ГРИГОРИЙ ГУРВИЧ
Внешне необаятельный — полный, с заметным, искажающим его лицо тиком, Гриша Гурвич обладал огромным внутренним обаянием.
Кажется, самый первый номер Гриши, который мне довелось посмотреть в Доме актера, — «Мишки». Номер оказался очень актуальным: тогда на устах у всех были Михаил Сергеевич Горбачев, Михаил Михайлович Жванецкий, Михаил Александрович Ульянов и Михаил Филиппович Шатров. Каждому из них посвятили куплет. Эту песню я могла слушать непрерывно.
Были две песни, посвященные мне: «Позвони мне, позвони…» и на мотив «Рио-Риты». Грише удавалось так писать, что я и смеялась и плакала одновременно. Грусть и радость, лирика и юмор, соединившись в Грише Гурвиче, давали невероятный результат.
Я очень ревниво отнеслась к тому, что Гриша занялся другим делом — взялся ставить спектакль. Мне казалось, он рожден именно для «капустника», и не верила, что он добьется успеха в ином жанре.
Обидно мне было еще из-за того, что Гриша ставил этот спектакль в учебном театре ГИТИСа, а не в Доме актера. Но Гриша так решил, а своих решений он обычно придерживался твердо.
Первый спектакль — «Чтение новой пьесы» — мне понравился сразу. Вспоминая сейчас все, что поставил Гриша, — вплоть до последнего спектакля «Великая иллюзия» — я понимаю, какой путь прошел театр за несколько лет. Наверное, другого такого примера не найдешь. Актеры ведь начинали фактически с самодеятельности.
Музыкальные спектакли Гриши вызывали во мне множество чувств, ни одно из которых я не испытываю, когда смотрю современные мюзиклы. Гриша был создан для этого жанра, что сразу понял Марк Захаров, который и посоветовал ему ставить музыкальные спектакли.
Несмотря на страшную занятость в театре, про старый Новый год в Доме актера Гриша никогда не забывал, Он не только был автором большинства номеров, но и вел этот вечер. И всегда писал новую песню. Ее исполнял хор, включавший в себя несколько поколений. Гурвич объединял многих. И все — Константин Эрнст, Андрей Разбаш, Вячеслав Зайцев, Валерий Плотников и даже Александр Ширвиндт — беспрекословно его слушались.
А на 60-летии Дома актера Гриша в финале выпустил на сцену меня, чтобы я исполнила последний куплет песни. Я тогда не могла попасть ни в одну ноту (сейчас иногда попадаю). Но мое пение произвело на зал ошеломляющее впечатление. Таким образом, Гриша и меня вывел на большую сцену.
Проходят годы, и я понимаю, что такого «домактерского» человека, как Гриша Гурвич, мне уже не встретить.
ОЛЕГ ЕФРЕМОВ
Актером Ефремовым я увлеклась не сразу. Мне он казался каким-то неказистым. Но, прочитав об Олеге Николаевиче в книге Натальи Крымовой «Имена», я посмотрела на него другими глазами.
Когда Ефремов с трибуны съезда Всероссийского театрального общества произносил пламенную речь о перестройке, об отжившем уже свое ВТО, о новом Союзе театральных деятелей, я сидела у радиоприемника, плакала от счастья и верила в будущее.
С годами я вынуждена была признать: перемены не принесли желаемых результатов. Но это не значит, что Олег Николаевич ошибался. Скорее, мы не оправдали его надежд.
То же самое касается МХАТа. Думаю, необходимость преобразовать его была. Другое дело, что это не смогло произойти безболезненно. И разумное решение привело к раздраю (так это обычно называет Ульянов). Разрушались судьбы людей. Бывшие единомышленники оказывались в разных лагерях. Наверное, Олег Николаевич не ожидал, чем это все обернется, и сам попал в жуткое положение.
Мне нравилось в Ефремове то, что он был выше мелочей. Однажды в газете «Да», издаваемой Домом актера, всех режиссеров, как военных, выстроили по рангу. К этой газетной затее я не имела никакого отношения, но она стоила мне многих неприятностей, Ефремова поместили куда-то в конец. Олег Николаевич был, конечно, потрясен заметкой, но обиду на меня держал недолго, и на наших отношениях эта публикация никак не отразилась.
