И сейчас, в методах и методологии объяснения «основ» знания, возникает вопрос об онтологии сознания. Феноменология самосознания нуждается в пересмотре ее, как функций. Даже, если это феноменология Общей психопатологии.
Классическая немецкая философия, явно или неявно, отрицает возможность исследования феноменов сознания, как его функций. Карл Ясперс в «Общей психопатологии» вплотную подошел к «расшифровке» феноменологии сознания через понятие «функция». Но, на наш взгляд, так как ему не хватало клинического опыта, он вынужден был не сходить с позиций немецкой классической философии.
Ясперс был очень близок с Фихте, в понимании «субъекта» («Я»). Но, если внимательно почитать, что он пишет о «Я», то становится понятным, что «Я» Ясперс принимает за иллюзию рефлексии. Но, вместе с тем, он не возражает вот этому тезису Фихте: «это… положение (о „Я“ – авторы) должно было бы быть допущено без всяких доказательств, несмотря на то, что все наукоучение занято тем, как бы его доказать» (И. Г. Фихте. Избр., произв., в 2-х томах. М., 1916, т.1, стр.72). Проблема имманентности, а, у Фихте это, прежде всего «самостоятельность» сознания, сводится им к проблеме его элементарности. Отсюда, сознание, согласно Фихте, уже содержит в себе элемент мышления, будучи и само мыслью. Несмотря на то, что «самостоятельность», «непосредственность» и «самоочевидность» сознания утверждаются Фихте, но за этим утверждением, предполагается сложная система мышления. Она, у Фихте, конечно, суть априорно-дедуктивная функция познания (см. там же, стр. 160—163). Таким образом, здесь субъект («Я») есть результат мышления. А, его реальность создается в результате априорно-дедуктивной феноменология мышления.
И. Кант считал, что нет возможности для создания теории «чистой» науки о сознании. (См. И. Кант. Соч., в шести томах. М. 1964, т.3, стр.286—288). Природу «Я», как трансцендентального единства самосознания, нельзя раскрыть. Она, природа самосознания, по Канту, находится вне опыта. А, «опыт», по Канту, есть лишь опыт познания, но не опыт сознания. Однако, выделяя апперцепцию как функцию «Я», и вынося ее за пределы познания в его основание, Кант неявно, опять же как и Юм, вплотную подходит к функции саморегуляции. Без апперцепции невозможно познание, это верно. Ибо, без саморегуляции, как основной функции сознания, невозможно мышление. Именно саморегуляция, обеспечивает ту «непрерывную реальность опыта», которая так необходима Канту! (См. там же, стр. 288—289). «Сознание-самосознание», «трансцендентальность», «мир свободы» и т.д., для Канта – во многом идентичные понятия. Их сущность лежит за границами знания. Там же, где и любой ноумен.
Э. Б. Кондильяк, не отходя от взглядов, смешивающих сознание и мышление в представлениях об «элементарности» того и другого, впервые, в русле западной традиции (почти немецкой!), возвращается к «Я», как сознанию. Правда, сознание Кондильяк понимает, как «модификацию души». (См. Э. Б. Кондильяк. «Трактат об ощущениях». М., 1936, стр.41—42, 47 и др.)
Основная сложность для классической идеалистической философии в интерпретации феноменов сознания, как функций, а, функций, как феноменов, в том, что сознание в этой «эпистеме» должно иметь онтологию. А, «предметность» сознания не может быть выведена чисто гносеологическим путем. Ни в парадигме Общей психологии, ни в парадигме Общей психопатологии. «Онтология» сознания есть его топология. К этой идеи, занимаясь реабилитацией фрейдовского понятия «бессознательное», вплотную подошел Жак Лакан. Что же касается сознания, то без его топологической модели (которую не создал Лакан), оно остается в мире трансценденции, куда его поместил Кант. А, если понятие сознания обогащается феноменологией Общей психопатологии, прежде всего, как его альтернативные формы, то, при этом, «поле», свободное от Знания, заполняется мистическими и сказочными образами сознания. И, чтобы это «поле» очистить от сорняков, нужно обогатить сознание феноменологией приматов – «аборигенов». Мы даем себе отчет, о всей условности понятия «абориген».
