За околицей полыхала копна сена - от неё-то и было больше всего дыму.
Сама деревня словно вымерла. Поспешая вслед за шефом, я не заметил ни одной живой души. Точнее, ни одного человека. Во дворах надрывались цепные псы, в загонах тревожно мычали коровы, громадный чёрный козёл со страху взгромоздился на крышу избы, его рогатый силуэт эффектно выделялся на фоне языков пламени.
Обогнув крайний дом, я встал, как вкопанный. Здесь уже чувствовался жар: ещё терпимый, но обещающий в скором времени превратиться в обжигающий вихрь. За спиной одышливо пыхтел батюшка...
- Грехи мои тяжкие, - пробормотал он себе под нос, оглядывая толпу.
Люди стояли ровно, как на параде. Руки, отягощенные топорами, баграми и граблями - приспособлениями для тушения пожаров - были безвольно опущены. Лица обращены к огню, в пустых глазах отражалось ревущее пламя.
Впереди всех стоял староста. От густых кудрявых волос его и бороды уже шел дым. Прямо за ним, как болванчик, застыл Гришка, рядом - полная женщина в цветастом чёрно-красном платке. Глаза у всех одинаковые, по кукольному пустые.
Перед старостой возник Алекс. Попытался схватить здоровенного дядьку, оттащить от огня, но тот не глядя отмахнулся - да так, что шеф полетел кувырком.
Я тоже попытался схватить ближайшего мужика. Тело его напоминало колоду, твёрдую и неподъёмную. И такую же тяжеленную - даже я не смог сдвинуть его с места.
Огонь подступал всё ближе.
Алекс подбежал к нам. Лицо его было в саже, рукава и полы куртки успели обгореть.
- Одержимы! - крикнул он, перекрывая рёв пламени, и плюнул себе под ноги. - Все, как один. Словно бесы вселились...
- Бесы?.. - вскричал батюшка-сержант.
И ломанулся к старосте, на ходу снимая с шеи пудовый крест. Бежать пришлось в обход толпы. Протиснуться между тесно стоящими людьми было невозможно...
- Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится!
Пророкотав молитву, батюшка огрел старосту крестом. Плашмя, наотмашь, словно хотел пришибить муху, сидевшую у Кирилла Мефодиевича на лбу. Староста вздрогнул, дёрнулся и повалился на колени.
Мы с Алексом бросились к нему.
А батюшка-сержант продолжал размахивать крестом, как кадилом, колотя по чему попадётся всех вокруг.
- Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго...
От прикосновений креста люди вздрагивали, в их глазах вспыхивал разум. Те, кто стояли ближе к горящему лесу, начинали кашлять, падали на колени, утыкаясь лбом в землю, или валились кулем без сознания. Другие, очнувшись и сообразив, что происходит, помогали нам с Алексом оттаскивать пострадавших от огня.
- На руках возьму тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступивши, и попереши льва и змия...
Когда я добрался до Гришки, тот уже очнулся, и сидя на земле, бессмысленно хлопал желтыми глазищами. Уши его были явственно острее, чем должны быть у человека, с рук не сошла пегая короткая шерсть...
- С ним есть в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней восполню его, и явлю ему спасение Моё!
С последним словом молитвы отец Онуфрий встал на пути пламени, раскинув руки, словно собирался остановить пожар своей несгибаемой волей.
К счастью, очнувшиеся сельчане уже катили громадную бочку, установленную на телегу. Катили вручную, взявшись за оглобли по двое.
От бочки протянули брезентовый шланг, заработала ручная помпа...
- Спасибо, отче, - Алекс от души протянул руку батюшке. - Без вас нам пришлось бы трудно.
Отец Онуфрий сдержанно кивнул, руку принял и крепко пожал. В лице его что-то расслабилось, глаза перестали метать молнии.
- Без меня вы бы как есть погорели, - мягко улыбнулся он. - Изгонять бесов тоже уметь надо.
- Вы в курсе, что гордыня - это тоже грех? - невинно спросил шеф, незаметно разминая ладонь.
- Гордыня и гордость - понятия разные. Господь вот за хорошо сделанную работу тоже гордился.
- Эм... А почему пожар начался? - я решил растащить их в разные стороны до того, как богословский диспут перерастёт в банальные разборки. - Вы же велели всем в лес идти, Васятку искать.
- Староста клянётся, что они нашли лёжку Лиха, - охотно переключился Алекс. - Нашли легко: по плачу ребёнка. Нашли, и начали устанавливать, как я велел, железный частокол...
- Но что-то пошло не так, - несколько ядовито вставил отец Онуфрий. - Потому как вместо того, чтобы посылать людей на поиски незнамо чего, вы должны были послать за мной.
- Но ведь кесарю - кесарево, разве нет? - ласково спросил шеф. - Разве мы с вами не должны каждый заниматься своим делом? Вы - спасать души, а я - тела...
- Кстати о телах, - вклинился я. Нет, ну сколько можно разнимать этих бойцовых петухов?.. Даже мой инстинктивный страх перед сержантом несколько поутих, по сравнению с раздражением, которое причиняли их ссоры. - Мальчишку нашли, или нет?
Алекс помрачнел.
- Не нашли. Ни живого, ни мёртвого... Вроде бы услыхали плач, ломанулись всем селом, прибежали - а там пустое место, болотина, только грязь пузырится. А плач уже в другом месте... Потом - в третьем. Измотались, упарились. Кто-то высказал здравую мысль, что это их леший кругами водит.
- Отродясь лесной дедушка детишек не крал, - категорично высказался отец Онуфрий.
А меня всё подмывало спросить: как так получилось, что старый служака, военная косточка, насквозь пропитанная диалектическим материализмом, вдруг уверовал в Господа, постригся в монахи, а теперь вот ещё и в сказки верит... Но я пока не сумасшедший. Нежить я или нет, а приставать к сержанту Шербаку с праздными личными вопросами - дураков нет. Он может и мертвецу такую весёлую жизнь устроить, что гроб с серебряными цепями уютным гнёздышком покажется.
К тому же доказательства крепкой, как стальная подкова, веры отца Онуфрия были на лицо: неверующему изгнать бесов никакая молитва не поможет.
- Дак ведь и я о том же, - горячился Алекс. - Лесной дедушка - озорник, конечно... Девок закружить, что по малину пошли, или охотника заморочить, чтоб живность лесную не истреблял, браконьеров в болото загнать... Но чтобы ребёнка? Да он скорее его к деревне выведет, и мамке прямо в руки и сунет.
- И кому-то пришла гениальная идея пугнуть лешего огнём, - задумчиво сказал батюшка-сержант.
Они с Алексом переглянулись, прекрасно понимая друг друга.
- Это не леший, - догадался я. - Это Лихо. Это оно заморочило людей, надоумило пустить пал, а потом зачаровало. Надо его...
