Кровь стучит у Амары в голове. Она больше не видит перед собой Викторию, она вновь на форуме в ночь Сатурналий. Дидона лежит раненая у ее ног, и Амара ничего не может сделать, ей остается только смотреть, как подруга умирает.

— В ту ночь это должна была быть ты! — вопит она. — Если ты так любишь Феликса, почему ты не встала под нож, который предназначался ему? Почему это была Дидона? Она стоила тысячи таких, как ты.

— Может, и стоила. — Виктория демонстративно взмахивает руками. — Только не забывай, кто закончил дни в мусорной куче. Это была не я, верно?

Эти слова, точно ножи, вонзаются в сердце Амары, уничтожив остатки самообладания. Она хватает со стола нож Британники и движением настолько быстрым, что Виктория не успевает уклониться, хватает ее за волосы и приставляет лезвие к горлу.

— Ты знала? Он сказал тебе, что сделал с телом Дидоны? — Виктория смотрит на нее широко распахнутыми глазами. — Он сказал тебе?

— Нет, — выдавливает Виктория.

— Амара. — Британника осторожно кладет руку ей на плечо, чтобы не спровоцировать на резкое движение. — Успокойся.

Виктория переводит взгляд на женщину, которую ненавидела так долго и которая вдруг почему-то пришла ей на помощь.

— Я спокойна, — говорит Амара, но дрожащая рука выдает ее.

— Ты должна убить ее сейчас, — говорит Британника.

— Нет! — кричит Виктория. — Пожалуйста!

Британника хватает Амару за плечо, чтобы она не дрожала.

— Подумай, что она может знать. Что может сказать Феликсу. О твоей жизни, твоих секретах. — Британника еще сильнее сжимает ее плечо. — Послушай меня. Я скажу Руфусу, что она пыталась убить тебя первой, что я тебя защищала. Мы обе скажем, что это я ее убила.

— Амара, ты не можешь ее послушать, — молит Виктория, затравленно глядя на нее. — Я бы никогда не сказала Феликсу ничего такого, что могло бы причинить тебе боль, клянусь тебе. Пожалуйста, молю тебя, пожалуйста, не делай этого. Пожалуйста.

Взгляд Амары скользит от лица Виктории к ее горлу, и она замирает при виде собственной руки с зажатым в ней ножом. Она отпускает его, и лезвие летит на пол. Виктория падает на диван, прижимает руки к шее и хватает ртом воздух, словно ее держали под водой.

Британника выдыхает сквозь зубы. Схватив с пола нож, она засовывает его за пояс.

— Это ошибка, — говорит она.

Амара не обращает внимания на Британнику, она не отрывает глаз от скукожившейся женщины на диване, от подруги, которую чуть не убила.

— Из-за тебя на мне висит долг в тысячи сестерциев, — говорит она Виктории. — Я рисковала своей жизнью, чтобы спасти тебя; я отдала тебе все, а ты отплатила мне тем, что привела Феликса в мой дом.

— А ты меня чуть не убила. — Виктория поднимает глаза, к ней возвращается прежний апломб. — Думаю, мы квиты.

— Я не хочу больше тебя видеть, никогда. Ты поняла меня? Ты сейчас же покинешь дом.

Виктория, шатаясь, поднимается на ноги.

— Я никогда не хотела выбирать между вами. — Она протягивает руки к Амаре. — Я не хотела выбирать Феликса вместо тебя.

— Но ты это сделала. — Амара отступает от нее. Женщины смотрят друг на друга, и в пепле их дружбы уже нет ни единой искорки доверия, только сожаление.

Виктория медленно пятится, ее взгляд мечется между Амарой и Британникой, как будто она даже сейчас боится, что ее попытаются убить. Затем она поворачивается к ним спиной, открывает дверь, пробегает через атриум, отталкивает с дороги Ювентуса и уносится на улицу, где, без сомнений, ее ждет Феликс. Амара тяжело опускается на диван.

— Это ошибка, — снова говорит Британника. — Она предаст тебя.

— Что еще она может сделать? — устало спрашивает Амара. — Она уже показала Феликсу дом. Все, что можно, он уже видел.

Британника наклоняется к ней так низко, что Амара чувствует на щеке ее дыхание.

— Филос.

