— Если ты этого хочешь.

— Ты тоже можешь взять с него деньги, — предлагает Лаиса. — А потом мы можем поделить то, что он даст тебе.

— Нет, оставь все себе. Это ты их заработаешь. Правда, Ювентусу говорить об этом необязательно.

По ухмылке Лаисы Амара догадывается, что она предвидела ответ хозяйки. «Я не такая, как Феликс, — думает Амара, — иначе она бы не осмелилась просить об этом». Страх, который Амара пытается подавить, вновь поднимается у нее в душе. Она смотрит на Британнику, уверенную, высокую и мускулистую, которая теперь стоит у фонтана. Мужчинам запрещено сопровождать их на сегодняшнем ритуале, но на случай, если Феликс захочет нанести удар во время их возвращения домой, Британника будет вооружена.

Вместе с вечером наступает прохлада, и Виктория уходит в атриум, чтобы принести гирлянды. Женщины украшают друг другу волосы, две вольноотпущенные хлопочут над рабынями. Виктория помогает флейтисткам, Амара вплетает цветы в густые кудри Марты и пытается убедить Британнику взять гирлянду из красного амаранта.

— Богиня скорее прислушается к твоей просьбе, если ты оденешься так, чтобы порадовать ее, — говорит Амара, когда Британника уклоняется.

— Не слишком, — бурчит Британника, но все-таки позволяет Амаре закрепить цветы. На фоне ярко-рыжих волос британки гирлянда похожа на языки пламени. Британника вскидывает подбородок. — Думаешь, богиня-охотница меня услышит?

Амара кладет руку на сердце:

— Надеюсь.

Они смотрят на стену, где изображена Дидона: ипостась Дианы, священная для них обеих.

— Я прошу мести, — говорит Британника, как будто обращаясь к Дидоне.

— Ты хоть писать умеешь? — спрашивает Виктория. Она усердно водит углем по широкой ленте; они заранее заготовили пять штук, которые после ритуала оставят в святилище. Марта, иудейка, не будет молиться богине и отказалась от ленты. Амара удивлена, что ее служанка вообще согласилась присоединиться к процессии.

— Я могу записать молитву Британники, — говорит Амара. Она кладет две белые ленты на мраморную скамейку, пишет «месть» на первой, для Британники, и «освобождение» на второй, для себя. Британника недоуменно смотрит на греческие буквы.

С наступлением сумерек они готовят свет. Амара идет в кладовку, задерживает дыхание, чтобы не чувствовать вони, и берет маленькие терракотовые факелы, которые они с Викторией купили на форуме. Когда она возвращается, Филос уже ждет ее с масляной лампой в руке. Женщины по очереди зажигают от нее свои факелы. Наблюдая за ними, Амара думает, как долго им еще жить всем вместе под этой крышей, и грудь ей теснит не только от уже привычного страха разлуки с Филосом. Она успела привыкнуть к этому дому, к этой странной женской общине, почти семье, которую она собрала здесь.

Амара последней зажигает факел. Она не смеет взглянуть на Филоса, но намеренно касается его руки, когда поправляет лампу: так они общаются без слов. Амара окидывает взглядом остальных, чтобы убедиться, что все факелы горят, и ведет женщин через погрузившийся в темноту атриум. Ювентус выпускает их на улицу.

По улице уже идут другие женщины, держа в руках факелы или свечки. Вдалеке их огни мерцают, точно звезды в темном небе. Мужчины и дети наблюдают за ними из окон и дверей, соседи перекликаются друг с другом, воздух согрет добрыми пожеланиями и еще не рассеявшимся жаром последних солнечных лучей. Лаиса и Феба держатся за руки, и Амара вспоминает, как вот так же ходила по улицам с Дидоной. Она надеется, что флейтистки не разлучатся, когда она или Друзилла решат продать их.

К тому времени, когда они выходят из города через Театральные ворота и направляются к реке, становится темнее. На узкой тропе, ответвляющейся от главной дороги, расставлены лампы, чтобы осветить им путь. Они проходят мимо вилл и виноградников, свет от цепочки факелов освещает все вокруг. Некоторые женщины поют обрывки песен, и Виктория присоединяется к ним, ее нежный голос звучит далеко и звонко. Амара не знает слов.

