- Это правильно. Что касается темной сути Бон… Согласен с этим лишь отчасти. Даже такие люди, как Блаватская или Николай Рерих, находящиеся в оппозиции к христианству и приветствовавшие все восточное, отмечали в Бон элементы низкого типа шаманизма: сексуальность, некромантию и черную магию. Однако и они признавали, что Бон позволяет достичь результата в кратчайшие сроки, а сроки в нашем положении стоят на первом месте.

- Но не разбудим ли мы бездумно силы, пробуждение которых, мягко говоря, нежелательно? – спросил Соловьев. – К примеру, требование все делать наоборот, двигаться против солнца и проговаривать слова заклинания задом наперед, напоминает мне сатанизм. Сатанисты тоже переворачивают кресты и читают обратные молитвы. Представляете, сколько негатива с этим связано? Разве это ни на что не влияет?

- Мы очистили древнее наследие от шелухи. Юнгдрунг – ключ к пониманию процессов, управляющими древними устройствами для перемещения между параллельными мирами, без него никак. Нам нужна прочная пси-связь. У советских ученых, работавших в Антарктиде с Чашей, не было понятия о пси-связи, они вообще были атеистами и коммунистами, которые не верили во всю эту «ерунду», из-за чего случилась трагедия. Не было понимания и у вашей хорошей знакомой Патрисии Ласаль-Долговой. Патрисия оперировала только цифрами и материальными субстанциями. Несмотря на то, что при ней находился аутентичный Ключ, она не контролировала его и не смогла предотвратить нежелательную реакцию, запустившуюся после падения метеорита.

- Наверное, в этом вы правы, - не без колебания согласился с ним Соловьев.

- Разумеется, я прав во всем! И как по мне, я лучше прослыву «черным магом» и сектантом, чем допущу дальнейшее расслоение пространства и времени. Тем более, что это касается непосредственно нас всех. Вы согласны со мной, Людочка?

Мила, слушавшая дискуссию очень внимательно, нерешительно кивнула. Она хотела жить и при этом не вредить окружающим, однако то, что Вик вдруг затеял спор, смутило ее.

- Вы не заставите меня учить заклинания и петь мантры?

- Заставлю, - спокойно ответил Михаил. – То есть все заклинания и мантры записаны у меня на флешке, а вы будете выполнять асаны под ритмичные песнопения. А еще танцевать.

- Танцевать?

- Да, важно отработать ритм, движения. Но жертвоприношения мы совершать не станем.

- Уже хорошо, - нервно хихикнула Мила.

- В моей системе все утилитарно. Это все равно, что управлять автомобилем. Сначала надо запомнить, какие педали жать, как крутить руль, когда включать поворотники, но потом, чтобы ездить без аварий, стоит все-таки выучить правила дорожного движения. Механически скопированная последовательность действий приведет к беде, так что совсем без религиозной составляющей нам не обойтись. Должна присутствовать высокая мотивация. Любовь к себе и к людям. Любовь к миру. Нацисты, о которых любит поговорить мой отец, искали вход в мифическую Агарту, не до конца понимая, что портал в данном случае – это не физическая дверца в стене, а энергетическая сеть, откликающаяся на мысленные посылы. Это и стало для них фатальной ошибкой. Не будем ее повторять. Зеркальный лабиринт видит наше сердце, слышит сигналы, посылаемые мозгом и открывает порталы в соответствии с истинными желаниями. Тут очень важно не промахнуться, иначе из Каменного зеркала к нам полезут такие монстры, что мало не покажется. Папа не даст соврать.

Иван Петрович проворчал что-то неразборчивое. Он сегодня предпочитал в спор не вступать и все больше помалкивал, глядя вперед на дорогу.

- Мы можем начать прямо сейчас? – спросила Мила.

- Конечно. Мы назвали систему «Морфинг сознания». Первая ступень включает упражнения на аэрацию, статичные позы, которые на Востоке называют асанами, и акустические вибрации. Я покажу вам, как нужно правильно дышать. Это такая малость, казалось бы, но имеет потрясающий эффект.

