У Благослава, как ни странно, после ухода Отавы заметно испортилось настроение. Он достал из сумки гребень, уселся на берегу озера и в мрачном молчании принялся тщательно вычёсывать свою густую шевелюру. Потратив достаточно времени на раздумья о том, уместно ли отвлекать его от этого занятия, Идрис всё же решился и впервые со дня знакомства заговорил с Благославом сам:

— Женщина из леса назвала нас этлами. Что это значит?

Благослав откликнулся не сразу.

— Ничего особого, просто тормальские байки. Этлами здесь зовут духов-хранителей леса. Считается, что от их благосклонности зависит урожай и приплод скота. Заодно среди лесных дур ходит поверье, будто поцелуй этла добавляет красоты и удачи.

— Но ведь мы с тобой — обычные люди…

— В том-то и дело, что, показываясь людям, этлы принимают вид таких же обычных людей. Ну, разве что красивых и очень удачливых.

Идрис недоверчиво поджал губы. Благослав спросил насмешливо:

— Думаешь, не тянем?

Сам он находил свою внешность весьма привлекательной, хоть далеко не все встречные барышни разделяли это мнение. А вот Идрис не был столь самоуверен, и потому кивнул в ответ на вопрос.

— Ну и зря. А, ракш подери! — сняв что-то с гребня, Благослав поспешно сбросил свою добычу в воду. — Вот стоило оно того? Удовольствия чуть, зато вшей нацеплял… Так я о чём? Эти две курицы — они же кроме своего хутора и работы на износ ничего не знают. За всю жизнь хорошо, если хоть по разу сходили на ближайший торжок. Что они видят вокруг? Дикость да нищету. Им парни из стражи все красавцами кажутся по сравнению с лесными недокормышами. А тут ты такой: чистый, гладкий, да ещё и амулет включил. Как есть — этл.

— Хм… Не хотелось их обманывать.

— Да ладно, пускай радуются. Тебе жалко, что ли? Эта пышечка, которая с тобой оставалась, между прочим, миленькая. Ты её хоть потискал? Нет? Напрасно. Молоденькая совсем, ей кругов пятнадцать, не больше. К двадцати они уже обычно заморёные тётки со стадом детей, а к тридцати — уродливые старухи. Это кто дожил.

— Жуть какая, — сказал Идрис, поёжившись.

— Ага. Так что по уму лесовики должны были бы молиться на этого чокнутого Нортвуда за то, что он шляется по их хуторам, лечит… А они его — в Стрынь.

— Стрынь?

— Озеро так называется, мне Отавка сказала. Лесовики считают, что здесь живёт хранитель Занорья.

Идрис сразу нахмурился и заозирался по сторонам:

— В таком месте костёр жжём… Хранитель не рассердится?

— Э, да ты не заморачивайся всякими глупостями. Просто на дне озера бьёт холодный ключ, а местные заметили и напридумывали всякой чуши. Дикари…

Око начало клониться к виднокраю, стало заметно прохладнее, а одежда Венселя так и не высохла до конца. Поэтому было решено тащить его в Лисьи Норы как есть, завёрнутым в плащи, привязав за края к палке, словно тушу убитого оленя.

До места добрались довольно ходко. От Лисьенорского торжка дело пошло ещё лучше: Торговая Тропа позволяла ехать верхом, а жердь с привязанным к ней Венселем подвесили между лошадьми.

К Рискайской крепостице подъезжали уже в сумерках, без особой надежды попасть в посад до закрытия ворот. Однако, несмотря на позднюю пору и надвигающуюся ночь, ворота оказались нараспашку, а вокруг них недовольно шумела целая толпа. Народ ворчал и ругался, фыркали кони, плакал чей-то младенец, блеяли козы…

— А ну поберегись! — гаркнул Благослав, прокладывая конём дорогу через эту людскую реку. — Освобождай проезд, чтоб тебя!

— А некуда там проезжать, уважаемый, — спокойно заявил мужик с котомкой, и не подумав сдвинуться с места. — Не пущають.

— Это всякую голь вроде тебя «не пущають», — отрезал княжич, подтверждая свои слова кнутом, — и правильно делают. А у меня — подписанный князем пропуск. Дорогу!

У случившегося рядом торговца шарахнулся конь, впряжённый в возок.

— Куды кнутом машешь, злодей! — возмутился он. — Люди ж вокруг!

