О характере управления в объединениях Борны и Людевита почти ничего не известно. Франкские анналы сообщают лишь о наличии у Борны своей княжеской дружины (рrаеtorianorum suorum), которая спасла ему жизнь в столкновении с изменившими ему гачанами. Борна, опасаясь войска Людевита, спрятал «все свое» (omnia sua) в крепости^[431]. Видимо, речь шла о немалой казне, составленной двумя возможными путями — прямым грабежом и сбором дани. Само по себе увеличение территории и численности населения, как и племенная гетерогенность формирующегося государства, вызывали необходимость создания административного аппарата и совершенствования системы управления в целом, замены племенной основы общественного строя территориальным. Это в конечном счете вело к консолидации государства, объединившего разрозненные ранее «княжества» хорватов и других славянских племен.

Как следует из грамоты князя Трпимира (852), к середине IX в. появляются понятие единой «страны хорватов», титул «князя хорватов», представление о родине, отчизне, которое, однако, еще не вытесняет понятия «рода» (CD, р. 6). Хотя указанные сведения содержатся в пассаже, который считается поздней интерполяцией, они, видимо, верно отражают основную тенденцию развития Хорватского государства: в надежно датируемой надписи на камне князя Бранимира, занявшего престол в конце 70-х годов IX в., он также именуется «князем хорватов».

Упрочению первичного государственного образования у хорватов способствовало введение единой официальной религии. Согласно грамоте Трпимира, его предшественник князь Мислав был христианином, и христианство утвердилось в «стране хорватов», очевидно, к середине IX в. Поскольку принятие христианства в раннее средневековье являлось обычно актом государственной власти на определенной ступени развития общества, вопрос о христианизации хорватов применительно к проблеме создания государства обретает принципиальное значение.

Деятельность христианских миссионеров среди славян началась, очевидно, вскоре после завоевания Далмации. Вполне вероятно, что идея христианизации исходила от императора Ираклия (КБ, с. 293), призвавшего для этой цели римских священников. В 680 г. папа Агатон уведомлял Константина IV, что римские миссионеры продолжают действовать среди славян, которых обычно идентифицируют с хорватами^[432]. Миссионерские рейды отвечали также, несомненно, надеждам романского и романизованного населения далматинских городов, заинтересованного в мирных отношениях с жителями «варварской» округи. Попытки христианизации славян могли предпринимать и сами обитатели далматинских городов. В хронике Фомы Сплитского содержится полулегендарное сообщение о том, что «грубые народы» Далмации и Склавонии были привлечены к христианству первым архиепископом Сплита Иоанном Равеннским, и о почитании славянскими вождями св. Домния, покровителя сплитской церкви. Проповедниками христианства могли быть и автохтоны далматинского хинтерланда. Признавая возможность единичных случаев крещения хорватской знати в VII–VIII вв., следует учитывать, что в VII — начале IX в. большинство хорватов оставались язычниками. Это подтверждается особенностями относящегося к этому периоду погребального ритуала — наличие в погребениях жертвенной еды, зажигание огня над покойником, разбивание на могиле керамики и пр.^[433]

Все больше сторонников приобретает мнение, приписывающее заслугу «официального» крещения хорватов франкским священникам, направлявшимся аквилейской патриархией. К началу IX в. относятся находки в Далматинской Хорватии предметов христианского культа франкского происхождения. Одновременно отмечается и оживление культового строительства. Только принятием крещения из Аквилеи можно объяснить почитание в Хорватии франко-аквилейских святых и франкские имена первых хорватских священников^[434].

Первое документальное свидетельство об учреждении хорватской епископии в Нине содержится в письме папы Николая I «лучшим людям и клиру Нинской епископии», датируемом концом 50-х — 60-ми годами IX в. (Doc., р. 185). В письме настойчиво развивается идея о священном праве апостольского престола на учреждение епископий, что, очевидно, следует расценивать как свидетельство борьбы за сферы влияния между Римом и Аквилеей^[435]. В дальнейшем влияние церкви на консолидацию власти и формирование государственного аппарата в Хорватии было чрезвычайно велико. Именно церковный собор в Сплите 925 г. определил меру наказания за убийство не только священника, но и владельца определенной территории и своего господина (CD, р. 31).

