Психиатрам хорошо известны моно идеи изобретательства, реформаторства, религиозности, дон-жуанства, накопительства, мизантропства, альтруизма и др. Какой бы ни была бредовая моно идея, она не поддается никакой коррекции (логической, суггестивной). Такие пациенты практически неизлечимы. Человек, одержимый моно идеей, всегда, во что бы то ни стало, старается претворить ее в жизнь, даже ценой собственной жизни. Вся реальность блекнет, уходит на второй план, в столкновении с бредовой моно идеей. По феноменологии к бредовой моно идее тяготят (рядом с ней находятся, или даже представляют собой один ряд) такие «упрямства» человеческие, которые не хотят считаться ни с какими доводами рассудка, не имеют под собой никакой психологической подоплеки, и выражаются словами: «Мне нравится!», «Я так хочу!», «Я так чувствую!». «О вкусах не спорят!» – порождено бредовой моно идеей. К бредовой моно идеи трудно подобрать структуру, которая превращала бы ее в «обычный» бред, в синдром психического заболевания. Но, все эти «практически здоровые люди», число которых, увы, растет с геометрической прогрессией – хорошо вписываются в Общую психопатологию.
Итак, с одной стороны, современные формы «деструкции» общественного сознания, воплощенные в конкретных человеческих типах – сектантов, террористов-смертников, серийных убийц, профессиональных убийц, сексуальные первертов, социопатов с собственной «культурой» и т. д. То есть, все те наши современники, чьи поступки и поведение психологически не понятны и не поддаются никакому логическому объяснению (и коррекции). Так, разве можно понять «интеллигентного» отца семейства, врача, насилующего шестимесячного ребенка? (Наши наблюдения, и, материалы процесса над педофилами во Франции, в июле 2005 года, в котором фигурировал и крупный чиновник, покупающий для своих сексуальных отправлений грудных детей. Или, серийного убийцу (2003 г.) из одного подмосковного поселка, убившего 23 женщин, которых он выбирал по признаку – что-нибудь «розовое»! Платок, платье, носовой платок, туфли и т.д.. Он своих жертв не насиловал, не истязал, ни грабил, а, убив, даже не прятал. Это был женатый мужчина, тихий, домашний, работящий, непьющий, 45-летний тракторист. 15 женщин были ему много лет знакомы, односельчане. Никакого современного сектанта и террориста-смертника также нельзя психологически понять и логически объяснить!
С другой стороны, здесь же, такие феномены Общей психопатологии, как синдром навязчивых состояний, синдром соматической дезинтеграции, «импульсивные» поступки, выходящие из рамок «нормальных» и бред, как моно идея. Не являются ли эти стороны – сторонами «одной медали»? Общая психопатология всех, выше названных феноменов – одна. И, обозначить ее можно, отнюдь, не по «внешним» и формальным признакам, а по скрытым, в человеческой психики, «механизмам» измененных состояний сознания. Post hoc ergo propter hoc – единственное «объяснение» данным состояниям сознания-мышления! Как, например, найти истинную причину «синдрома навязчивых состояний» или – поступка террориста-смертника? «Обыденного импульсивного» поступка и серийного убийства? Где прячется мотив «бредовой моно идеи» и мышления сектанта, живущего семьей на свалке? Нужно оставить в стороне суггестию («зомбирование»), нейролептические препараты и т. п. расхожие объяснения! Пока никто не знает, что приводит «исполнителей» к causa finalis! «Измененные состояний сознания-мышления остаются causa sui!…
Л) Еще и еще раз: «Мышление – сознание: измененные состояния»
Измененные состояния сознания и измененные состояния мышления – огромная тема в любом ракурсе. В настоящее время к ней нет научных подходов. Она, эта тема, так и остается проблемой древний, с безответным вопросом о взаимоотношении сознания и мышления. Бесспорно, пожалуй, одно: ни в одной философской системе – от мироощущения Гесиода до научного марксизма, и дальше, к феноменологии Гуссерля и экзистенциализму – мышление просто не отождествляется с сознанием. При «глубоком рассмотрении», различие сознания и мышления, Духа и Абсолютной идеи (Гегель), в конце концов, сводится к одному: мышление отягощено Словом; Дух, как раз то, что находится за пределами «поля речи» (Жак Лакан). «Существует ли внесловесная мысль?» – поставил вопрос ребром, советский философ Давид Дубровский, в 1980 году. И, сам на него ответил, словам и Марины Цветаевой: «Да, существует! Между молчанием и речью!» (Читай: М. Цветаева. «Куст»). Вот и все!