— Куда надо! Держи свою клячу, бездельник! Княжья сыскная служба! В сторону, ракшасьи дети, в сторону!..

Идрис ехал следом и не знал, куда глаза девать: с одной стороны, вести себя так совсем не годилось, но с другой… Благославова вопиющая наглость расчищала путь быстрее и надёжнее любых вежливых посулов и уговоров. Стоявшие впереди ворчали, но расступались, а сзади даже давали советы:

— Народ! Пропустите вы уже этого ненормального, пусть ему служаки по щам навесят!

Наконец, конь Благослава оказался у ворот. Проезд, и впрямь, был наглухо перекрыт: между створами стояли четверо стражей. Благослав направился к ним, но пропустить его никто и не подумал.

— Поворачивай, закрыто, — спокойно сказал старший поста.

Благослав сунул ему под нос пропуск Идриса и двинулся было вперёд, но конь его тут же наткнулся грудью на древко копья, перекрывающее въезд, и остановился.

— Какого Ящера?

— Въезд в город временно закрыт, — устало сообщил страж. — Распоряжение княжича Милослава.

— А у меня пропуск, подписанный самим князем Радогостом.

— Ваш пропуск разрешает въезд в любое время со стороны посадских ворот. Вот и езжайте к посадским.

Благослав, никогда не отличавшийся терпением, рявкнул, напирая на стража конём:

— Одар, собака страшная, нечего делать вид, будто ты меня не признал! Пропусти, а то пожалеешь!

— Да признал конечно, господин княжич. Только как по мне, так вам в Торме самое место: свежий воздух, простор, никаких мостовых**… А в посад нельзя, закрыто.

— Уважаемый, — подал голос Идрис, — позволь узнать, с чем связан запрет?

— Беспорядки на въездной площади. Княжич Милослав ведёт переговоры с нарушителями. Как только будут даны соответствующие распоряжения, всех впустят. А пока извольте ждать, господин. И освободите межстворное пространство.

За спиной начали злорадно похихикивать.

— Дело в том, — терпеливо объяснил Идрис, — что у нас при себе раненый в очень скверном состоянии. Может ли его осмотреть гарнизонный целитель?

Одар скользнул по висящему на жерди свёртку кислым взглядом.

— Разворачивайте. Если и впрямь что-то серьёзное…

Но стоило ему увидеть, кого именно привезли в нелепом свёртке из плащей, всё изменилось, словно по волшебству.

— Барышня? — воскликнул он удивлённо. И сразу же позвал через связной браслет: — Рискайская Торм — перевязочной!

— На связи, — отозвались ему.

— Пригляд, вали к воротам, и короб свой прихвати. Живо, бегом.

Примечания:

* Лёд-камень - горный хрусталь.

** Одар намекает на то, что княжич Благослав неоднократно нарушал запрет на езду вскачь: деревянные мостовые легко разбиваются кованными копытами, и потому в городах Приоградья для всех, кроме срочных посыльных, действует предписание передвигаться по мощёным улицам не резвее шага.

Адалетова тайна

Травостав незаметно подобрался к середине. Стояла тёплая и светлая ночь, из тех, что в народе зовут воробьиными: ещё не потускнели последние отсветы заката, но светлая полоса на восходе уже предвещала зарю, и птичий хор приветствовал её на разные голоса. Вскоре должен был народиться новый погожий и жаркий день.

По Ольховецкому тракту неторопливо двигался княжий поезд: пять повозок и отряд верховых. Княжичу Милославу было привычно так странствовать по своим владениям, ночная прохлада и отсуствие на дорогах дневной суеты делали, на его взгляд, путь приятнее и проще. От обычной поездки нынешнюю отличало лишь одно: людей в эту ночь сопровождали ухокрылы. Целая стая крылатых тварей вилась над поездом, оглашая окрестности пронзительными, резкими воплями, а самый крупный, тёмно-бурый, щедро присыпанный сединой и украшенный множеством шрамов, неподвижно замер на крыше одной из повозок. Вождь клана, сам Инукай.

Внешне он выглядел таким спокойным, почти не опасным… Только чутко трепещущие ноздри да уши, ловяшие каждый звук, говорили о том, что Инукай не спит. Одно неосторожное движение, опрометчивый взгляд или звук — и острые, как кинжалы, когти, пробив полог, вонзятся в тело пленницы.