— В основном, — ответил я. — Насчет моей задницы…

Морган угрожающе выгнул бровь. Выглядело жутко.

— Всё ясно, — быстро сказал я. — Предельно ясно. Настолько ясно, что яснее быть не может.

— Хорошо. — Он рукой обхватил меня за шею, притянув мой лоб к своему. Я почувствовал, как наша магия смешалась, и вздохнул с облегчением. Так хорошо снова оказаться дома. — Я рад, что ты вернулся, — тихо произнёс Морган. Потом повернулся к Гэри и почесал его правое ухо так, что задняя нога друга аж задёргалась от удовольствия. Гэри счастливо вздохнул. Морган попросил Тигги пойти с ним, чтобы показать ему кое-что в лаборатории. Тигги взял полынь из рюкзака Гэри и что-то тихо пробормотал Моргану. Они исчезли под каменной аркой, ведущей в нижние помещения замка, где находилась наша лаборатория.

Гэри зевнул и пошевелил ушами взад-вперёд.

— Пойду-ка я спать. Скажи маме и папе, что я увижусь с ними вечером.

Он прижался мордой к моей щеке, и я запротестовал против влажного поцелуя, но только потому, что это наша фишка. Все и так знали как сильно я люблю Гэри, скрывать нечего.

— Увидимся позже, — сказал я, и Гэри направился в противоположную сторону.

Я прошёл через тронный зал, где к вечернему пиршеству уже были накрыты столы. Над головой висели праздничные фонари. Зелёные и жёлтые. Синие и красные. Туда-сюда сновали люди. Они здоровались со мной, и я устало махал им рукой, пробираясь к садам позади замка.

Я знал, что у родителей сегодня выходной, и поскольку ещё не было одиннадцати, они должны быть в саду: мама пить чай, а папа нежиться на солнышке. Если кто-то и заслужил отдых, так это они. Я был рад, что не ошибся, увидев родителей в залитом солнечными лучами саду.

Только вот мама не пила чай, а папа не отдыхал на травке. Они сидели за железным столом и пристально на меня смотрели.

— Чёрт возьми, — пробормотал я. Но изобразил на лице широкую улыбку и помахал рукой. — Эй, ребята! Странно, что вы здесь.

Маме было не до смеха. Она встала и направилась ко мне. У неё, по крайней мере, хватило порядочности сначала убедиться, что я не ранен, а потом уже влепить оплеуху.

— Честно, я не виноват, — произнёс я.

— Ты никогда не виноват, — сказала мама, сжав губы в тонкую линию и сверкнув тёмными глазами. Внешность — волосы и глаза — мне достались от мамы, но вот цвет кожи… У мамы оливковая, у отца белоснежная, а моя где-то посередине. Будто провёл под солнцем всю жизнь. Зато я был таким же высоким, как отец, хотя мне явно не хватало его массы, как бы ни старался её нарастить.

— Гэри сказал, что я тощий и очаровательный, — пожаловался я маме, потому что вспомнил об это только сейчас. — Я ответил, что я мускулистый и опасный.

Мама закатила глаза, папа подошёл и встал рядом с ней.

— Ты тощий, — сказала она своим мелодичным акцентом. Слова слетали с её губ, как музыкальные ноты. — И ты очарователен, но я всё равно очень хочу свернуть тебе шею.

— Ого, — сказал я. — Я тоже тебя люблю.

— Не смешно, — нахмурился папа. — Мы волновались.

— Вы же знаете, что я могу за себя постоять, — сказал я, стараясь, чтобы в моём голосе не звучала обида. Они мои родители. И должны волноваться. — Я больше не маленький мальчик.

— Мы знаем, — сказал папа. — Но это не имеет значения. Мы всегда будем за тебя волноваться. Особенно когда ты попадаешь в плен. Снова.

— Боги! — изумился я. — Как быстро разлетаются новости? Всё только случилось!

— А Тёмный? — спросила мама. — Серьёзно, Сэм? Когда ты уже начнёшь учиться?

— Эй! Я учусь! Очень усердно учусь.

— С Гэри и Тигги всё в порядке? — спросил папа, потому что эти двое наша семья.

Я молча кивнул.

— Все конечности на месте.

— Тебе нужно подстричься, — сказала мама, меняя тему и заставляя меня нервно дёрнуться. Но она была права. Волосы уже начали завиваться над ушами, и я выглядел на двенадцать.

— К вечеру подстригусь под ёжик, — заверил их. — Я должен выглядеть шикарно, понимаете? Кстати, мне нужно поспать пару часиков, потому что скорее всего выгляжу как смерть.

