из Рима явились отражением этого стремления к автокефальной хорватской церкви.

Несмотря на неудачу в целом политики Томислава, направленной фактически на присоединение далматинских городов, успехи в идеологическом ее обосновании были налицо. В дальнейшем хорватские правители, претендуя на расширение своей власти на византийскую Далмацию, принимали титул королей хорватов и далматинцев либо королей Хорватии и Далмации независимо от реального положения вещей.

Формирование основ территориально-административной структуры Хорватского государства относится, очевидно, к IX в. Принятие хорватами христианства является надежным основанием для предположения о наличии в княжестве Трпимира политической территориальной организации. Хотя жупаны (Клиса и Кливно), связанные с территориальным управлением, упомянуты в грамоте Мунцимира, термин «жупания» впервые зафиксирован лишь Константином Багрянородным, который обозначает этим термином 11 областей Хорватского государства. Названия жупаний не связаны с племенными наименованиями — они обозначали территориально-административные единицы Хорватии.

В сочинении Константина отдельно выделены три области (Криваса, Лика и Гуциска) с остатками аварского населения, находившиеся под управлением бана (КБ, с. 292). Аварские племенные институты воздействовали на формирование политико-административного устройства раннего Хорватского государства в результате длительного сосуществования славянских и аварских родовых структур^[473].

Поскольку число названных Константином жупаний близко к числу упомянутых им городов (9) (КБ, с. 292) и названия ряда жупаний и городов совпадают, не исключено, что города являлись административно-политическими центрами жупаний. На их укрепленный характер указывает их терминологическое обозначение у Константина — χάστρ. По своему внутреннему устройству города представляли несколько разных типов. Так, во главе управления Виограда в XI в. стоял приор, и это определяет сходство внутренних порядков города с системой управления некоторых далматинских городов, особенно Задара. Другой крупный центр — Нин не имел приора, возглавляли город жупан и судья, что свидетельствует о специфических местных формах городского управления.

Не исключено, что, кроме городов — центров жупаний, в Хорватии имелись города, подвластные непосредственно королю. Вероятно, для Хорватии были характерны обычные в раннесредневековых государствах периодические поездки правителя по стране, являвшиеся основной формой его общения с подданными. Это требовало строительства нескольких резиденций для размещения его семьи, двора и свиты. Наиболее часто правители Хорватии наведывались в Бихач, Нин, Книн, Солин, Биоград, Шибеник, Омиш. Именно в округе этих городов лежали земли, составлявшие королевский домен (terrae regalis). Нин, Клис, Книн впоследствии развились в столичные центры, и строительство в них резиденций обозначило начальную стадию этого процесса. В оформлении столичных центров отразилось стремление государей опереться на церковную организацию: Нин и Книн в разное время были резиденциями епископов, Клис находился поблизости от Сплита — резиденции архиепископа. В IX–XI вв. в Нине, Книне и их окрестностях были возведены крупные церкви. Вокруг этих центров сосредоточиваются и старохорватские захоронения.