Там, где была Ненарадовка, опять полыхало зарево...
Глава 11
- Не похоже на огонь, - нарушил молчание Котов.
Я вскинул голову. Последние минут десять приходилось бороться со сном, и слова майора проникли в затуманенный мозг, словно издалека и прозвучали гулко, как колокол.
- Но это точно в Ненарадовке, - заметил Алекс и слегка изменил курс, чтобы пристать не к нашему терему, а к сельскому причалу.
Уже какое-то время я слышал непонятное буханье. Словно где-то далеко, за лесом, забивают сваи чугунной бабой. Но было ещё темно, и кто станет работать в такое время суток, было непонятно.
Теперь же я догадался, что это такое: динамики. Где-то играет музыка, а до нас по воде доходят только басы. Да и не где-то, а конкретно в нашем селе.
- Слышите? - спросил я, когда мы подошли ближе.
- Дискотека, что ль? - удивился Котов и поглядел на Алекса.
Тот пожал плечами.
- Не пожар, и на том спасибо, - пробормотал майор, приноравливаясь, чтобы выпрыгнуть на доски причала.
- Не радуйся раньше времени, - мрачно заметил шеф.
Я его понимал: в связи с несанкционированной музыкой почему-то сразу вспомнился наш татуированный московский гость. А от него всего можно ожидать.
Село было погружено во мрак. Не светились окошки, не вился дымок из труб. Но это понятно: четыре утра - такой глухой час, когда даже скотина ещё спит, не требуя ни кормёжки ни дойки. Что характерно: собаки тоже молчали. Не стрекотали цикады, не свиристели сверчки, летучая мышь не чертила небо стремительным лётом.
Ненарадовка словно вымерла.
От этой мысли сделалось не по себе. Впечатление усугублялось разноцветным заревом за околицей и глухим буханьем старых колонок.
- Не иначе, дом культуры распотрошили, - буркнул Алекс, устремляясь на звук.
В самом селе достаточно обширной площади для народного гулянья не было. В центре, рядом с продмагом, сельсоветом и домом культуры, крошечную площадь занимал скверик - с фонтаном в виде упитанного Нелея с сердитым дельфином, кустами ухоженных роз и аккуратными лавочками.
Общие сходки, гулянья и ярмарки проводились за околицей, на обширной поляне, примыкающей к лесу.
Там и лютовал внеплановый праздник.
Честное слово: если бы не музыка, я бы решил, что это очередной катаклизм. Ещё издалека мы увидели чёрные тени, ломано скачущие в свете фар от трёх поставленных полукругом тракторов. Они извивались, сладострастно прижимались друг к другу, издавали пронзительные вопли и выплясывали на пустых бочках из-под соляры, выбивая дробный грохот подкованными каблуками.
Словом, всё это действо живо напоминало Вальпургиеву ночь на Лысой горе.
Или подростков, которых я видел на Валааме.
Кроме одной мелочи: подростки, отрывающиеся на пляже, без присмотра взрослых, вызывают раздражение, желание призвать молодежь к порядку и прекратить безобразие.
Но выкидывающая коленца девяностолетняя бабка, в обнимку с бородатым дедом в пижаме - лица у обоих бледные, сосредоточенные, словно бы от этого дикого уродливого танца зависит их жизнь - вызывали оторопь и даже страх.
В первую очередь - за их жизни.
Почти у всех пляшущих в руках были бутылки. У некоторых - горящие ветки, которыми они размахивали в опасной близости от сухой травы и деревянных заборов. Никого из гуляющих это не волновало.
Да, самое главное: на опушке леса была сооружена импровизированная сцена. Судя по двум амбарам, щерящимся чёрными провалами входов, сделана она была из громадных дверей, снятых с петель и водруженных на те же бочки из-под топлива.
На сцене стояли высокие, как небоскрёбы, колонки - пережиток разгульных девяностых прошлого века. В них грохотал хриплый, довольно примитивный бит.
А перед благодарной публикой... Ну конечно. Не зря мы с Алексом первым делом подумали именно про него!
Походил он на бритого татуированного бандар-лога. Голый по пояс, босиком, татухи выглядят чёрными язвами на шее, на черепе, на лице и руках...
В руке у Чумаря был микрофон, от которого куда-то к колонкам тянулся провод.
Извиваясь, приседая, взмахивая руками и подпрыгивая, Чумарь читал рэп.
В скрежете неисправных динамиков, в вое ветра и воплях толпы слов было не разобрать. Долетали обрывки: трупы... ненависть... падаль... опарышы... сатана... адские...
Дикция Чумаря оставляла желать лучшего. Он комкал фразы и глотал слова, и в целом болтал так, словно рот набит горячей кашей. Это и спасло.
- Он читает маны, - прочёл я по губам шефа.
Выглядел Алекс не разозлённым, не испуганным или обеспокоенным, а скорее... удивлённым.
- Щенок совсем нюх потерял, - шеф сунул руку под куртку.
Я скорее угадал, чем понял, что он собирается делать.
Прыгнул, повис на руке, и револьверная пуля ушла в землю...
Выстрел грохнул на удивление гулко, перекрыв и грохот колонок, и вой толпы. Разорвав воздух, он прокатился по поляне, отразился эхом от домов и покатился по озеру.
Всё неожиданно замерло. Возможно, пуля удачно попала в одну из колонок, повредив динамик, но рёв музыки, пронзительно взвизгнув на высокой ноте, оборвался. Селяне замерли в причудливых позах, в свете желтых тракторных фар ещё больше напоминая тварей из преисподней.
- Ты зачем мне помешал? - бледнея от злости, процедил шеф.
- Вы что же, на полном серьёзе хотели его застрелить? - я был шокирован. Никогда ещё Алекс не выглядел таким рассерженным.
- Я штатный дознаватель класса "Архангел", - прорычал тот. - И если я вижу нарушение Закона, то имею полное право, да нет, должен! Пресечь его на месте.
- Но Сергеич, при всём честном народе, без предупреждения, - это как-то... - робко вставил Котов.
- Он нарушил Закон! Паршивец внаглую читал маны, чем поверг людей в безумие, - глаза у шефа сделались белые. - Моих людей! Которых я поклялся защищать.
Он щелкнул барабаном и вновь начал поднимать револьвер. Майор сделал шаг и встал перед самым стволом, закрыв его грудью.
- Прекрасно, - прошипел он страшным шепотом. - Стреляй. А я арестую тебя за убийство. И на этот раз - не понарошку.
О морду Котова сейчас можно было кирпичи ломать. Челюсть отвердела настолько, что походила на наковальню, кулаки напоминали два паровых молота, в глазах разгорался неподдельный огонь.
