– Я бы хотела уточнить некоторые детали,– капитан Затопец постаралась вложить в голос максимум металла.

– Уточняйте!– вздохнула Агаша не то равнодушно, не то обречённо.

– Где вы взяли тело?

И без того складчатое лицо женщины пошло дополнительными волнами.

– А я всё в ментовке сказала.

«А что же, по-вашему, было положено в детскую коляску?»– донёсся до слуха Затопец голос судьи из прошлого. Голос адвоката ответил с готовностью: «Биологический материал. И заметьте – над ним невозможно надругаться».

– Скажите, Аграфена Спиридоновна, а для чего всё это… ну, коляска, замороженные в холодильнике останки?

– Да просто так!– Ответ выдан незамедлительно. По всей видимости, времени на его обдумывание не требовалось.

– А на суде вы утверждали, что всё было задумано как акция против искусственного прерывания беременности.

– Это не я… Это адвокат.

«И ведь абортарий прикрыли, и приговор Аграфене Резяпкиной вынесли сравнительно мягкий, вменив в вину лишь кражу детской коляски. Да, жуткие дела творились когда-то в России. Разрешалось вызывать искусственные роды у женщин на большом сроке. По социальным показателям."

Самой Затопец как-то пришлось в качестве представителя общественности участвовать в заседании комиссии, которая давала разрешение на искусственные роды. Почему-то в памяти осталась лишь одна женщина. С выпирающим животом, уже немолодая, замученная жизнью баба откуда-то из деревни. Муж пропал в Москве на заработках, в семье -трое детей. Настаивала на искусственных родах. Комиссия дала "добро". За это было большинство. Против – она и акушерка из местного роддома. Обе настаивали, что ребёнка можно отдать в Дом малютки. " Но у нас там просто нет мест!" – возразил какой-то мужчина из городской администрации.

После заседания комиссии она вышла с тяжёлым сердцем и вдруг услышала: " Я вижу, вы в первый раз на подобных мероприятиях. На вас просто лица нет!" Это была та самая акушерка, её единомышленница. Молодая располагающая к себе женщина с волосами согретой солнцем пшеницы. " Надеюсь, что и в последний!" – отвечала Тамара. "А мне вот не только на это "приглашение на казнь" приходится ходить, но и саму казнь осуществлять."

Им оказалось по дороге, и женщина поведала, что дети рождаются живые и кричат. Их просто отставляют в сторону и ждут. – " Чего ждут?"– " Когда придёт другая мама!" – "Какая?"– опешила молодая общественница.– "Та, что называется смертушкой!" – продолжала акушерка.– У нас в деревне говорили так. Смертушка – покой старикам, избавление младенцам!" – "Погодите, но ведь это просто не укладывается в голове!" – воскликнула Томочка. – "Дак и в Экклизиасте сказано, что "смерть лучше рождения! Читали Библию?" – "Теперь я понимаю, почему вы не бросате свою палаческую работу!" – не нашлась, что ответить будущая капитан Затопец. Акушерка обречённо махнула рукой и проговорила: " У меня семья, дети. Куда я пойду? На рынок торговать? А главное – ведь у нас большинство родов – нормальные. И чудесные детки рождаются". Тамара только кивнула в ответ.

Всё это встало перед глазами так живо, как будто и не миновали годы с того разговора. Похоже, что кто-то ещё в городе не забыл ни "неизвестного ангела", ни абортарий. Найти бы ту акушерку? Как же её звали?

Тамара Аркадьевна поднялась со своего места. Больше здесь делать нечего. Да и действие кофеина на Аграфену прекратилось: она клевала носом.

– А кем вам приходится Алёна Горожанкина?– вопрос прозвучал «на посошок».

– Мы с её матерью из одной деревни… Из Лопуховки.

Покинув руины, Тамара Аркадьевна обнаружила, что сумерки заключили город в тесные объятия. Проходя по переулку она не повстречала ни души. Элитный кофе вовсю шуровал по сосудам. Мысли чеканились в голове легко и свободно. Не было у бывшей санитарки Аграфены Резяпкиной причин умертвлять свою благодетельницу! Если только эта самая баба Агаша, как её звали в морге абортария, не является религиозным фанатиком. Или просто сумасшедшей. А это предстоит выяснить.