Как-то перед Новым годом, зная, что Ефремов болеет, я позвонила поздравить его. И услышала в трубку: «А, это ты, мормышка моя». Мы не были так близки, и это неожиданное обращение «мормышка моя» я запомнила.
Дистанция между мной и Ефремовым всегда казалась мне огромной, даже если мы находились близко друг к другу. На каком-то вечере мы сидели в зале рядом. Он уже плохо чувствовал себя, тяжело дышал и никак не мог удобно устроиться в кресле. Я ощущала его боль каждой частичкой своего тела. Но произнести ободряющие слова так и не смогла — я терялась в его присутствии.
Помню нашу последнюю встречу. После какого-то вечера мы ехали вместе в машине. И опять — присутствие Ефремова действовало на меня настолько сильно, что не давало сосредоточиться на беседе и запомнить ее суть.
Ефремов создал «Современник», он замечательно играл в театре и кино, Он был выдающейся личностью и абсолютным лидером отечественного театра.
ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВ
Наверное, это звучит смешно, но однажды я танцевала с Владимиром Васильевым. Когда мы отмечали мое 70-летие в ресторане Дома актера, оркестр заиграл еврейскую музыку, меня понесло, и я стала что-то выделывать на глазах гостей. И вдруг мне на подмогу выскочил Володя Васильев. Сердце мое замерло от восторга. А Володя даже со мной танцевал божественно.
Владимир Васильев, как и Михаил Ульянов, является, на мой взгляд, символом эпохи. Володя необычайно талантлив и очень красив. У него благородное, удивительное русское лицо.
Володя Васильев и Катя Максимова — украшение российского балета. Помню, как в первый раз увидела Катю. Я работала на телевидении. Мне позвонили и говорят: «Беги скорее в аппаратную». Прибежала. Там собралось довольно много народу, и все смотрели через стекло в студию. А в центре студии стояла миниатюрная девушка в «пачке». И кто-то из знатоков балета сказал: «Запоминайте — это будущая звезда Катя Максимова».
Много лет спустя у Кати с Володей состоялся вечер в Доме актера. Дело в том, что мне тяжело было видеть Володю Васильева после того, как его «убрали» из Большого театра — он не мог скрыть своего состояния. Настолько противоестественно такому одаренному человеку быть отвергнутым. Очень хотелось поддержать его. И мы устроили «Рождественский вечер с Екатериной Максимовой и Владимиром Васильевым». На сцену выходили Ахмадулина и Мессерер, Гафт и Остроумова, Вознесенский и Богуславская — цвет российской интеллигенции.
Мы все ищем национальную идею. Мне кажется, самая главная идея — ценить и беречь талантливых людей, являющихся гордостью страны.
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ
Сложнее всего рассказать об актрисах, внешне неприступных — Элине Авраамовне Быстрицкой и Татьяне Васильевне Дорониной.
Элина Авраамовна — не тот человек, к которому бросишься в объятья, и вы будете дружны всю оставшуюся жизнь.
Я познакомилась с Быстрицкой, когда сгорел Дом актера и мне приходилось просить о помощи. Элина Авраамовна с готовностью, но без лишних сантиментов, откликалась на мои просьбы. Так, она повела меня к одному из руководителей правительства Москвы. Меня поразило, как принимают Элину Авраамовну. Она уже в то время снималась нечасто, но ее встречали, словно главную героиню только что прошедшего в эфире популярного сериала. 14 Быстрицкая могла позволить себе держаться не как просительница, а как человек, снизошедший до того, чтобы прийти в этот кабинет.
На одном из вечеров, проводимых Домом актера, я вдруг услышала в фойе чей-то голос: «Маргуля!» Так меня называл только папа. Я обернулась и увидела Элину Авраамовну. В моей душе все перевернулось. И с тех пор мы стали ближе друг другу. Я с нежностью могу называть ее Элечка, а она меня — Маргулечка.
Я знаю, что Элечка в трудную минуту всегда мне поможет. Так было перед моей операцией, так было, когда она занималась вместе со мной делами Дома актера.
