Борецкий тоже пошел по пути наименьшего сопротивления. Убедившись, что лакомый кусочек никем не занят, он велел своим бойцам разбить лагерь по всем правилам.

Спальные палатки установили при помощи ледобуров, а «лишние» оттяжки закрепили на лыжных палках, воткнутых в просверленные бурами отверстия. От резких порывов (все-таки буря на носу) все дополнительно зафиксировали саночками и рюкзаками. Вокруг лагеря соорудили брустверы, напилив ледяных глыб. Отдельно оборудовали санитарную палатку и ангар под склад-камбуз с радиорубкой и натянули между ними веревочные перила, к которым предстояло крепить себя карабином, чтобы не унесло.

Ребята все делали дружно, быстро и со знаем дела, сразу было понятно, что процедура отработана до мелочей. Пока одни занимались своеобразной стройкой, другие запускали переносной генератор, разбирались с прогнозом, «просвечивали» мелкие ледовые трещины по-соседству, помечая их маячками, отмеряли провизию на сегодня и разжигали примус.

Поглядев на рабочую суету, Борецкий одобрительно кивнул и засобирался на разведку – туда, где Громов видел «призраков». Он хотел пробежаться налегке, чтобы иметь общее представление о местности и, исходя из этого, распланировать операцию. С собой он взял двух подчиненных – Арбузова и Зиновьева – и квадрокоптер.

- Дорога непростая, - предупредил Юра. – И только кажется, что недалеко. Если и успеем, то совсем впритык.

- Глаза бояться, руки делают, а ноги бегут. Вы как, мой друг, на связи остаетесь или с нами на прогулку?

Юра, конечно, отправился с ними. Он опасался, что без проводника они попросту сгинут. Не мог он оставить новичков без присмотра в горах да еще и накануне погодного светопреставления.

Как и ожидалось, проложить лыжню здесь не представлялось возможным, в чем недоверчивый Борецкий скоро убедился лично. Каменистые участки перемежались с ледяными языками, усеянными трещинами, которые приходилось обходить. Снег, припорошивший участки тысячелетних льдов, не радовал – осыпался под ногами. Ямки от следов были неглубокими, до пяти сантиметров, но и такая несерьезная сыпуха изрядно замедляла ход.

Чем дальше разведчики удалялись от базового лагеря, тем острее ощущалось Громовым то, что он величал «полярным одиночеством». Это одиночество не имело отношения к присутствию или отсутствию людей под боком и не сопровождалось тоской по дому – просто осознание факта, насколько далеко он оказался от обжитых мест. Накатывало чувство благоговения перед мощью ничем не заслоненной природы. Восторженно пела душа от близкого дыхания космоса, от радости возвращения в лоно детской мечты, перемежающейся с сожалением, что любимая женщина не может разделить с ним это счастье.

Антарктида была щедра к нему, и Юра искренне любил ее за это. Когда он искал приключений, то находил их без проблем. Когда искал простоты, изменчивости, непредсказуемости или мужской работы, которой можно гордиться, то находил и их. Здесь нельзя было ничего планировать, потому что все могло сорваться в любой момент. А если бессмысленно строить четкие планы, то не стоило и торопиться. Жизнь текла неспешно, и никто не рвал на себе волосы из-за того, что приходится переходить на запасные варианты или вовсе отказаться от старой затеи, импровизируя на ходу. Чтобы выжить в Антарктиде, требовалась гибкость.

Громову все это нравилось. Пьянящий коктейль «Полярное одиночество» бурлил в его крови, заставляя сердце биться ровно и мощно. Только присутствие тимуровцев и осознание, насколько он будет странно выглядеть в их глазах, не позволяли Юре пуститься в пляс.

В преддверии бури GPS барахлил, и их маленький отряд шагал в указанном направлении, сверяясь по компасу и солнцу, не забывая, что в южном полушарии светило ходит противосолонь. Последнее для разведчиков было в новинку и немного сбивало с толку.

Выбравшись на ровное плато, подальше от ненадежного края ледника, они пошли без задержек, взяв хороший темп. На поверхности ледника им встретилось множество каменных обломков размерами от обычных булыжников, до весьма приличных глыб.

На вопрос любознательного Зиновьева, откуда берутся камни посреди ледяной пустыни и не метеориты ли это, Юра пояснил, что процесс разрушения гор у подножия антарктического купола идет намного интенсивнее, чем в обычных условиях, и все эти камни откололись от вершин, а ветер укатил их далеко на плато.