Здесь мы рассмотрим лишь один из частных вопросов измененных состояний, с точки зрения феноменологии Общей психопатологии. Как мышления, так и сознания. При этом, однако, феноменология, позволяющая увидеть тончайшую грань, различающую измененные состояния мышления, от измененных состояний сознания.
Для наглядности возьмем такое измененное состояние мышления, как задумчивость (думу) и сравним его с таким, близким «месту» в Общей психопатологии измененным состоянием сознания, как прострация. Психиатры хорошо знают, что такое schperung (шперунг). Обратим внимание, что шперунг – это не внезапная потеря нужного слова в процессе речи (внешней, внутренней, что характерно для дислексии), а внезапная потеря мысли. Чаще всего, на этапе как раз – to put in the word. Так вот, в «истории» шперунга обозначен четкий «водораздел»: все, что «справа» (в прошлом времени) есть измененное состояние сознание. Пусть, мгновенная, но потеря ориентации в пространстве, времени и самом себе. Иными словами – прострация.
То, что «слева» (еще не состоявшееся, не «актуальное время» – будущее) есть измененное состояние мышления. Ведь, нельзя потерять ориентацию, а, значит, и сознание, там, где не в чем ориентироваться! «Слева» от шперунга находится такое «самостоятельное» по феноменологии, и по «месту» в Общей психопатологии состояние, как задумчивость. Рассмотрим главные его феномены, имея в виду отграниченность и ограниченность «задумчивости» от феноменов измененных состояний сознания.
Михаил Юрьевич Лермонтов, Евгений Абрамович Баратынский, Кондратий Рылеев и все русские поэты – символисты, начиная с Иннокентия Анненского и заканчивая Федором Сологубом, выделяли особый психологический поэтический жанр – думу. Только один поэт с Запада разрабатывал этот жанр также глубоко и феноменально, как русские поэты – кельт William Butler Yeats:
«And the flame of the blue star of twilight, hung low
On the rim of the sky,
Has awaked in our hearts, my beloved, a sadness that
may not die». (Из «Кельтских дум»).
«Дума» «обитает» как раз на том уровне мышления, где мысль еще не вложена в слово и спонтанна. «Задумчивость» – это состояние, которое застает человека врасплох. Оно, это состояние, как и все измененные состояния мышления, не имеет психологических предшественников – оно «немотивировано». В задумчивости, нам трудно поймать мысль – о чем, собственно, мы задумались? Как только мысль поймана, задумчивость исчезает, ибо мысль проговаривается. В задумчивости человек не грезит, не фантазирует, не мечтает и не витает в облаках. Это – феномены измененных состояний сознания. Ибо, им сопутствует, в той или иной степени, дезориентированность во времени, окружающем. А, то – и даже в самом себе. Просоночное состояние, предшествующее просыпанию и засыпанию, также лишь «внешне» похоже на задумчивость. Иннокентий Анненский так улавливает выход из просоночного состояния в стихотворении «То и Это»:
«…Но отрадной до рассвета
Сердце дремой залито,
Все простит им… если это
Только Это, а не То».
Поиски «Это или То» – характерно и для задумчивости: человек не может долго пребывать в задумчивости. Он хочет определиться, со свой «ускользнувшей» мыслью: «это или то?»! Как только он улавливает мысль, шперунг проходит, задумчивость исчезает. Но и в задумчивости, в отличие от прострации, человек ни на миг не теряет реальную почву под ногами и хорошо ориентирован во времени и пространстве. Ни на мгновение он не теряет и себя из виду. Можно быть в состоянии внешней пассивности, когда нас охватывает задумчивость. Но можно совершать наисложнейшие действия, будучи «в отключке» (не совсем психологически точное, но весьма распространенное фиксирование задумчивости в просторечье). Точно также, «работать на автопилоте». В прострации человека охватывает и «тотальный двигательный паралич», начиная с глазодвигательных, речедвигательных и мимических мышц, кончая всей поперечнополосатой мускулатурой. Описаны случаи остановки сердца, которой предшествовало состояние прострации. (Огюст Бёрн, 1899 г., Д. Д. Плетнев, 1950 г.).
