Флора впервые увидела мужчину полностью обнаженным, и хотя нагота была возмутительной, она постаралась не судить его строго, поскольку знала, что перед ней стоит шелки, ее заветный таинственный принц, о котором она мечтала. А в мечтах одежда, пожалуй, не так уж важна.

Она сняла платье и сорочку и отложила на мерцающий в ночном свете песок. И встала перед юношей такая же нагая, как он, снежно-белая под луной, в обрамлении копны рыжих волос.

Молодой шелки смотрел на нее, не двигаясь, и волна прибоя омывала его лодыжки. Флора шагнула к нему, и ее ноги окутала белая пена. Ветер обдавал кожу холодом, вода была и того холоднее, но Флора ощущала странный жар в теле, дикий зов своей крови. Юноша улыбнулся, и она поймала взгляд его глаз – нежных и темных, как у тюленя. Впервые в жизни Флора Маккрэканн отбросила благопристойность – и отдала себя своему принцу, и лунному свету, и океану.

Вместе они окунулись в волны, вместе побежали по берегу, омываемому шумным прибоем, вместе легли на песок, прижавшись друг к другу, и впервые в жизни Флора Маккрэканн не испытала разочарования.

Разумеется, тем молодым человеком был уже знакомый нам сын клана Серых Тюленей. Он с готовностью ответил на желания прекрасной девушки, упиваясь ее соленой кожей, дарящей тепло даже в холодной воде, и мягкими влажными волосами.

Ветер приносил издалека голос серебристой чайки:

– Берегись!

Волны, бьющиеся о камни вдали, шептали:

– Предательство!

Серые Тюлени кричали от далеких шхер:

– Возвращайся домой!

Однако юноша был глух к зову океана.

Он впервые возлежал с девушкой из Народа, хотя не раз – о, не раз! – был близок со своими сородичами. У шелки нет понятия брака и верности одному-единственному партнеру. Их любовь свободна и обильна и не предполагает обязательств. Старейшины клана растят всех детей, в то время как молодые шелки наслаждаются благами юности и весельем.

Разумеется, Флора Маккрэканн об этом не знала. Она сумела призвать красивого, статного мужчину из племени шелки и вовсе не собиралась его отпускать. Она чувствовала нежный аромат его кожи, ощущала на себе его сильные руки и, хотя не могла сказать точно, любовь это или минутная страсть, искренне желала его, и только после того, как прошел ее пыл, к девушке вернулась практичность и она начала задавать вопросы.

– Как тебя зовут и из какого ты клана? Если мы поженимся, ты должен встретиться с моими родителями.

Юноша озадаченно моргнул в ответ.

– У нас нет имен. Мы шелки, мы плаваем с китами, и калáнами, и дельфинами. Мой клан Серых Тюленей живет в кольце шхер, а твоим родителям я бы не посмел показаться. Они сразу убили бы меня, ведь наши народы враждуют испокон веков.

Эти слова расстроили, но не отпугнули Флору. Пускай он шелки, но все же мужчина, со всеми присущими мужчине слабостями и самомнением. И поскольку ей хотелось заполучить его (а Флора Маккрэканн привыкла получать желаемое), она скрыла свое недовольство и сладко улыбнулась.

– Встретимся здесь же завтра ночью – и, возможно, ты передумаешь.

Так на следующую ночь и на ту, что следовала за нею, шелки пришел к Флоре Маккрэканн. Три недели они виделись на небольшом пляжике каждую ночь. Вместе плавали в волнах, лежали на песке и нежно шептались под яркими холодными звездами.

Флора рассказала шелки о своем теплом доме с торфяным очагом, о мягкой постели с льняной простыней и пуховым одеялом. А шелки ей – об играх тюленей на каменных островках, о соленом хрусте рыбы в их мощных челюстях, о запахе шторма и треске льда, о голосах океана. Флора не уставала повторять, как чудесно было бы пожениться, жить в домике у гавани и растить очаровательных темноглазых детей.

В ответ на это шелки всегда смеялся и отвечал:

– У моего народа так не принято.