У обоих появился блеск в глазах, и я знал, что сейчас увижу самодовольные лица.

— О, точно, — сказала мама, лукаво улыбнувшись. — Сегодняшний вечер будет особенным.

— Для рыцарей, — сказал папа. — Для определённого рыцаря.

— Я попрошу короля объявить меня сиротой, — предупредил я родителей. — Он согласится, так как считает меня ужасно крутым и потому что я будущий Королевский волшебник. И потом я вас прокляну. У вас появятся лишние пальцы. На лице.

— Обязательно сегодня вечером надень тот красный китель, — сказала мама, проигнорировав мои угрозы. — Он так хорошо подчёркивает цвет глаз и кожи. И те сшитые на заказ чёрные брюки. И не забудь начистить сапоги.

— И не стригись коротко, — посоветовал папа. — Оставь немного длины. Ты будешь выглядеть более солидно.

— Для пира, — ответил я, потому что отказывался верить, что родители неожиданно стали моими сутенёрами.

— Да, — ответили они, — для пира.

Стопроцентное сутенёрство.

— Очень много проклятий, — пробормотал я, обнял обоих и пообещал, что увидимся позже. Я направился обратно в замок, размышляя, хватит ли у меня времени перекусить, но всё-таки решил отдать предпочтение сну.

Из-за огромных мешков под глазами и размазанной по всему лицу грязи, я выглядел дерьмово. Я шёл, никого не трогал, ворчал под нос о родителях, Моргане и язвительных лучших друзьях, которые убили злого волшебника, чтобы меня защитить. А потом зевнул так широко, что аж челюсть хрустнула.

И конечно же, поскольку я выглядел ужасно и разговаривал сам с собой, как псих какой-то, я столкнулся с единственным человеком, с которым не хотел сталкиваться. Вот вообще никогда. Ладно, вру. Мне очень хотелось с ним встретиться, но когда я выглядел бы офигенно. Он сказал бы что-то вроде: «Привет, Сэм, я необычайно увлечён твоим хозяйством. Пойдём куда-нибудь, и я покажу тебе, каково это, когда твоим яичкам поклоняются».

Но сексуального столкновения не случилось. Я врезался лицом в грудь, определённо, из моих фантазий, махнул конечностями, издал сомнительно мужественный вопль и услышал удивлённое ворчание, слетевшее с губ, к созданию которых, должно быть, приложили руку сами ангелы.

Рыцарь Райан Фоксхарт. Скоро он станет рыцарем-коммандером Райаном Фоксхартом. Ах, самая сладкая грёза из всех грёз. Нынешний герой всех моих сексуальных фантазий. («О, кто тут плохой рыцарь? Ты плохой рыцарь. Ты вёл себя очень плохо, и я собираюсь поиграть с твоей дырочкой»).

Райан Фоксхарт удивлённо произнёс:

— Сэм.

И я ответил:

— Дык!

Потому что, очевидно, Рыцарь Сладкое Личико знал моё имя, и от такой невозможной мысли всякое знание веранийского языка вылетело из головы. И я испытал чувства. Сильные, смешанные чувства.

— Ты в порядке? — спросил он взволнованно. И я подумал, что, если у Райана и есть недостаток, то это его голос. Почему-то не такой глубокий, как должен быть у человека такого телосложения и роста. Но потом вспомнил, что у него совершенный голос, из всех когда-либо мной слышанных, и он всегда был таким мягким и тихим. Поэтому у Райана не было недостатков.

И, тут я понял, что моё лицо всё ещё прижато к его груди. Райан был на одну ступеньку выше меня, и пах потрясающе: потом и металлом, и лошадьми, и сеном, и травой, и листьями, и огнём и… мне нужно остановиться, пока мы не попали в неловкую ситуацию. Итак, безупречным движением, я резко отстранился, поскользнулся на лестнице и упал на каменную плитку, слегка ударившись головой. Моя жизнь не могла стать более неловкой.

— Вот блин, — сказал Райан откуда-то сверху.

Я открыл глаза, всё вокруг было слегка расплывчатым. Но вот в поле зрения появились самые красивые зелёные глаза из всех зелёных глаз в мире. Прядь волос свисала на лоб, и я понял, что, видимо, сильно стукнулся головой, потому что серьёзно подумывал о том, чтобы протянуть руку и её смахнуть. Я совладал со своим желанием и вовремя остановил руку, но из-за этого порыва без присмотра остался рот. Это единственное объяснение, почему я произнёс хриплым шёпотом: