«Так странно, - подумала она, - почему по-французски? Он что – шпион?»

Но мысль ушла, так и не разбудив ее окончательно. Вик был ее спасителем и героем и мог говорить с кем пожелает и как пожелает. Она приняла бы его всякого, потому что любила. Да, любила!

Свернувшись калачиком, она заснула в его доме, в его постели и на его подушке. И ей наконец-то стало хорошо. Никакие кошмары не преследовали ее этой ночью.

7.4

7.4

Утром Мила проснулась отдохнувшей. Только лицо немного болело, а так – ничего. Все налаживалось. Даже аппетит появился. Она набросила на футболку, в которой спала, большой мужской халат в синюю полосочку, утонув в нем как скафандре, даже пояс не помог, и отправилась искать хозяина.

Вик нашелся сразу – появился из сеней с охапкой дров. Увидев Милу, улыбнулся:

- Доброе утро! Как самочувствие?

- Доброе, - эхом откликнулась она и, вспомнив про свои «украшения» на лице, засмущалась. – Все хорошо, голова не кружится, в глазах не двоится. А где?..

- Удобства во дворе. Ты же была там вчера. Забыла?

- Я про свою одежду. Ее надо застирать…

- Я бы предложил ее выкинуть. По-моему, там все испорчено безвозвратно, но, конечно, ты сама смотри. Пока ты спала, Галя принесла сумку с твоими вещами, она стоит под вешалкой. Надеюсь, там есть все необходимое на первое время.

- Галя?! – вспыхнула Мила. – Она в курсе, что я ночевала у тебя?

- О том, что произошла авария, уже многие знают, мы с тобой звезды интернета, - усмехнулся Вик, вываливая дрова на пол и открывая вьюшку. – Безруцкая одобрила наше решение, по которому мы не стали пугать стариков в пансионате. Считай, что ты на больничном.

Мила села на подвернувшийся стул, закрыв руками лицо. Ее планы хранить инкогнито и вести тихую неприметную жизнь окончательно провалились.

- А полиция?

- С полицией я тоже договорился.

- Это как? – она отняла руки, воззрившись на Соловьева, поджигавшего щепки в раскрытом зеве печной топки.

- Ты свидетель, не более того. Погибших опознали, это известные в городе нарушители закона. Я сказал, что они силой заставили тебя сесть в машину у супермаркета, желая повеселиться. Ты напишешь потом заявление, которое подошьют к делу. Небольшая проблемка вышла с твоим паспортом, но с места аварии его уже изъяли, он не будет фигурировать в протоколе. Тебе выдадут новый, абсолютно чистый. Просто надо будет немножко подождать.

- Чистый? То есть без пятен крови?

- Чистый – значит «официальный».

Мила представила, насколько сильно испорчен ее основной документ, и закусила губу. Но может оно и к лучшему? Может, еще и фамилию поменять заодно? Но тут она вспомнила, что Дима вроде как под следствием, и ей не надо больше бежать.

- Спасибо, Вик, - прочувственно произнесла она. – Ты сделал для меня очень много. Наверное, больше, чем кто-либо еще за всю мою предыдущую жизнь.

- Все это было несложно, - ответил он, прикрывая чугунную дверцу с императорским двуглавым орлом по центру. Встав, он пошел к микроволновке, установленной на узком кухонном уголке. – Есть вчерашние котлеты с макаронами и сегодняшняя гречневая каша с грибами от соседки, любезной Рузалии Ивановны. Ты что предпочитаешь?

- Я, наверное, буду кашу. И кофе, если можно.

- Конечно, можно. Ты пока одевайся.

- Да, я сейчас, - спохватилась Милка.

Накинув на плечи Соловьевскую куртку, висевшую на вешалке, и схватив сумку с вещами, она выскочила в сени. Одеваться она предпочла там, на холоде, однако, когда она вернулась, Вик признался:

- Прости, забыл сказать. За правой дверью есть еще одна маленькая комната, неубранная совершенно, но зато там теплее, чем в сенях.

- Ничего, я не замерзла, - соврала Милка.

Они сели завтракать. Разговор не клеился. Когда телефонный зуммер разорвал пространство комнатушки, девушка даже обрадовалась.

- Я отвечу? – Соловьев взглянул на экран смартфона.

