— Как долго ты хочешь гулять? — спрашивает он.

— Может, нам просто стоит идти вперед и никогда не останавливаться, — шутит она, но тут же понимает по его лицу, что огорчила его, а не развеселила. Они подходят к колоннаде, здесь менее людно. Амара вспоминает, как сидела здесь с Викторией и остальными, свесив ноги вниз. Им с Филосом даже и думать не стоит о чем-то настолько беспечном.

— Сегодня к полудню, когда ты закончишь с контрактом, у Иосифа уже будут для тебя деньги. Руфус не говорил тебе оставить меня на время Неморалий? Друзилла считает странным, что он собрался провести фестиваль с родителями.

— Это не так. Вернее, не только с родителями.

— Думаешь, у него есть еще одна любовница? — Амаре становится страшно при этих словах, и она готова посмеяться над собой из-за этого, теперь, когда ей так мало есть дела до Руфуса.

Филос останавливается, чтобы они могли постоять рядом, глядя на воду.

— Теперь я редко вижу его. В его доме я занимаюсь делами, а не его личной жизнью. Но я не думаю, что это любовница. Я думаю, что его родня хочет, чтобы он женился. Так слышал Виталио.

Амара кладет руку на колонну, ей необходимо опереться на что-то твердое. Пальцы скользят по теплому, нагретому солнцем мрамору.

— Прости. Не было подходящего времени, чтобы сказать тебе. Но это еще одна причина, по которой я просил тебя занять денег у Друзиллы.

— Он не захочет и дальше арендовать дом, где живет его конкубина, так?

— Не думаю.

— Я поговорю с Юлией, я знаю, что у нее есть свободное жилье. С Викторией и девушками там может быть тесновато, но мы справимся. Руфус должен мне кое-что; он выставит себя в дурном свете, если, будучи патроном, просто вышвырнет меня на улицу, а если я обращусь за помощью к Юлию, то ему будет еще труднее. Вот все, о чем я попрошу его: передать аренду Юлии и позволить мне оставить тебя. Он ведь не сможет мне в этом отказать?

Амара смотрит на Филоса, но он не отводит глаз от воды, рябь от волн отражается на его лице.

— Надеюсь, что нет, — отвечает он.

Глава 35

Видит она, как спешишь ты меж факелов благоговейно

В рощу, и Тривии ты светочи эти несешь^[15].

Секст Проперций, Элегии

Сад полнится смехом. Все женщины дома собрались вместе, даже Марта, они моют друг другу волосы и плещутся. Виктория опрокидывает кружку над головой Амары, вода просто ледяная, так что пробирает дрожь, но полуденное солнце печет с такой силой, что вода высыхает почти сразу же, как только попадает на кожу.

Амара берет другую кружку и выливает ее на Британнику, которая трясет волосами, точно собака, разбрызгивая повсюду воду, так что Феба визжит. Марта вскрикивает и бросается в сторону, когда Виктория пытается облить и ее. Амара понимает, что это первый раз, когда она видит улыбку своей служанки.

— Осторожнее! — смеется Амара, когда Марта чуть не топчет бережно посаженные травы в безуспешной попытке уклониться от воды. Виктория выливает остатки на клумбу, а Марта плюхается на горячую каменную дорожку и вытягивает ноги. Неморалии — фестиваль богини Дианы для женщин и рабов, и сегодня им только и остается, что мыть волосы и украшать себя цветочными гирляндами, чтобы вечером с факелами направиться вместе с остальной процессией к реке Сарно. Филоса и Ювентуса выгнали в атриум, где оба прохлаждаются за игрой в нарды, причем иногда их смех слышен даже в саду. Амара разрешает и себе расслабиться в атмосфере праздника. Она говорит себе, что о Феликсе и Руфусе будет беспокоиться по окончании фестиваля.

Виктория сидит на краю фонтана и водит рукой в воде.

— Я знаю, чего попрошу у Дианы сегодня вечером, — говорит она.

— Чтобы Крескенту даровали бесконечные победы? — шутит Амара. Виктория поджимает губы, но не отвечает.

— У Артемиды нельзя просить даров в любви, — говорит Лаиса, взлохмачивая волосы, чтобы они быстрее сохли. — Пусть она многоликая, но это все равно богиня-девственница.