Затопец идёт по Горбатому переулку. Зинаида видит её в окно. А когда та минует дом Сыропятовых, вздыхает с облегчением, после чего возвращается к своему дневнику.

* * *

С Нонной, как повелось, встречаюсь «У Лалиты», но прежде чем дать тексты на прочитку, предлагаю ей выбрать блюда. Подруга останавливается на кускусе с овощным соусом и халаве на десерт. В основу обеих блюд входит столь нелюбимая мной манная крупа, но я соглашаюсь.

Когда подали заказ, оказалось, что вкус манки утонул в букете приправ, что примирило меня с выбором Нонны окончательно. Когда с едой было покончено, я извлекла последний номер " Вестей» и принялась читать о преступлении в Горбатом.

. – Ну, что-нибудь всплывает в памяти?

На лице приятельницы отразилось честная попытка выдать хоть какой-то результат.

– Ну хоть что-нибудь!– молю я.

– Прости, Зин, но ты требуешь невозможного.

В расстройстве чувств она заказала нам по творожному пудингу с вишней. А утешившись сладким, внезапно выдала:

– Здесь нужна литературная экспертиза.

– А у нас есть специалисты такого профиля?

– Твой бывший воздыхатель!

Поскольку таковых имелось не так уж много, я угадала с первого раза:

– Женя Горник?

– Ну сейчас уже Евгений Александрович.

Я набрала номер пединститута. А через минуту меня связали с кафедрой русского языка.

– Минуточку. Сейчас позову.– ответил девичий голос. Раздался клацанье трубки о столешницы, но и в лежачем положении она продолжала вещать:– " Русский язык чрезвычайно богат синонимами понятия «бить». Вот и Даль в своём знаменитом словаре утверждает,что чуть ли не из каждого слова можно образовать глагол, обозначающий битьё".

Ожидание затягивалось, и я как родному обрадовалась Женичкиному голосу.

А в нём читалась вселенская скорбь. К счастью, это не послужило помехой для назначения встречи. Мы условились увидеться через два часа в институтском парке.

Женечка, не изменив прежним привычкам, пришёл загодя, в итоге маяться одной на скамеечке под столетними дубами пришлось недолго.

– Как твои дела?-поинтересовался он, усаживаясь рядом.

– Ха! Хороший вопрос. У меня неприятности на работе, любовник отправился на отдых без меня, мать перенесла инсульт… Ну а так всё окей.

– Сочувствую…

Это лицо напротив могло бы даже вызвать сердечное томление: живые тёплые глаза цвета сосновой коры, крупный подвижный рот. У последнего имелся недостаток: при артикуляции губы производили некие чмокающие звуки. Короче, если в присутствии Радика моя плоть была напряжена, натянута и гудела, как высоковольтные провода, то здесь…по ней проходили импульсы необъяснимого раздражения.

Тем не менее когда-то подруги настойчиво прочили мне Женичку в женихи.Самый весомый довод: будущая свекровь – интеллигентная женщина. Тоже Женичка. В общем, Женичка и Женичка. А почему бы и нет? Милая интеллигентная семья потомственных филолологов с трёхкомнатной квартирой в центре города.

Мы шагаем по аллее. Женичка отрастил бороду, и она ему к лицу.

– Ты чудесно выглядишь.-(«Пожалуй, это единственный мужчина на земле, который не видит моих изъянов. Может, за таковых и выходят замуж?) -У тебя новая причёска? Тебе идёт.

«Под маленького Володю Ульянова меня стригут с двух лет».

– Как твоя диссертация?– интересуюсь я.

– Защита прошла успешно.

– Мои поздравления.

Я жму его лишенную загара кисть. «Он что, всё лето просидел на своей кафедре?»

Повисает пауза. Из опасения, что Женечка начнёт проявлять ко мне знаки внимания, я выпаливаю: