– Твои любимые цветы. Или я не прав?

– Абсолютно вэро.

Супруг улыбнулся несколько натянуто. Склонность жены вставлять заморские словечки казалась ему нарочитой. Хотя он и оправдывал её страстным желанием посетить Италию. Скоро. Уже скоро.

Женщина потянулась за следующей конфеткой.

Сновавшая по собачьему загривку мужская рука несколько сбавила скорость.

– Видишь ли, Томочка, мы были на кладбище.

Она притормозила смакование, но по отсутствующему её взгляду он понял: мыслями Томочка далеко. Не исключено, что в той самой Италии.

– На Лопуховском,– прибавил он, словно уточнение могло пробудить интерес.

– А-а-а!– протянула жена, но через мгновение, словно спохватившись, осведомилась:– А при чём тут васильки?

– А при том, что кто-то принёс букетик на могилу неизвестного ангела.

– Может, я тебя разочарую, но это была не я.

В паузу вторглась Бася, перменив позу и зевнув. Супруги последовали её заразительному примеру, после чего посмеялись над этой синхронностью.

– Давай ляжем пораньше,– заговорщически прошептала Тома, и он поспешил освободить свой шлёпанец из-под тощей Басиной ляжки. А та, повинуясь своим привычкам, припустилась за хозяевами в спальню, но вскоре была выдворена. Вернувшись на свой коврик, она настороженно повела ушами, словно прислушиваясь к тому, что происходит за стеной.

В тот вечер жена уснула, как только выскользнула из его объятий, и Дмитрий остался наедине с непрошенными воспоминаниями.

Тома привела дочь на процедуру иглоукалывания, а потом пожелала поговорить с ним. Женщина теребила заусеницу на указательном пальце, та оторвалась и показалась тонюсенькая алая полоска. А потом его будущая супруга, кивнув на цветущую за окном вишню, внезапно выразилась не по-русски:

–  Куандо льи албери сонно ин фьори, ле донне ардоно даморе.– И перехватив его оторопевший взгляд перевела:– Когда деревья в цвету, женщины в любовном пылу.

Он так и не понял, что пленило его в этой фемине – страсть по Италии или обезоруживающая откровенность.

Утром в понедельник он проснулся поздно. Его разбудила Бася, потребовавшая выполнения хозяйских обязанностей. В одних трусах он вышел на крыльцо, уже согретое первыми лучами. Бася присела под кустик. «Хорошо, что Тома не видит, какому унижению подвергся её любимый шиповник».

Рассчитывая, что высокий металлический забор оградит любимицу от неприятных сюрпризов, он вернулся в дом, набросил банный халат и задумался. Несмотря на позднее пробуждение, перед ним расстилалась громада дня. И с нею что-то надо было делать.

А его супруга тем временем уже с наслаждением сбрасывала туфли-лодочки. Натруженные ступни коснулись прохладного линолеума.

В её распоряжении -15 минут. Можно снять китель и дать передышку глазам, глядя на рябину за окном.

А миллионы людей даже не подозревают, какое наслаждение- смотреть на алые гроздья и ни о чём не думать. Она могла бы позволить себе подобное во время отдыха на море. Только вот нынешним летом отпуск, а с ним и медовый месяц несколько отодвинулся, и молодой муж томится в одиночестве. Везунчик! Он обладает неслыханной роскошью – ни о чём не думать.

Капитан Затопец в одних колготках пересекла кабинет и открыла узкий платяной шкаф, где висела сумка, видом своим не вступавшая в конфликт с полицейской формой. В ней – давнишнее дело «неизвестного ангела». Название закрепилось с лёгкой руки местного журналиста. «Хоть какая-то польза от пишущей братии».

Материалы были уже давно похоронены в архивной пыли, но вчерашнее упоминание кладбищенских васильков, заронило-таки семя сомнения. А к утру оно проросло до намерения забрать дело из архива.

Тамара Аркадьевна вгляделась в чёрно-белый снимок детской коляски, в котором нашли замороженного младенца, и крепко зажмурилась, словно продавливая страшные картинки в глубь черепной коробки. Говорят, у каждого полицейского свой лимит ужаса, который он способен зафиксировать в мозгу. По всему видать, ей до критической точки ещё далеко. Спустя полчаса она спокойно вернёт папку на место и втиснет ступни в свои лодочки, чтобы отправиться в Горбатый переулок.