Мила кивнула и отвернулась, показывая, что совершенно не собирается подслушивать. Вик отошел к окну, за которым виднелся корпус пансионата. Его прямая спина, обтянутая тонким свитером болотного цвета, выглядела на удивление напряженной.

- Я немного занят, Пат, - произнес он по-французски, - у тебя что-то срочное?

Мила встрепенулась, вновь услышав звуки французской речи. Соловьев говорил бегло, правильно и без акцента. Она подумала, что совершенно ничего о нем не знает.

- Да, я делаю, что могу, - сказал Вик в трубку, - и нет, тебе не стоит приезжать. Разумеется, она со мной, и мы оба в полном порядке… Прости, Пат, у меня дрова сейчас прогорят… Какие дрова? Представь себе, я должен дважды в сутки протапливать дом, и к романтическим посиделкам у камина это не имеет никакого отношения.

Вик убрал телефон и занялся печкой. В ее горячем нутре мощно загудело, наполняя дом сухим дровяным теплом. Милка допила кофе и рассеянно водила пальцами по изогнутой ручке на кружке. Кружка была основательная, совсем не кофейная, и на ее боку красовался смешной коричневый заяц.

- Ты хорошо говоришь по-французски, - наконец вымолвила она.

- Патрисия француженка. Привык говорить с ней на ее языке.

- Она за тебя волнуется и, наверное, немного ревнует.

Вик немного помолчал, прежде чем ответить:

- Это совершенно не то, что ты думаешь. Однако пришла пора все тебе объяснить.

- Не надо, - Мила сжалась, потому что уже успела нарисовать в воображении все те картины, что, по ее мнению, сейчас начнет расписывать Соловьев. Картины были неприятными, и она не желала слушать про его роман с французской подданной. – Я все прекрасно понимаю. Вы с Патрисией ищете артефакты Загоскина, ты стараешься ради нее. И подробности неважны.

- Подробности важны, - возразил Вик и, усевшись за стол напротив Милы, аккуратно взял ее за руки. – Выслушай меня, пожалуйста. Все очень и очень серьезно.

Мила отняла руки и зажала их между коленями. Она избегала смотреть ему в глаза:

- Я обо всем уже догадалась. Когда ты говорил о людях, которым повезло найти некий технологичный артефакт исчезнувшей Атлантиды… или Антарктиды, не важно… ты говорил о Патрисии. Это ей не удалось выключить его и… и теперь ее надо спасать, это очень благородная задача. Если нужна моя помощь, хотя я не представляю, чем еще могу помочь, ведь книга Загоскина и шкатулка уже у тебя, то я согласна помогать… Но если ты думаешь, будто я прячу где-то содержимое шкатулки, то ошибаешься. Я понятия не имею, где тот нож!

- Остановись! – потребовал Вик, и она замолчала, нерешительно скосив в его сторону повлажневшие глаза. – Сначала выслушай, что я тебе скажу, до конца. Договорились?

Мила обреченно кивнула. Она не могла с ним спорить и вообще сопротивляться ему. Она вручила себя Соловьеву целиком, как когда-то Дмитрию, и теперь была готова вытерпеть все, что он собирался с ней сделать. Она сама виновата, когда требовала от него безоговорочной правды, и сейчас была обязана получить ее сполна. Если он скажет, что любит Патрисию, а она, Милка, лишняя, то она это примет. Собственно, ничего иного она и не ждала, и пусть в их несуществующих отношениях появится определенная жирная точка. Давно пора! Она как-нибудь проживет без своих иллюзий, вот и все.

- Со времени нашего последнего разговора ты выходила в интернет?

- Что? – спросила Мила, моргнув.

- Ты выходила в интернет, чтобы поинтересоваться судьбой твоего супруга? – повторил, перефразировав Соловьев, не переставая буравить ее взглядом.

По спине девушки невольно поползли мурашки. Она облизала пересохшие губы:

- При чем здесь это? Дима же в тюрьме... Да?

- Да, он в СИЗО, и ему вменяется убийство с особой жестокостью. А убил он свою жену.

- К-какую же-жену?

- У Дмитрия Москалева был один официальный брак, насколько мне известно. И одна официальная жена. Вот ее он и убил. И был взят с поличным.

- Но я жива! – Мила отшатнулась от него, ошарашенная. – Следователь считает, что он убил меня? Но я же сбежала... Так получается, они не знают?