После этих слов он обычно скрывался за ближайшими камнями и нырял обратно в море, но Флору не смущал его отказ. Она понимала, как заманчив зов моря – мрачный, но романтичный, сулящий свободу. В то же время в ней нарастало новое чувство, непривычное и словно подгоняющее к чему-то. И стоило девушке осознать, что оно значит, как задача ее стала неотложной.

– Мое дитя не будет расти без отца, – решительно сказала она себе. – Я не намерена носить в своем лоне безымянного сына, ловить на себе взгляды женщин, полные жалости и осуждения. Как и отдать ребенка шелки, по примеру других. Ведь тогда они примут его как своего и заберут в океан. Нет; пускай мой возлюбленный ветрен, дик и игрив, он все же обязан исполнить долг. И если он не захочет отказаться от жизни в море, я найду иной способ обуздать его.

Флора думала об этом, занимаясь повседневными делами. Она прибиралась в родительском доме, ходила на рынок и в церковь и занималась вышивкой – все на островах были наслышаны о том, какая Флора мастерица. Весь день она ждала наступления ночи и встречи с любимым. В летние ночи, играя с ним в волнах и катаясь по песку, она наблюдала за растущей луной и мечтала о том, как привяжет шелки к себе и к суше – навсегда.

Лето на северных островах подобно взмаху стрекозьих крыльев. Всего за несколько недель оно оборачивается осенью, а затем и зимой; и так каждый год. Лед нарастает, начинают дуть холодные ветра, а месяц спустя наступает жгучий мороз.

Флора прекрасно это понимала и уже видела признаки смены сезона. А ее любимый все реже задерживался после их близости, ведь без шкуры он был таким же уязвимым и хрупким, как обычный человек. Его кусал осенний ветер, больно били волны, а острые камешки жалили ступни. Флора догадывалась, что с уходом лета уйдет и ее возлюбленный, вернется в море. А она не могла этого допустить, поскольку он принадлежал ей и она желала его. А главное, Флора поклялась найти себе настоящего принца и родить ему малыша. И ни море, ни шторм, ни крепкая тюленья шкура не могли ей помешать.

Само собой, шкуры Флора еще не видела: шелки всегда приходил к ней в человеческом облике; но она помнила легенды, которые услышала от бабушки, и знала, какую силу таит в себе эта шкура. Связанная с ней тайна служила женщинам на острове, дарила им чувство безопасности и здоровых детей, но никто не заговаривал об этом даже при своих близких – никто, кроме бабушки Флоры. Ведь на самом деле ее прогнали из дома из-за этих историй, из страха, что она соблазнит юную Флору океаном. И теперь, когда перед Флорой стояла задача удержать возлюбленного и отца своего еще не родившегося дитя, она обратилась к словам своей бабушки.

«Отыщи, где шелки прячет свою шкуру, если хочешь поймать его, – советовала та. – Забери ее и спрячь в сундуке из древесины кедра, обитом серебром. Шелки забудет о своем клане, перестанет слышать голос океана и будет послушен тому, кто завладел его шкурой. Имей в виду: храни ее пуще глаза, ибо стоит ему лишь коснуться шкуры, как он немедленно все вспомнит и ты потеряешь его навсегда».

Мать Флоры подарила ей кедровый сундук на совершеннолетие. Он принадлежал еще ее бабушке, и ему было лет восемьдесят. Сундук был искусно выполнен и, хоть и потемнел от времени, был по-прежнему прекрасным и ароматным. Пока в нем хранились лишь скромные фамильные ценности: атласное свадебное платье матери и кружевное – бабушки, хрупкое, как страницы Библии.

Сундук всегда был надежно заперт по настоянию матери – возможно, из уважения к этим ценностям; но теперь Флора смотрела на него иначе и думала о том, что маленький серебряный ключик отлично смотрелся бы на цепочке у нее на шее…

Лето постепенно угасало, подгоняя Флору, но отыскать шкуру было не так просто: ею любимый девушки дорожил превыше всего. Каждую ночь, выходя на берег, он прятал ее под большим валуном, стоявшим на песке. А попрощавшись, тут же исчезал за камнем, быстро натягивал шкуру и нырял в воду, где вновь обращался в серого тюленя и уплывал прочь.