Миновав главную площадь, где до сей поры возвышается статуя вождя всех трудящихся, она обгонит троллейбус № "3" и выедет на мост с причудливым названием ФУБХУХО, что в переводе на человеческий язык означает "Федеральное управление безопасного хранения и утилизации химического оружия". Да, несмотря на название город известен прежде всего этим -" хранением и утилизацией".

Свою «Ладу-Калину» Тамара Аркадьевна припаркует рядом с магазином, где были обнаружены замороженные детские останки. Оттуда до Горбатого-рукой подать. Тем не менее вскоре ей приходится пожалеть о том, что, переодевшись в штатское, она не сменила туфли на более удобные.

Отметив малолюдность местности, она обозначает глазами цель визита: развалины пострадавшего от пожара строения.

Значительную часть дворика занимает остов беседки- так плотно увитый плющом, что внутренность его недоступна для постороннего взгляда. По крайней мере, со стороны висящей на одной петле калитки.

– Шиу-шиу-шиу…донеслось откуда-то.

Она огляделась.

– Шиу-шиу-шиу…

Тамара Аркадьевна двинулась в направлении звука с намерением разобраться с его источником и едва не споткнулась о мячик.

"Откуда?"

Словно отвечая на немой вопрос, кругляш шевельнулся- сбоку нарисовался чёрный конус с утолщением на конце.

"Ёжик!"

Капитан Затопец издала восторженный клёкот- что-то среднее между подростковым дискантом и гуленьем младенца, после чего присела на корточки, напрочь забыв о многострадальных ступнях, и на полном серьёзе выдала:

– Здрасьте!

Чёрные бусинки глянули благосклонно. Капитан Затопец решила, что ей позволено дотронуться до округлой щетинистой спинки. Вопреки ожиданиям, она не отличалась колючестью, а была даже приятна на ощупь. Не желая злоупотреблять доверием зверька, женщина преодолела желание потрогать брюшко и огляделась. Поодаль разливалась узнаваемая синь.

Васильки!

Она с натугой распрямилась и подошла поближе. Некоторое время взгляд её фокусировался на цветах, словно в ожидании ответа на немой вопрос. Но резные головки безмолвствовали, и капитан Затопец принялась осматривать остатки строения.

Пожар уничтожил крышу, чердак и часть жилого помещения, но не добрался до подвала. Туда вели ступеньки с неровной, крошащейся кромкой.

Дверь, по местному выражению, "шутейная". Навесной замок- ей под стать: съеденный ржавчиной настолько, что дужки не смыкаются.

Тамара Аркадьевна вытащила замок из скоб и коснулась дверного полотнища- ошмётки краски спикировали на землю.

Из подвала пахнуло влажной прохладой. Первым делом она нащупала выключатель – раздался сухой щелчок, и жидкий желтый свет растёкся в воздухе, который посетительница не без опаски пустила себе в лёгкие. Убедившись, что ничего не коробит обоняния, она осмотрелась. Мало того, что на данном пепелище имелось электричество, его обитателям оказались доступны и другие блага цивилизации. Микроволновка, холодильник, телевизор. Они составляли контраст с постелью, покрытой старым пикейным покрывалом и усеянной какими-то стеблями и листьями.

" Полынь. В народе используется от отпугивания блох. Значит, сюда имеет доступ и бездомная собачья ватага".

Продолжить осмотр ей помешала тяжёлая, размеренной поступь. Кто-то спускался по ступенькам. Тамара Аркадьевна попятилась в самый дальний угол, куда лучи болтавшейся на витом шнуре лампочки если и добирались, то теряли силу, ударившись о мрачный цемент стен.

– Ну и сволочь этот Вилен!

От возмущения необъятный бюст Нонны вибрирует.

– Теперь понятно, почему он нарезал около тебя круги!

Ташины руки мечутся, как перепуганные зверьки.

Троица сидит под навесом кафе «У Лалиты». Видно, как колеблется раскалённый воздух.