И Мила приступила к тренировкам…

Черная «Мицубиси» стремительно летела вперед, хотя качество дорожного покрытия при удалении от обжитых мест пришло в упадок. Встречных машин было немного, в основном грузовики и «Газели». Равнинная местность сменилась холмами, поросшими густым лесом. Горы, встававшие вдали, приблизились, и резкие виражи дороги стали накладываться на крутые спуски-подъемы. Солнце спряталось за тучи, и пошел дождь вперемешку со снегом. Вик держал руль уверенно, но был все же вынужден снизить скорость. Многочисленные выщерблины асфальта, в которых скапливалась вода, фонтанами брызгавшая из-под колес, превращали дорогу в полосу ненужных препятствий.

Через два часа сделали техническую остановку. Мила вышла размять ноги и прогуляться до кустиков. Было зябко, и хотя снег к тому времени перестал идти, под деревьями в лесу было полно старых сугробов. Пробираясь к хмурым елкам, способным загородить ее от дороги, Мила набрала в войлочные угги снега, и ноги промокли.

Лес показался ей враждебным, пустым и слишком мрачным даже для овеянного легендами седого Урала. Она вдруг почувствовала себя нежеланной гостьей, и потому поспешила обратно, оступаясь на невидимом под снегом валежнике.

- Замерзла? – спросил Вик в ответ на ее нахохлившийся вид.

- Есть немного…

Трогаясь с места, он включил в машине печку, несмотря на ворчание тепло одетого профессора.

В Инзере они сделали вторую остановку: Вик решил долить бак на автозаправочной станции. Там же, заскочив в магазин, он купил еще одну бутылку с минералкой для страдающего от вейсалгии (* похмельный синдром здорового человека, не алкоголика) Миши и какую-то коробку ярко-розового цвета, вызывающе торчавшую из пакета. Мила не стала уточнять, что это, но подумала про подарок. Соловьев не хотел приезжать к Патрисии с пустыми руками. Или к ее дочери Адели, про которую он часто спрашивал у нее по-французски – судя по окраске коробки, это было что-то детское. А может, это дочь Соловьева?

Вспомнив, к кому они ехали, Мила погрустнела. Как она будет его делить с этой женщиной и малолетней дочуркой?

- Минут через сорок будем на месте, - сказал Вик.

Чувствовалось, что дорога была ему хорошо знакома, но Иван Петрович тоже вдруг проявил осведомленность.

- Это Малый Ямантау, - сообщил он сразу всем, указывая на полосатую гору, встающую по правую сторону от дороги.

- Нам туда? – спросил Михаил.

- Нет, нам нужен Большой Ямантау. Его не видно отсюда, и я там никогда не был, а вот на хребте Караташ был. В студенческие годы.

- Вы ходили в походы? – поинтересовалась Милка, желая отвлечься от ревнивых мыслей.

- Тогда все ходили, - ответил профессор. – Нельзя было считаться бывалым туристом, если ты не поднялся на Орлиные скалы и не утопил котелок в бурных водах Малого Инзера. По весне Инзер шумит и клокочет, а знаменитый порог Айгир можно преодолеть только по большой воде. Не знаю, как сейчас, а прежде на майские праздники сюда приезжали толпы водников и походников.

- Это Инзер? – спросила Мила, указывая на реку, вдоль которой они как раз проезжали.

- Да, Малый Инзер, - подтвердил Иван Петрович. – А Межгорье, куда мы едем, стоит на его притоке – реке Кузъелге. С башкирского это переводится «река слез».

Мила поежилась. Нехорошие предчувствия усилились, но Вик, поймав в зеркале заднего вида ее встревоженные глаза, пояснил:

- Название историческое, и к нам отношения не имеет. Просто у подножия Ямантау в 18 веке произошло одно из сражений между восставшими башкирами и правительственными войсками.

- Восстание Карасакала, (**)- кивнул профессор. – У башкир сложена об этом поэма. В ней поется, как «горький ветер несет печальную песнь к медвежьим отрогам Злой горы и обессиленно роняет к подножию столетних сосен – там, где прозрачная Река слез омывает кости детей башкирского народа». Это не мешает любителям народного эпоса, по примеру Шлимана, искать в здешних краях золотой клад, зарытый последователями хана Гирея. Даже в наши дни, когда окрестности заповедника патрулируются военными, таких смельчаков предостаточно.