Слово произнесено шепотом, но Амара моментально понимает, что за ним стоит. Она поднимает взгляд на Британнику и, видя выражение ее лица, не тратит время на притворство, будто она не понимает, о чем речь.

— Виктория не знает, — шепчет она. — Не может знать.

— Но я знаю.

— Как? Когда ты догадалась?

— Вы похожи, — просто говорит Британника. — Ты как он. Виктория тоже бы это заметила.

Амара смотрит на дверь, которую Виктория оставила приоткрытой, дверь, через которую она только что разрешила ей уйти.

— Даже если она знает, я не смогла бы ее убить, — говорит Амара, пряча лицо в ладонях. — Неужели ты меня считаешь таким чудовищем?

— Однажды ты об этом пожалеешь. Поверь мне.

Амара смотрит на Британнику, которая все еще не отрывает взгляд от двери, на ее лице застыло выражение убийственной свирепости.

— Ты всегда ее ненавидела, — шепчет Амара.

— Это ничего не значит. — Британника вскидывает бровь, какое-то неуловимое веселье отражается на ее лице. — Я почти всех людей ненавижу.

Глава 37

Сожительницу свою выкупил, чтобы никто у нее за пазухой рук не вытирал^[16]. Петроний. Сатирикон

Проснувшись следующим утром, Амара почти сразу же с болью вспоминает о предательстве Виктории. Она неподвижно лежит в кровати, не испытывая желания пошевелиться. Лучи утреннего солнца проникают сквозь окно и падают на стену. Амара закрывает глаза, но стоит ей это сделать, как она видит дергающуюся спину Феликса и Викторию под ним. Как Феликс оборачивается к ней. И, что еще хуже, она вспоминает собственную гневную вспышку, как поднесла нож к горлу Виктории. Звук, с каким металл упал на мозаичные плиты.

Дурнота подкатывает к горлу; и Амара садится, чтобы ее не стошнило. Вся дрожа, она обнимает колени руками, пока тошнота не проходит; по ее лбу катится пот. Затем она заставляет себя встать. Амара открывает сундук, стоящий в ногах кровати, чтобы достать одежду. Плетеная корзина с прокипяченной шерстью, ее противозачаточное, стоит в углу, и Амара накрывает ее холстиной, лишь бы не видеть.

Крышка сундука кажется очень тяжелой, когда она опускает ее. Амара наклоняется вперед и облокачивается на деревянную поверхность, упираясь ладонями в резной рисунок виноградных лоз. Боль от предательства Виктории еще до конца не улеглась. Феликс был в ее покоях, рылся в ее вещах, смеялся над ней. Может, он даже лежал здесь, в этой кровати, с Викторией. Так же, как Амара лежала с Филосом.

Что касается Филоса, то он был на удивление спокоен этой ночью, когда она рассказала ему все. Сегодня именно он скажет Руфусу о Виктории и постарается как можно сильнее втоптать в грязь ее репутацию. Именно Филос предложил сказать, что Виктория не только рисковала честью этого дома, приглашая сюда сутенера, но и оклеветала Руфуса. Они надеются, что смогут сыграть на его чувстве вины и Руфус не станет вымещать свою злость на Амаре за то, что она вообще привела Викторию в дом.

Амара открывает дверь спальни. Марта уже ждет за туалетным столиком. Лицо служанки бело, точно воск, вчерашние события никак на нем не отражаются. Хотя она наверняка слышала крики, а теперь уж точно знает, что Виктория ушла.

Амара подходит и садится перед Мартой, та встречает ее тихим приветствием, как и в любое другое утро. По тому, как Марта ее причесывает, Амара не может угадать ее мысли. Марта всегда молчаливая, а ее руки — грубые. Слышится только поскрипывание гребня, которым она скребет кожу Амары. Сегодня о Марте ей известно ровно столько же, сколько в первый день, когда она пришла в этот дом. Амара думает о том, как странно Марта улыбалась во время Неморалий, о том, как, должно быть, одинока ее жизнь, о том, чего она некогда лишилась, и понимает, что ей следовало прилагать больше усилий, чтобы заручиться доверием служанки. Может быть, тогда Марта бы поделилась с ней своими подозрениями насчет Виктории или рассказала бы, каких мужчин та водит в дом.

Амара заговаривает только после того, как Марта заканчивает все процедуры с ее волосами и лицом.