Таким образом, политические и этносоциальные процессы обусловили к середине IX в. создание основ раннесредневековой хорватской государственности и образование ядра хорватской народности. Византийское (через папство и далматинские города) и франкское влияние было тем внешним фактором, который на этом первоначальном этапе содействовал ускорению указанных процессов^[436].

Во второй половине IX в. Хорватское государство было уже достаточно прочным для того, чтобы проводить самостоятельную политику и отстаивать свою независимость. Этому в немалой степени способствовал и распад франкской державы. Хотя в 871 г. хорваты принимали участие со своим флотом в качестве вассалов итальянского короля Людовика II в военных операциях против арабов у города Бари^[437], уже тогда зависимость была номинальной. Еще в середине 60-х годов хорватский князь Домагой успешно отразил нападение венецианского флота и в качестве самостоятельного правителя заключил с дожем мир, подтвержденный в 876 г. его сыновьями (loh. Diac., р. 123). Со смертью Людовика в том же 876 г. вмешательство франков в дела Хорватского государства, очевидно, полностью прекратилось.

Византию до второй половины IX в. в сущности мало интересовали славянские западно-балканские государства, и лишь Василий I (867–886) предпринял шаг с целью вернуть под свой контроль эти земли, занятые славянами. Характерно, однако, что в отношении Хорватии Византия действовала с учетом ее интересов. В 878 г. на хорватский престол был возведен константинопольский ставленник Здеслав «из рода Трпимира» (Ibid., р. 125), т. е. из правящего рода, права которого были признаны и поддержаны Византией. Кроме того, империя признала за хорватами право сбора дани с византийских далматинских городов и островов (КБ, с. 232). При всей символичности суммы дани ее уплата свидетельствовала, во-первых, о нестабильности позиций византийских властей в Далмации^[438], а во-вторых, об упрочении Хорватского государства, с которым империя была вынуждена считаться.

Ко времени правления Василия I относятся, по всей видимости, и первые попытки идеологического обоснования Византией своей значительной роли в судьбах южнославянских народов, в том числе и хорватов. В 31-й главе труда Константина Багрянородного зафиксированы предания об активном участии Ираклия в поселении и христианизации хорватов. Согласно этим преданиям, хорваты пришли на Балканы во главе с «архонтом» — «отцом некоего Порга» — и были крещены при «архонте Порге» (КБ, с. 293). Интерпретация этих известий как отражающих «династическую», «княжескую» традицию древнейшей хорватской истории, противостоящую эпической народной — сказанию о пяти братьях и двух сестрах^[439], — также позволяет говорить о признании Византией интересов хорватских князей, хотя она и стремилась подчинить их своим политическим планам. Провизантийское правление Здеслава продолжалось всего несколько месяцев. Уже в 879 г. Здеслав был убит Бранимиром, который, захватив княжеский престол (879 — ок. 892 г.) (Ioh. Diac., р. 126), отказался от покровительства Византии^[440].

Расцвет раннесредневекового Хорватского государства связывают обычно с именем князя Томислава (ок. 910–925). Скудные сведения о Хорватии того времени содержатся в основном в более поздних источниках — в Дуклянской летописи, хронике Фомы Сплитского, переработанных актах сплитских церковных соборов. Константин Багрянородный имени Томислава не упоминает. Однако даже фрагментарные известия позволяют судить о Хорватии первой четверти X в. как о реальной политической силе на Балканах. Томиславу удалось обезопасить свои границы с юго-востока со стороны сербских земель, которые подвергались нападениям болгарских войск царя Симеона. Когда болгары, очевидно, в ответ на действия хорватского правителя, предоставившего убежище сербскому «архонту» Захарии, напали на Хорватию, хорватское войско нанесло им крупное поражение («все они были уничтожены хорватами», — сообщает Константин Багрянородный) (КБ, с. 295–296). При посредничестве папского легата Мадальберта был заключен болгаро-хорватский мир (GD, р. 37). Томислав сдержал и натиск венгров, которые, осваивая территорию Среднего Подунавья, совершали набеги на правобережье Дравы и Савы^[441]. Преградой на пути венгров к югу оказались славонские земли, присоединенные Томиславом к Далматинской Хорватии.