Я очнулся от накатывающей боли, меня тащили по горячей земле. Пещеру освещали редкие факелы на стенах. В ноздри ударил спертый воздух, смешанный с песком. Кандалы на ногах звенели о каменный пол. Хрипло откашлялся, спину нещадно саднило, будто сняли целый пласт кожи. Тело изнывало от ран, но это было меньшей из проблем. Я ужаснулся и оцепенел, осознав, что не помню ничего, даже своего имени.

Двое мужчин волокли меня за длинные цепи оков. Сил хватило, чтобы выдавить одинокий стон, оставшийся без внимания. Меня небрежно подняли с земли, поставили на ноги и ткнули палкой в спину. Я упал на ступеньки, но каратели мигом вернули обратно и, угрожая той же палкой с острым набалдашником, заставили подняться на виселицу, превозмогая дикую боль недавно сломанных ребер.

Голос массивной фигуры, чье лицо прикрывала черная маска из кожи с вырезами для глаз, равнодушно спросил у кого-то внизу:

– Ждем еще одного до кучи или вешаю?

– Вешай! – отмахнулся каратель, его глаза блеснули в тени капюшона.

Мужчина с упорством вставил мне кляп в рот, что отдавал противной горечью, заставляя морщить и без того побитое лицо. Хлипкая деревянная опора заскрипела под ногами. На шею накинули петлю и туго затянули. Я не понимал, чем заслужил позорную смерть, и уже не мог узнать, был узником или рабом.

Резкий удар в спину, и опора ушла из-под ног. Боль прокатилась от шеи по всему позвоночнику. Горло сдавило тугой хваткой петли. Язык словно закатился в глотку, невзирая на кляп. Брыкаться не было сил. Сердце бешено билось в диком испуге. Виски сдавило, как тисками для пыток. Я почувствовал себя опьяненным, и этот дурман все нарастал. А жизнь медленно покидала тело.

После эйфории предсмертная агония в судорогах длилась не больше минуты. Но у меня не осталось воспоминаний, чтобы жизнь промелькнула перед глазами, а так хотелось. Напоследок. вспомнить одно лишь имя.

Мысли путались. В легких загорелось адское пламя, и тело содрогнулось в последних конвульсиях. Боль вмиг исчезла, а ей на смену пришла спасительная пустота.

На круглом каменном столе, спрятанные за магическим стеклом, лежали двенадцать нагих мужских тел. Все как на подбор – высокие, широкоплечие и мускулистые, на вид не старше двадцати пяти циклов. У каждого на внешних сторонах бедер и в груди красовались сшитые раны в виде креста после манипуляций по внедрению в плоть артефактов. Большой стол пронзали узкие каналы, по которым переливалась капавшая с потолка голубая жидкость. Волшебный состав создавался из концентрата в воздухе внутри широкой колбы, основанием которой и стал каменный стол. Состав оседал на потолке и каплями падал вниз, попадал на тела, и это место на коже окрашивалось голубым свечением на несколько минут. Так тела постепенно наполнялись энергией, дабы их новые обладатели смогли вернуться к жизни. Излишек жидкости оставался в каналах, куда был погружены пальцы рук каждого из мужчин.

Этой ночью младший ученик алхимика Ларсус дежурил в зале, тускло освещенном белой мутноватой жидкостью в круглых колбах, расположенных по всему периметру. Серебряное свечение полной луны проникало в башню через узкие бойницы и разливалось по каменному полу едва заметными полосами. За стенами башни гулко завывал ветер. Зал для алхимических экспериментов расположился на последнем этаже самого высокого строения столицы. «Дом магии», что стал пристанищем для алхимиков и чародеев, возвышался даже над королевским замком.

Юный алхимик в мантии синего цвета, символизировавшей первый, самый низкий уровень мастерства, сидел за столом перед открытыми фолиантами. Всего в королевстве Эйролан выделяли восемь ступеней алхимического ремесла, где последний принадлежал одному-единственному Картату – наставнику Ларсуса. Он-то и придумал наполнить магией тела павших воинов и вселить в них пойманные души со сломленной волей.