— Значит, ты не будешь просить помощи, чтобы завладеть сердцем Ювентуса? — спрашивает Виктория.

Лаиса закатывает глаза:

— Один раз я сказала, что он не урод, и ты больше никогда не позволишь мне об этом забыть.

— Не думаю, что Ювентус будет желанной добычей для охотницы, — говорит Амара, вспоминая, каким плотоядным взглядом он провожает их всех. — Он не слишком-то хорошо изображает недотрогу.

Все смеются, и Амаре становится немного неловко, она надеется, что привратник не услышит их насмешек.

— Но уж лучше он, чем Филос, — говорит Виктория, поежившись. — Ты можешь вообразить, как бы Филос дрался с кем-нибудь?

На этот раз смеха меньше. Амара наклоняет голову, чтобы волосы упали на лицо, и проводит пальцами по локонам. Тело Филоса для нее такое родное и знакомое, а за время их связи он стал намного увереннее и уже не стесняется своего шрама. Ей неприятно слышать, как его унижают.

— Зато у Филоса очень приятное лицо, — замечает Феба.

— Приятное лицо? — хихикнув, повторяет Виктория. — Не хочешь ли ты сказать, что он тебе нравится?

Смущенный румянец на щеках Фебы говорит сам за себя.

— Я не это имела в виду, — возражает она, оглядываясь на остальных за поддержкой. — Если ты видишь, что мужчина красивый, это вовсе не значит, что ты хочешь лечь с ним в постель.

— Красивое лицо, — соглашается Британника, ковыряя в дырке между зубами. Заявление прозвучало настолько неожиданно, что все снова смеются. Британника пожимает плечами — смех ее не задевает, — но ее взгляд на миг задерживается на Амаре, прежде чем она отводит его.

— Феба, кажется, у тебя есть соперница, — ехидно замечает Виктория.

Амара помнит, как в борделе Виктория постоянно подшучивала над Бероникой, и знает, что Виктория может так зубоскалить часами, если ее не остановить. Амара берет наполовину пустую кружку с водой и выплескивает ее на Викторию.

— А ты насмешница!

Виктория визжит и в отместку брызгает на Амару водой из фонтана, и в итоге все вновь кричат и пытаются спастись от воды. Когда все устают, Амара идет на кухню за обедом. Ей приходится несколько раз ходить туда-сюда: как хозяйка, она должна убедиться, что все получили свою порцию еды. Кухня в доме крошечная, чуть ли не нора с выступом, на котором можно пожарить мясо или нагреть сковородку. Из кухни можно пройти в кладовую, а оттуда — в уборную. От стойкого запаха древесного дыма, лежалой жареной рыбы и экскрементов Амару начинает мутить. Ее не удивляет, что ни Марта, ни Ювентус не горят желанием здесь готовить.

Обслужив женщин, Амара несет еду мужчинам в атриум, с ее волос стекает вода, оставляя дорожку из капель на полу. Ювентус пялится туда, где мокрая ткань прилипает к ее телу, но Амара едва обращает на это внимание: она любуется улыбкой Филоса.

— Ты выигрываешь! — говорит она, посмотрев на его сторону доски, садясь рядом с ним. Филос так близко, и, видя нежность в его глазах, Амаре непросто удержаться и не поцеловать его.

— Игра еще не окончена, — скалится Ювентус.

Филос отвечает на диалекте, от его слов Ювентус слегка воодушевляется. Когда Амара уходит, Ювентус отпускает зычный комментарий, за которым следует скабрезный смех. Амара достаточно проработала проституткой, чтобы узнать пошлые замечания, на каком бы языке их ни произносили. По тону ответа Филоса она не может угадать содержания, но ей не очень-то приятно, что после его слов привратник только сильнее смеется.

— Ювентуса ты можешь заполучить когда захочешь, — говорит Амара Лаисе на греческом, садясь рядом с ней. — Может, он перестанет быть таким несносным, если у него появится любовница.

Лаиса вскидывает бровь:

— Если ты мне заплатишь, я буду только рада.

Амара думает, что она шутит, но потом по серьезному выражению лица Лаисы понимает, что эта девушка хочет заработать денег. Амара вспоминает, какой сама была в «Волчьем логове».