— У них обоих все хорошо. Я пыталась убедить Деметрия заглянуть ко мне, когда он в следующий раз приедет навестить свои владения. Я уверена, что, появись у меня новая прекрасная постоялица, его будет нетрудно убедить.
— Ты правда считаешь, что я могу остаться здесь, у тебя?
— Конечно, — отвечает Ливия за свою тетку. — Даже если бы ты ей не нравилась, она очень хочет сдать то жилье. Больше оно никому не нужно.
— Не будь такой несносной. — Юлия ласково шлепает Ливию, которая облокачивается на нее, и поворачивается к Амаре. — Но это правда, дорогая. Дом очень маленький по сравнению с тем, где ты живешь сейчас, и довольно темный, я буду только рада предоставить тебе в распоряжение сад.
В глазах Амары сверкают непролитые слезы признательности.
— Спасибо тебе от всего сердца, — говорит она голосом более твердым, чем можно было ожидать. — Я даже не могу выразить, как я тебе благодарна.
— Не бери в голову, — отмахивается Юлия. — А теперь, как думаешь, твоя девочка захочет что-нибудь съесть? Наверное, тебе стоит позвать ее. Я ужасно хочу расспросить ее о Британии: мой отец всегда интересовался этой страной.
Амара собиралась сидеть у Юлии допоздна, но понимает, что очень утомлена, и боится, что может уснуть под успокаивающий лепет воды. Еще до сумерек она уходит домой в компании Британники. Улицы в этот день не такие оживленные, как обычно, на праздниках многие лавки закрыты.
К своему удивлению, только переступив порог атриума, Амара слышит голоса, доносящиеся из обеденного зала. Она полагала, что в доме никого не будет: днем Руфус прислал за Филосом, флейтистки развлекают Друзиллу и Амплия в порту, а Виктория должна была встретиться с Крескентом. Но тем не менее в полуденном воздухе разносится смех Виктории. Амара думала, что она вернется домой только к ночи.
— Там хозяин? — шепотом спрашивает Амара у Ювентуса, придя в ужас от мысли, что она сейчас застанет Руфуса со своей подругой.
Ювентус смотрит себе под ноги.
— Крескент, — говорит он. — Гладиатор.
— Она привела сюда гладиатора?
— На нем был плащ, — оправдывается Ювентус. — Даже я не смог его нормально разглядеть, хотя стоял всего в нескольких шагах!
— Но это еще хуже! А если соседи скажут Руфусу, что мы сюда водим подозрительных мужчин?
Ювентус раздраженно дергает плечом.
— А если он увидит, как мы все пошли в бордель? — огрызается он. — Этот дом не похож на приют весталок.
Глядя на его недовольное лицо, Амара понимает, что больше у нее нет и толики прежней власти. Она подозревает, что Ювентус вел бы себя еще более бесцеремонно, не стой у нее за спиной Британника.
— Отлично, — бросает она. — Я разберусь с этим.
Она заходит в атриум, Британника держится рядом. На пороге столовой Амара останавливается. Голоса зловеще понизились. На миг Амара думает, что, может быть, лучше подождать, пока они закончат, но гнев и любопытство слишком сильны, и она распахивает дверь. Виктория и ее гладиатор распростерлись на диване. Амара видит его мускулистую обнаженную спину и напряженные плечи. Она ахает. Тут Виктория замечает ее и приподнимается, прикрывая платьем грудь:
— Амара!
Мужчина не торопится. Он поднимает свою тунику, надевает и только затем оборачивается.
— Феликс.
Амара так поражена тем, что он находится в ее доме, что может выговорить только его имя.
— Только прикажи мне, — говорит Британника, вытащив нож. — И я убью его.
Феликс кладет руку на рукоятку своего оружия:
— Чересчур смелое заявление, как по мне.
С насмешливым поклоном он поворачивается к Амаре:
— Угрожать гостям убийством вошло у тебя в привычку? Подозреваю, что мертвый сутенер будет не самым благоприятным скандалом для начала политической карьеры твоего пижона.
— Убирайся.
— И даже дом не покажешь? — Феликс развязно подходит к ней, но Амара видит, что он не сводит глаз с ножа Британники. — Твой любовник хорошо поступил, что украсил твои покои играющими нимфами. Приятное напоминание о тех временах, когда ты торговала собой для меня.