- Ветер? Вот эту махину? – поразился Зиновьев.

- Бывает, - улыбнулся Громов.

Вскоре из-за горизонта выплыли острые пики массива Орвина. Отряд оказался в том самом месте, где Громов с коллегами путешествовал на «Бурлаке». Юра узнал очертания изломанных камней, а рация поймала слабенький сигнал гурии на тракте, которую они тогда потеряли.

- Да тут и вторая сладкоголосая певица имеется, - сказал Арбузов, водя тонкой антенной по сторонам. Его приемник был помощней того, что стоял на «Бурлаке». – Она на соседней частоте пищит, и батарейка у нее свеженькая. Кто-то, помимо вас, территорию метил.

- Наши клиенты! – обрадовался Зиновьев. Меховая опушка его капюшона и шарф покрылись белой изморозью от дыхания, а щеки изрядно раскраснелись, но парень не унывал. – Сейчас посмотрим, что за сабантуй они тут устраивали. Вперед, дамы и господа! Чую, нас ждут удивительные открытия.

Между тем на восточном крае неба уже появились тучи: грозные, мрачные и тяжелые, как неповоротливые каравеллы. Они кучковались вдали и, казалось, раздумывали, в какую сторону плыть. Их серо-молочная, с фиолетовыми разводами бахрома, потрепанная ветром, навевала в памяти картину порванных в клочья парусов.

Усилился низинный ветер. Он бил холодом в лицо, обжигая незащищенную кожу и глаза. Не спасали ни капюшоны-трубы, ни обязательный жирный крем от обморожения. Приходилось нагибаться, чтобы иметь возможность дышать.

Борецкий связался с дежурным в лагере и уточнил метеосводку.

- У нас еще часа три максимум, - озвучил он. – Потом накроет. Арбуз, выпускай лошадь на пастбище!

Олег Арбузов полез в рюкзак за квадрокоптером. Игрушка была дорогой, с самой современной оптикой, нашпигованная фантастическими приборами, о которых Громов даже не подозревал.

- Почему лошадь? – полюбопытствовал он.

- По паспорту, конечно, сия приблуда зовется «Изделием «Суперглаз», - ответил Арбузов, - но для нас она Лошадь, потому что именно такая зверюга требовалась начальнику тюрьмы, желающему обнаружить подкоп.

Громов вздернул бровь:

- Тюрьмы?!

- Неужели не слышал эту хохму? Очень старая народная мудрость, физика процесса которой совершенно непонятна, но исправно работает.

Арбузов направил коптер в скалы, подняв на солидную высоту. Моторы у беспилотника были мощные, и крепчающий ветер был ему нипочем.

- Короче, - Арбузов на секунду отвлекся от экрана и взглянул на Громова, - чтобы обнаружить подкоп арестантов, тюремщики водили по двору лошадь. Там, где под землей тянулся лаз, она спотыкалась, останавливалась и дальше не шла.

Громов улыбнулся: шутки он уважал, как и шутников.

- Я серьезно! – Арбузов сделал вид, что возмущен недоверием. – Наша приблуда тоже скомандует коптеру зависнуть над местом, где датчики определят подземный ход или пещеру. Сам увидишь! Одна беда: аккумулятор на морозе садится слишком быстро. Есть два сменных блока, но израсходовать их сегодня мы наверняка не успеем. Считай, просто развлекаемся.

Они двинулись промеж каменных стен, ориентируясь на картинку с коптера. Зиновьев держал монитор, куда транслировалась информация, а Олег управлял девайсом, одним глазом сверяясь с электронной картой. Борецкий и Громов замыкали цепочку, то и дело поглядывая на небо.

Наступающая буря не торопилась заявить о себе во всей красе. Словно наслаждаясь неизбежным, она наползала из-за горизонта лениво, играя с солнцем, как сытый кот с мышонком. Первые облачные щупальца касались его робко и мимолетно. Будто пробуя раскаленный шар на вкус, они дотягивались и отступали в испуге, но потом снова и снова повторяли попытку. Лучи светила, пока еще яркие и энергичные, неизменно пробивались сквозь широкие прорехи, окрашивая скалы золотисто-оранжевыми и сиреневыми тонами пастели.