Отвергая «проблематический идеализм» Декарта, Кант пишет: «Всякое временное определение мы можем воспринять только через смену во внешних отношениях (движении) к постоянному в пространстве (например, движение Солнца по отношению к предметам на Земле); более того, у нас нет ничего постоянного, что мы могли бы положить в основание понятия субстанции как созерцания, кроме только материи. Вот почему у этого „Я“ нет ни одного предиката созерцания, который, будучи постоянным, мог бы служить коррелятом для временного определения во внутреннем чувстве, подобно тому как непроницаемость есть коррелят материи как эмпирическое созерцание» (Кант., там же, стр. 288—289). Кант не догадывался построить топологическую модель «Я». То есть, найти «Я» математическую формулу. Однако, при этом следует подчеркнуть, что такое отрицание у Канта имеет не онтологический характер (ведь Кант не отказывает субъекту в существовании и, следовательно, в сущности), а логический (так как он не находит возможности определить эту сущность на основании опыта познания).
Беспомощность «чистого» и «ясного» самопознания в поисках реального единства сознания, то есть, его онтологических оснований, стала очевидной, когда была подорвана вера в рефлексию. А, с рефлексией всегда, повторяем, идентифицируется самосознание, открываемое в функции самопознания. Именно рефлексируя, субъект оказывается «соскальзывающим», неуловимым феноменом для интроспективного самопознания. «Я» не столько познает себя, сколько входит в состояние самораздвоения – бидоминантности. Задача с одним неизвестным, как бы превращается в задачу с двумя неизвестными. При этом, ни одно из «искомых величин», не дано, как реальный феномен с достаточным основанием. Только в новой, клинически обогащенной Общей психопатологии, все становится на свои места: и самопознание, и саморегуляция. Но, мы забегаем вперед!
Для имманентного гносеологизма, опирающегося на рефлексию, всякая онтология трансцендентальна. Это обнаруживается у Гуссерпля в поисках оснований для «строгой науки». Но, еще раньше, у В. С. Соловьева и С. Н. Трубецкова. (См.: В. С. Соловьев. «Форма разумности и разум истины». М., 1897, кн. Х1; С. Н. Трубецкой «Вера в бессмертие». – «Вопросы философии и психологии». М., 1904, кн. 75). Но у них, религиозных мыслителей, рефлексия, естественно, предполагает эзотерический опыт. Э. Кассирер, не зная русских философов, словно поддержал Соловьева и Трубецкова: «Для философии, свершающей себя лишь в понятийной строгости и ясности дискурсивной мысли, доступ в рай мистицизма, в рай чистой непосредственности закрыт» (E. Cassirer. Philosophie der symbolischen Formen, Berlin, 1929. Bd.1, S.50). Именно таким путем классическая немецкая философия пришла к необходимости постулировать «суперреальности» сознания: самосознание в качестве обнаруживающего себя субъекта оказывается сюрреальным своему сознанию! Но это уже явная «Общую психопатология»!
«Чистое» самопознание логически приводит к «пустому» в своей наготе самосознанию. К тотальному аннигилированию мира и субъекта (даже Субъекта) в Космическом Сознании без «хозяина». В общем-то, это чистый Дзен. Эзотерический «опыт». Как ни парадоксально, но, здесь «уши» немецкой классической философии. И, только неуклюжий кивок в сторону Восточной мудрости, в роде «перевода» Карлом Юнгом «И цзын»! Европейская мысль, пренебрежительно отвергшая «опыт» своих мистиков (Парацельса), начиная с конца Х1Х века, активно поглощает и усваивает «восточную культуру сознания». Ту же мистику, в форме восточных эзотерических учений: даосизма, дзен буддизма, йоги. Гностики были более последовательны. Эзотерический опыт приводит к открытию особого метода «самоискания», адекватного «сюрреальностям» (термин, употребляемый трансцендентальной психологией для обозначения измененных (психопатологических) состояний сознания). При этом функции самопознания и саморегуляции оказываются отождествленными. Но, таким образом, что всякое самопознание есть не просто самообнаружение и самоутверждение, но «самопорождение» и «самополагание». Так, забыв о La meditftion Рене Декарта, начинают медитировать, как тибетские монахи! Еще один конец классической немецкой философии! Трудно представить, что Гегель, Шеллинг, Кант и даже такой романтик, как Гельдерлин, «впадали» бы в состояние самадхи! И, открывали бы в нем Абсолютную Идею. А, в трансцендентальный мир прорывались бы путем «запредельных» состояний Духа, вызванных морфием или асфиксией! Благодаря «Общей психопатологии» Карла Ясперса, мы знаем, что скрывается за «не знанием» клиники! Поэзия! В России, у нас, два Федора: Тютчев и Сологуб. Между ними – мощная традиция, берущая начало от Евгения Баратынского, бесподобно раскрывшаяся всеми цветами радуги в Серебренном Веке!