И пусть Ларсуса считали самым слабым по мастерству учеником, это не помогло ему избежать дежурства. Он сидел за столом, заставленным книгами наставника, и силился сосредоточиться на текстах. Перед ним простирались схемы строения человеческого тела с подробным описанием, куда следует внедрять артефакты и для чего это нужно. Но немигающий взгляд юного алхимика завис где-то в пространстве. Он погрузился в фантазии о пышногрудой служанке, которая вчера позволила ему не только поцеловать себя, но и дотронуться до своих прелестей. В предвкушении развязки отношений юнец представлял, как раздевает прелестную деву и целует каждый изгиб ее тела.

Поверх соседнего длинного стола переплетались трубки, идущие от одних колб к другим. Фиолетовый газ шел по трубке, смешивался с серой энергией и оседал каплями на стенках очередного сосуда, откуда стекал в колбу с пойманной душой, которая светилась ярко-красным, подобно языкам пламени разбушевавшегося пожара. И постепенно душа становилась все бледнее и бледнее, пока от нее не оставалась лишь коричневая смесь, напоминавшая Ларсусу осеннюю грязь под ногами в лесу. За этим процессом он и следил. Но, погруженный в непотребные фантазии, совершенно забыл о наказе наставника выучить два способа создания артефакта исцеления от неглубоких колотых ран и, сидя с мечтательной улыбкой на лице, не заметил, как закончился источник фиолетового газа, получаемый путем выжигания редкого минерала такого же цвета.

Алхимический процесс остановился, и в душу осталась поступать одна серая энергия. И происходило это до тех пор, пока второй элемент также не закончился. Но Ларсус этого не заметил, заснув над книгами в приятном послевкусии после своих непотребных фантазий.

Юный алхимик проснулся от громоподобных криков, разлетавшихся по залу. Он вздрогнул и резко поднял голову, на щеке краснотой отпечатались границы страниц.

– Ларсус! Просыпайся, скотина! Что ты натворил?! – разъяренно выдал мужчина с черной бородой, скрывавшей шею.

В его густых волосах виднелись седые пряди. Картат поправил полы черной мантии – символа его непревзойденного мастерства – и подошел к столу, за которым сидел непутевый ученик.

Ларсус сглотнул ком в горле. В голове пронеслась сотня оправданий, которые мозг генерировал уже по привычке. «Он же предупреждал, что еще один прокол – и вылечу. Отец точно лишит меня наследства». Задумавшись, парень до крови прикусил губу.

– И чего молчишь? Язык вместо критантиса поджег? – Алхимик говорил на повышенных тонах, яростно жестикулируя руками.

– Не… нет, мастер, – запинаясь, произнес Ларсус. Взгляд парня устремился вниз, к помятой странице старого фолианта.

– Что «нет»? Ты хоть понимаешь, что натворил? Где я теперь возьму еще одну душу? Может, мне тебя запихнуть в колбу?

Ларсус знал, что наставнику ничего не стоит его убить. И даже отцовское влияние не поможет спастись, если мастер на то решится. Парень отпрянул и чуть не свалился со стула.

– Я уснул всего на пару минут, – неестественно тихо произнес ученик, которому на днях исполнилось двадцать. – Цикл перегонки успел завершиться.

Картат пристально посмотрел на колбу с душой в руках. Надел на глаз окуляр и прищурился. Наблюдая за этим процессом, Ларсус прижал локти к бокам, отчего казался меньше.

– Ну ладно, – задумчиво процедил наставник, злоба угасала на его лице. – Душа выглядит готовой. Но если после переселения что-то пойдет не так, не сносить тебе головы!

Ларсус облегченно выдохнул и кивнул. «У меня больше нет права на ошибку», – пронеслось в его мыслях и клятвах самому себе стать прилежным учеником.

– Иди отсюда! – выкрикнул Картат, размахивая руками.

Парень мигом встал со стула и направился в сторону двери.

***

В наполнявшей создание пустоте проснулся разум. Я распахнул слипшиеся веки и сделал первый вдох. Воздух с болью пронесся к легким, наполнил их и распространился по организму. С колющей мукой забилось сердце, и каждое его сокращение заставляло тело биться в судорогах, било молотком по вискам, но вскоре жизненно важный орган набрал здоровый темп, и мучения прекратились. Постепенно вспоминались слова, я заново учился мыслить, в голове перемешалось несколько языков.