Они подходят к маленькому святилищу Дианы, расположенному в излучине реки; вокруг него посажены кипарисы. Повсюду женщины и танцующие огни. Несмотря на толпу, здесь, вблизи быстрой черной воды, воздух намного прохладнее, и Амара рада, что надела плащ. Нет никаких строгих ритуалов, нет жрецов, поэтому Амара и остальные ждут своей очереди, чтобы завязать ленты с молитвами на кипарисе. Британника вешает свою повыше, и ее лента, одинокая, развевается над остальными.

— Кто-нибудь принес подношение? — спрашивает Амара. Остальные качают головой. Она оборачивается к Британнике. — Ты не сходишь со мной, чтобы я оставила свое?

Британка кивает, и по свирепому выражению ее лица, которое в свете факела кажется еще более зловещим, Амара понимает, что она надеется увидеть какие-нибудь символы насилия в святилище охотницы. Бок о бок они идут к груде подношений богине.

Небольшая статуэтка Дианы смотрит на своих почитательниц, и Амара тоже не сводит с нее глаз, пока они ждут очереди. При виде богини Луны она всегда вспоминает Феликса. Амара вспоминает, как он сравнивал ее с Дианой за ее дикость и гордость, и именно статуэтку Дианы-охотницы она однажды отправила ему в качестве символа своей бесконечной ненависти. Но сегодня Амара принесла не глиняного оленя или охотничью собаку. Подойдя наконец к святилищу, она отдает факел Британнике и опускается на колени, чтобы положить с краю общей кучи глиняную фигурку матери и ребенка. Затем она поднимается на ноги и забирает у Британники факел, не глядя ей в глаза.

Глава 36

Резитутус обманывал многих девушек. Надпись на стене в Помпеях

Вода, бурлящая на каменных ступеньках, вторит смеху Юлии. Амара никогда прежде не была в столовой в саду: она только для приглашенных гостей и постояльцев. Амара и представить себе не может более уютного места, чтобы провести второй день Неморалий. Здесь все выкрашено в насыщенный синий цвет, на стенах изображены виды египетского Нила и на гостей взирает богиня Изида. Вино и инжир уже стоят на бронзовом столе с ножками в виде трех похотливых сатиров.

Во время Неморалий социальная иерархия переворачивается с ног на голову, а это значит, что Британнике также позволено присоединиться к ним в качестве гостьи. К удивлению Амары, и Юлия, и Ливия ведут себя очень радушно по отношению к молчаливой британке, восхищаются ее силой и предлагают продемонстрировать умение владеть ножом.

— Она как будто танцует, — произносит Ливия, глядя, как Британника по-кошачьи крадется по тенистой дорожке рядом с большим прудом. — Она и правда очень умная.

— Она верная, — говорит Амара, довольная, что наконец-то кто-то, кроме Филоса, может понять, почему она любит Британнику. — Я очень ее ценю.

— Поверить не могу, что ты завербовала ее, чтобы учить тебя обращаться с ножом, — удивляется Юлия. — Какая же ты загадочная девочка.

Она отпивает вина:

— Какая жалость, что Руфус не может побыть с тобой во время фестиваля.

Амара уже достаточно хорошо знает Юлию, чтобы понимать, что это не праздное замечание.

— Его родители настойчиво попросили, чтобы он провел время с ними, — произносит она. — Мне он ничего не рассказывал, но я полагаю, что он размышляет о женитьбе.

— Я как раз думала о том, доходили ли до тебя слухи или нет, — говорит Юлия. — Неудивительно, когда в следующем году ему предстоят выборы.

— Руфус мне никогда особенно не нравился, — замечает Ливия, по-прежнему следя глазами за каждым движением Британники. — Слишком избалованный, на мой взгляд.

— Все мужчины избалованы, — заявляет Юлия. — Хотя некоторые с возрастом становятся добрее. Как старый добрый Плиний. Или мой друг Деметрий.

— Руфус мне никогда ничего не сообщает об адмирале, — говорит Амара, пропустив мимо ушей замечание Юлии об императорском вольноотпущеннике. — Я очень надеюсь, что с ним все хорошо.