Военные и правительственные чиновники начали расходиться, и Джафар тоже поднялся, но тут за спиной раздался резкий голос:
– Могу я поговорить с вами наедине, месье?
Обернувшись, Джафар встретился взглядом с темными суженными глазами полковника. Оставалось лишь последовать за де Бурмоном в его канцелярию. Однако Джафар заметил полдюжины вооруженных младших офицеров, следовавших за ним на почтительном расстоянии. По-видимому, полковник не хотел рисковать побегом мятежного бербера.
Однако на этот раз, по всей вероятности, не предстояло ни стрельбы, ни поединка. Полковник предложил Джафару стул и стакан кларета, прежде чем нерешительно спросить:
– Или предпочитаете более крепкие напитки?
– Иногда, – ответил Джафар, поднося стакан к губам. Странный на первый взгляд вопрос полковника лишь подтверждал его подозрения: Бурмон знал, кто перед ним, иначе не стал бы интересоваться, позволяет ли ему религия употреблять спиртное.
Оба молчали. Джафар наблюдал за полковником, пытаясь скрыть удивление. Он привык к презрению и высокомерию французских чиновников, считавших себя гораздо выше мусульман и силой принуждавших покоренный народ выполнять чуждые ему законы и правила.
Однако полковник, казалось, был далек от всего этого. Джафар настороженно выжидал, пока Бурмон устроится рядом, в большом мягком кресле.
– Если беспокоитесь относительно того, что я могу разоблачить вас, – сказал наконец Бурмон, – то не стоит. Я действительно узнал вас, но намереваюсь придержать язык… по двум причинам. В тот день вы пощадили меня, а такое не забывается. Не могу я отплатить предательством за ваше великодушие и отдать вас в руки военного трибунала, почти на верную смерть.
Джафар долго молчал, обдумывая слова полковника, прежде чем ответить:
– Никто не осудил бы вас за подобный поступок.
– Я сам осудил бы себя строже любого суда. Ни один настоящий мужчина не способен на подобное. Поверьте, месье, я у вас в вечном долгу.
– Понятия «вечно» на земле не существует.
– Возможно.
Вновь последовало долгое молчание, в продолжение которого полковник и Джафар рассматривали друг друга.
– Но вы, кажется, говорили о двух причинах? – спросил наконец Джафар.
– Да, но прежде я хотел бы задать вам вопрос. Почему вы не убили меня, когда представилась возможность? Вам, кажется, немалых трудов стоило заманить меня в пустыню, чтобы наконец отомстить сыну генерала, приказавшего убить ваших родителей. И добровольно лишиться возможности сделать то… Признаюсь, что сгораю от любопытства.
Но Джафар, не желая отвечать, рассеянно рассматривал стакан.
– На это у меня свои причины, полковник. Достаточно сказать, что я отрекся от клятвы мести семейству Бурмонов.
– Наоборот, – грустно ответил полковник. – Вы уже отомстили тем, что похитили любовь Алисон.
Джафар резко вскинул голову, словно волк, почуявший незнакомый запах, и с внезапно заколотившимся сердцем уставился на Бурмона.
– Алисон любит вас, – тихо подтвердил Бурмон. – Разве вы не знали?
Джафар судорожно сглотнул, внезапно лишившись дара речи. Лишь через несколько минут ему удалось выдавить:
– Простите, но в это трудно поверить. Никто не запрещал ей свободно выражать свои чувства. Мадемуазель Викери сама приняла решение уехать. Она не захотела остаться со мной.
– Но, боюсь, это правда. Она сама так сказала. Именно поэтому и не приняла предложение стать моей женой.
– Она отказала вам?! – надтреснутым шепотом выдохнул Джафар. – Но до меня не дошли слухи о разорванной помолвке!
– Возможно, потому, что помолвки не было, – горько усмехнулся Эрве. – Перед тем, как Алисон отправилась в экспедицию, я сделал ей предложение. Она обещала подумать и дать ответ по возвращении. Ну а потом… мы решили, что лучше всего, чтобы общество пока ничего не узнало. Если бы мы расстались сразу после ее появления в Алжире, репутация Алисон навеки погибла бы. Моим единственным желанием было защитить ее.
