— Далеко путь держишь, многоуважаемый?

— Убедиться хотел, что с нашей Снегурочкой все в порядке, и спасибо сказать.

— Вы ее уже и Снегурочкой окрестили. Да все нормально, ты иди себе домой, отдыхай и людям не мешайся.

— Так, ты не понял, она нас от Высшего Совета спасла! Я хотел благодарность от рода высказать.

— Вот ведь, ты, как та чурешка, непонятливый. Сказано, не мешай отдыхать.

— А, ну так бы сразу и сказал — протянул Леонид, сделав понимающее лицо.

— А я тебе как сказал? По-китайски что ли?

— Не сердись, батюшка, заеду в другой раз — он было направился прочь, но передумал и повернулся к Киру — а ты чего здесь — то? Вроде ты у дома Ирины приставлен.

Было видно, что домовой начинает сердиться:

— Тебе вот скажи на милость, батенька, разница какая? Неужто за порядком следить приставлен? Уж не засланный ли ты казачок? Больно много вопросов задаёшь.

Леонид поменялся в лице и с испугом поспешил заверить:

— Да что ты, побойся, я бы никогда…

— Все, надоел ты мне до синих печёнок. Иди уже.

Проводив нежданного гостя за ворота, высунул голову, наблюдая на всякий случай, что будет делать дальше оборотень. Но тот только всплеснул руками, помотал головой, обернулся и был таков.

— Ходят тут всякие, все им знать нужно — проворчал Кир и направился в сад собирать витаминчики для малышей.

Лика проснулась от неожиданного толчка, сердце тоскливо заныло, словно кусочек оторвали и провернули через мясорубку. Какое-то горькое чувство, словно все грехи мира решили навалиться на неё.

Она постаралась проглотить комок в горле и собраться с мыслями, но перед глазами стали пролетать сцены из ее прошлой жизни: кровь, убийства, то как она пыталась придушить эту гадкую Эльку, лицо Ивана, когда он понял, кто предатели. Ее начало тошнить и словно выворачивать на изнанку.

Закричала перед тем, как провалилась в темноту болезненного небытия, в котором все повторялось с пугающей точностью, до самых мерзких мелочей.

Нет! Это не она, она так не могла! Или она… Что-то чёрное двигало всеми ними, словно поселилось в голове и взращивало ненависть ко всему живому, заставляло двигаться и убивать.

Сейчас все видения смешались в один ядовитый коктейль, который отравлял не только душу, но и тело. Лика с пугающей ясностью осознала, что умирает.

***

Родион заполнял истории, когда в кабинет ворвалась медсестра и с диким выражением лица почти проплакала:

— Там, эта девочка, с ней что-то происходит!

Он не сразу сосредоточился на ее словах, внимательно посмотрел, а потом, сорвавшись с места, словно сумасшедший, рванул бегом в палату.

Остановился в нерешительности, увидев, как прозрачная кожа синеет, выделяя каждую венку на поверхности. Ее выгибало дугой, а из горла рвались страшные хрипы. Ее разрывало что-то изнутри, что-то необъяснимое и непонятное для простых смертных.

Такое он видел впервые.

Персонал жался в коридоре, боясь заходить. В палате стоял стойкий запах серы, который, словно отрава, бил в рецепторы.

— Может батюшку позвать? Не иначе как в неё что-то вселилось — сказала, перекрестившись, пожилая санитарочка.

Все сразу зашумели, поддерживая ее предложение, и только одна дама посмотрела сквозь очки:

— Не успеем, отходит она…

Эти слова были похожи на выстрел, сердце болезненно сжалось, и он представил ее веселые глаза, когда, после прихода старика, она сказала, что теперь можно жить.

Ведь в этот момент, он и для себя решил, что пора начинать все заново.

Резко дернулся, распихивая собравшуюся толпу, и вбежал во внутрь. Оказавшись рядом с кроватью, понял, что ни один прибор не работает, все иглы вылетели на пол.

Он попытался вставить капельницу, но это было невозможно, кожа превратилась в фосфор который невозможно проткнуть. При каждом движении его откидывало назад.