— Я сказала: убирайся!
— Тогда скажи этой сучке убрать нож, — отвечает он, больше не пытаясь изображать светскую беседу. — Если не хочешь, чтобы я перерезал ей глотку в столовой твоего ухажера.
Амара поворачивается к Британнике:
— Убедись, что он ушел, но не трогай его. Потом возвращайся сюда.
Британника неохотно опускает руку.
— Делай что хочешь, — шипит она на Феликса. — Ты покойник.
Амара не смотрит на Феликса, когда он проходит мимо, но он останавливается, заставляя обратить на себя внимание.
— Я всегда держу свои обещания, — говорит он.
Они сверлят взглядом друг друга, затем он отворачивается и вместе с Британникой идет к двери.
— Как ты могла так поступить? — Амара не в состоянии даже взглянуть на Викторию, которая, вся дрожа, стоит у дивана. — Как ты могла привести его в мой дом?
— Прости.
— Прости? И это все, что ты можешь сказать? У тебя вообще был роман с Крескентом или это всегда был Феликс?
Виктория молчит, и Амара угадывает ответ:
— Я поверить не могу. Ты подлая, лживая шлюха!
— Пожалуйста, — говорит Виктория, прижав руки к груди. — У меня в мыслях не было причинить тебе боль, я не хотела врать. Я думала, что смогу убедить его скостить долг, поэтому я согласилась увидеться с ним на играх. А когда мы встретились, он сказал, как по мне соскучился, как он мучается без меня, и он говорил правду, клянусь, Амара, он не лгал.
Виктория плачет:
— Я люблю его. Я всегда знала, что люблю его. Не видеться с ним — это было ужасно. Я не могла этого вынести.
Британника возвращается в комнату и тихо прикрывает за собой дверь. Амара едва обращает на нее внимание.
— Как ты можешь быть такой дурой? — орет она на Викторию. — Феликс тебя не любит! Он только использует тебя, чтобы добраться до меня, а ты настолько глупа, что попалась на его удочку. Я поверить не могу, что ты впустила его в мой дом! Сколько раз он был здесь? Или сегодня впервые?
Виктория качает головой, от плача она не может говорить.
— Какие комнаты он видел?
Виктория не отвечает, и Амара хватает ее за плечи:
— Отвечай мне!
Виктория вся сжимается:
— Он хотел посмотреть все комнаты. Сегодня он во второй раз пришел.
— Значит, ему известно расположение комнат во всем доме. — Амара отпускает Викторию и закрывает глаза руками, пытаясь осознать масштабы этого предательства. — Скажи мне, что ты не позволила ему рыться в моих счетах.
— Нет! Конечно нет!
— Почему же «конечно»? Ты впустила его в мою спальню. Ты трахалась с ним здесь, буквально минуту назад.
Картинка снова всплывает в голове Амары, и с ней поднимается такой гнев, что не оставляет места никаким прочим чувствам.
— Ты и вправду ни на что не годишься, Виктория, — произносит она голосом таким же холодным, каким говорил Феликс в самые жестокие минуты. — Не удивительно, что родители оставили тебя умирать в мусорной куче. Там тебе самое место.
Две женщины смотрят друг на друга, чудовищные слова Амары повисли между ними, точно темный дым от погасших ламп.
— Я столько раз защищала тебя перед Феликсом, — начинает Виктория. — Каждый раз, когда он говорил мне, что тебе на меня наплевать, что ты просто используешь меня, чтобы достать деньги. Я защищала тебя перед Феликсом даже после того, как ты попросила меня потрахаться с Руфусом, потому что я была так благодарна тебе, потому что я любила тебя. А ты все это время была просто избалованной докторской дочкой, такой, какой Феликс тебя всегда и описывал, и смотрела на меня как на какую-то тварь.
Гнев Виктории нарастает по мере того, как она говорит, и она слишком увлечена, чтобы заметить, как Британника кладет на стол позади нее какой-то предмет.
— Единственным человеком, которого ты когда-либо считала равным себе, была Дидона, да? Вы так и ходили парочкой в борделе, насмехались над всеми, полагая, что вы лучше нас всех. И я знаю, я всегда знала, что ты бы не задумываясь променяла меня на Дидону.