– Вы… должно быть, очень любите Алисон, – выдавил наконец Джафар.
И снова горькая улыбка мелькнула на лице полковника.
– Хотелось бы верить, что я не настолько эгоистичен, чтобы ставить ее счастье выше моего собственного.
– В таком случае между нами больше сходства, чем я предполагал, – тихо, вымученно пробормотал Джафар. – Самым тяжелым в моей жизни был тот момент, когда пришлось отпустить ее.
– Вот как, – вздохнул Эрве. – Значит, я был прав. Именно из-за нее вы пощадили меня.
– Да… именно она.
– Потому что вы сами ее любите.
Джафар отвел глаза.
– Да.
– А теперь? Что вы собираетесь делать теперь?
Джафар закрыл глаза, вспоминая те мучительные дни, когда медленно умирала надежда, что Алисон будет принадлежать ему. А теперь… лишь со стороны казалось, что он живет и ведет себя, как обычно, но на деле он был скорее трупом, призраком былого Джафара, мужчины, чей дух навеки сломлен. Возможно, поэтому Джафар, не задумываясь, отправился в логово врага и почти не опасался того, что произойдет, когда полковник его узнает. По сравнению с той болью, которую причиняла необходимость жить, мысль о смерти не вызывала ужаса.
– Я еще не думал об этом… считал, что она навеки потеряна.
– Сомневаюсь. Она ведь не уехала из Алжира, вы знаете это?
– Знаю. Но не смел и предположить, что она осталась из-за меня.
Эрве резко наклонился вперед, внимательно изучая Джафара.
– Вы позаботитесь о ней?
Джафар, не мигая, спокойно встретил взгляд полковника и торжественно кивнул.
– Я отдам за нее жизнь, если понадобится.
Полковник, очевидно, поверил ему, потому что лицо его едва заметно смягчилось.
– Тогда я спокоен.
Он поднес к губам стакан и после непродолжительного молчания вновь заговорил:
– Алисон не единственная причина, по которой я хотел поговорить с вами. Мне хотелось бы обсудить будущее этой страны.
Джафар сверхъестественным усилием попытался сосредоточиться, отрешиться от неотвязных мыслей об Алисон и уделить внимание словам полковника.
– Надеюсь, вы слышали, какие обязанности возложены на «Арабское Бюро»? – осведомился Бурмон.
Джафар нахмурился, вспоминая все, что слышал об этом Бюро. Французское правительство установило эту систему, чтобы управлять коренным населением Алжира. Это учреждение военного министерства, укомплектованное офицерами, руководило покоренными территориями и надзирало за племенными вождями. Турецкая иерархия «халифов», «ага» и «каидов» сохранялась, но всем им были приданы французские советники, а фактически – истинные правители, собиравшие налоги и вершившие правосудие руками покорных мусульманских марионеток.
– Кое-что знаю, – отозвался Джафар. – Это учреждение, посредством которого французская армия осуществляет право власти над мусульманским населением и получает возможность неусыпно следить за вождями и племенными советами.
Полковник слегка поморщился, прекрасно распознав плохо скрытое презрение в голосе гостя.
– Цель деятельности Бюро – отнюдь не господство, а ассимиляция французов с арабами. Туземным племенам позволено править самим, с помощью вождей, выбранных и одобренных администрацией Бюро. Это справедливая и честная система.
– Думаю, это зависит от разных точек зрения.
– Вероятно, – согласился Эрве. – Но так или иначе это единственная система, с которой мы вынуждены работать. Мой первейший долг как главы Бюро, – защищать интересы наших поселенцев. Их уже около ста тысяч, и половина – французы, а приедет еще больше. Теперь, когда война окончена…
– Ну да, вы будете прибывать целыми толпами, – мрачно перебил Джафар, – горя жаждой захватить всю страну.
На этот раз Бурмон резко выпрямился.
– Присутствие французов не такое уж плохое обстоятельство для вашей страны. Вспомните о преимуществах, которые это вам дало. Семнадцать лет назад население Алжира страдало от голода и эпидемии и находилось на грани вымирания.
– Вы искренне верите этому или повторяете слова вышестоящих лиц?