В последней попытке хоть как-то помочь, он обхватил содрогающееся тело и прижал со всей силы к себе. Прижался лицом к волосам и зашептал:

— Борись, слышишь, борись, ты не можешь просто так сдаться. Я ведь тогда тоже потеряю последнюю веру. Ты обещала, что теперь будешь жить. Не бросай меня…

Он шептал и шептал, все сильнее прижимая хрупкую девушку к своей груди, пока она не обмякла в его объятиях.

В палату забежали санитары и постарались забрать тело девушки, но Родион крепко держал его и только отмахнулся от них.

Неприятный запах исчез, словно его и не было. Все с осторожностью стали набиваться в помещение.

Он схватил ее запястье, пульса не было…

— Все вон! Аня! — позвал он дежурную медсестру. — бегом реанимационный набор!

Пока женщина метнулась за необходимым, разорвал рубашку на груди и стал делать непрямой массаж сердца.

Секунды капали, как капли воды в железную раковину, отбивая все металическим звуком, а Лика не приходила в себя.

Вот уже прибежала реанимационная бригада, чьи-то руки оттащили его и кто-то что-то начал делать.

Доктор в отчаянии закрыл лицо руками, стирая соленые слёзы, бегущие из глаз. Наверное, первый раз в жизни он поверил в чудо, и вот оно уже ускользает, как песок сквозь пальцы, а он ничего не может сделать.

Кто-то дотронулся до его плеча и тихий голос прошептал на ухо:

— Запустили. Расслабься…

До Родиона не сразу дошёл смысл слов, он поднял глаза на говорившего и уставился невидящим взором.

Реаниматолог, улыбаясь, повторил:

— Иди к своей нимфе, запустили ее сердце, теперь дело за тобой, давай на ноги ставь.

Он на ватных ногах подошёл к кровати и наклонился над бледной девушкой. Что-то изменилось в ней, черты лица стали мягче, ушло напряжение и негатив, который не давал ей спокойно существовать.

Провёл ладонью по ее лицу и тихо прошептал:

— Вот теперь можно жить…

Все незаметно покинули палату, оставив его наедине с Ликой, все вокруг погрузилось в тишину. Родион, не отрываясь, разглядывал ее лицо, нежно сжимая холодные тонкие пальцы. Вдруг подул прохладный ветерок, закружил вокруг них и словно что-то зашептал девушке на ушко.

Родион испуганно оглянулся на окно, не хватало ещё, чтобы она простыла. Но оно было плотно закрыто, а в палате явственно ощущалось чье-то невидимое присутствие.

Но, пошелестев, ветер растаял в воздухе.

Доктор замер, не зная, как реагировать, а девушка открыла глаза:

— Ты пришёл. Мне было очень страшно.

— Я не мог не прийти, я же обещал…

— Много боли и крови, я все это делала, я… — она заплакала.

— Нет, это просто страшный сон, и он уже закончился.

Поднёс ее пальчики к губам и нежно поцеловал.

Утро. Лика печально смотрела на окно в котором скользили золотистые солнечные лучи. Чтобы не происходило в мире, солнышко встаёт каждое утро и освещает все вокруг. Люди приходят и уходят, а мир остаётся…

Сегодня ей будут делать операцию, наверное, она даже сможет вставать и самостоятельно передвигаться, но что ей это даст? Зачем вообще это нужно? Ведь на всем белом свете она осталась одна. То, что отца больше нет, девушка была уверенна, ветерок, который шептал ей что-то, это был он.

Кому она теперь нужна? Ее стаи больше нет, орден никогда не примет ее, даже не потому, что она больше не волчица, а за их нарушения, за все те зверства, что они успели натворить.

Все тело покрылось мурашками от воспоминаний, в душе снова начал образовываться вакуум, но нужно как-то взять себя в руки, ничего уже не изменишь.

Сил не хватало, снова рыдания подступили к горлу и непрошеные слёзы застилали глаза. Все зря, какая разница, как закончить своё никчёмное существование?

Тело начали бить дикие спазмы истерики. Кто-то из медсестер попытался привести ее в чувство, но она только сильнее закричала.

Весь мир стал тухнуть перед ее глазами, чувство одиночества снова взяло верх.

Тёплые ладони обхватили ее холодные пальцы и легко сжали.