— Тот, кто намерен проехать тысячу перестрелов, не должен изматывать коня скачкой в начале пути.

— Всё понятно. Тайная кравотынская мудрость: тише едешь — дальше будешь. Между прочим, если в Срединном посаде сменить лошадей, то ещё до полуночи можно въехать в Рискайский.

— Уважаемый, ты волен поступать так, как подсказывает тебе твой разум. Я же не намерен посещать Рискайский посад.

— А почему я только сей миг об этом узнаю?

— Потому, уважаемый, что о своих планах амираэн сообщает лишь Небесному Воину и своему амиру.

— Ха! — отозвался Благослав зло и весело. — Да ты нагловат, своячок**!

— Миг назад ты находил мою лошадь недостаточно быстрой***. Да пошлёт тебе Небесный Воин лучшего попутчика, чем я.

И Идрис придержал коня, позволяя княжичу выехать вперёд. Однако тот тоже резко натянул поводья.

— Было б из чего выбирать. Тащусь с тобой только ради того, чтоб моя сестрёнка не овдовела прежде, чем наденет кику.

— Я не нуждаюсь в охране. А так же в указаниях как, куда и каким аллюром мне ехать.

Благослав улыбнулся уж вовсе недобро.

— Только вот ведь незадача: сам князь Приоградья поручил мне тебя сопровождать.

Терпение Идриса лопнуло.

— Сопровождай, — ответил он резко, затем съехал с тракта, толкнул коня каблуками и ослабил повод. Вороной Агат, с виду действительно мелкий и неказистый, сорвался с места резвым галопом. Несколько мгновений Благослав ошарашенно слушал частый перестук его копыт, а потом, спохватившись, кинулся вдогон.

Выглядевший на учебном поле таким неуклюжим, на деле Адалетов сын держался в седле расслабленно и ловко, а конь его летел по бездорожью так, словно под ногами у него была не луговина, а ровная, подготовленная для скачек тропа. Без тени колебаний конь перемахнул изгородь, обегающую поле под чёрным паром****, и двинулся по бороздам шаткой иноходью. На какой-то миг Благославу даже показалось, что расстояние между ним и упрямым горцем сокращается, однако едва он сам оказался на распашке, лошадь его, привычная к хорошей дороге, принялась спотыкаться, повисла на поводу, взмокла и сбавила ход. А амираэн на своей худосочной кляче пересёк поле, перескочил с него на стравленное пастбище и помчался прочь. Вскоре только оседающая по конскому следу пыль указывала на то, что недавно тут проехал всадник.

«Ну-ну, — сказал Благослав сам себе, выезжая с поля шагом, через ворота. — Думаешь, влез на хорошего коня, так уж и никто тебя не достанет? Шалишь, своячок, не уйдёшь».

Никакого приказа сопровождать амираэна Благослав не получал. Движимый любопытством, княжич сам пустился в путь, а теперь только голое упрямство не позволяло ему признать, что горский увалень легко обошёл его в скачке. Зато он точно знал, что единственное безопасное место для переправы через Ночь-реку по эту сторону Ограды — брод на Малой Конной Тропе. Решив, что миновать его Идрису не удастся, Благослав вернулся на Ольховецкий тракт и, хлестнув лошадь плетью, заставил её снова подняться в галоп.

Оставив измученного скакуна в Срединном посаде, Благослав на свежей лошади уже в сумерках домчался до брода. Смотритель переправы как раз зажигал огни у начала гати. Конь княжича обдал его брызгами, и смотритель негромко ругнулся:

— Вот Ящеров хвост… Носятся тут, как ошалелые, и настила им не жаль.

Благослав, услышав его слова, тут же вернулся и спросил, замахиваясь плетью:

— Ты чем-то недоволен, мерзавец? Радуйся, что я не искупал тебя в грязи с головой! А ну отвечай: кто тут ещё нынче носится, кроме меня и тех, кто привиделся тебе по пьяни?

Пряча недовольство за торопливым и низким поклоном, смотритель ответил:

— Извиняйте, господин. Вот только до вас промчался какой-то олух на вороной клячонке: нос, как у ворона, а сам в чёрном полукафтанье, и седло не рыцарское, а пастушье. Из полян, что ли…

Благослав, не слушая дальше, швырнул смотрителю серебряную монету и галопом помчался на другой берег.

Идриса он догнал перестрелах***** в десяти от Рискайского посада. Тот неторопливо бежал по дороге рядом с лошадью, держась рукой за седло. Благослав поравнялся с ним, поехал рядом, нарочно заставляя бегущего глотать пыль из-под копыт. Так они миновали посадские ворота и вышли на Изенский тракт.

— Хорошо бегаешь, сразу виден богатый опыт, — насмешливо заметил Благослав. — Не передумал насчёт посада?

Идрис продолжал двигаться молча.

— А то ещё можно в Волковойню заворотить, там полпиво варят приличное. Я угощу.

Всё так же без единого слова Идрис перешёл на шаг, провёл ладонью по груди и шее своего коня, а потом свернул с тракта в поле и просто пошёл в темноту, в сторону, противоположную заманчивым огням ближнего сельца. Благослав, хмыкнув, свернул следом. В паре перестрелов от дороги Идрис вдруг остановился, ослабил коню подпруги и отпустил его пастись. А сам чуть примял высокую траву на взгорочке и улёгся на неё.

— Эй? — несколько встревоженно позвал Благослав, подъехав вплотную и свесившись с седла. Ответа ожидаемо не последовало: Идрис спокойно лежал на траве, расслабившись и закрыв глаза, и отдыхал, словно был один в целом свете. Благослав тоже спешился, присел рядом и сказал примирительно:

— Да ты на меня не дуйся, я ж так, не со зла. Просто помочь хотел.

— Почему ты решил, что я сержусь? — неожиданно отозвался Идрис. Но глаз не открыл.

— А что ещё можно подумать? Улетел, как ужаленный, и не разговариваешь.

Идрис сел и устало, грустно посмотрел княжичу в глаза.

— Не бери это на свой счёт. Мне так редко выпадает возможность побыть в одиночестве, что я ценю эти мгновения больше алмазов.

Благослав кивнул:

— А я, значит, влез, как свинья, и мешался. Понимаю. И из-за этого ты не пошёл в крепостицу на ночлег?

— Не только. Нет смысла ждать открытия ворот. Ограда ведь не бесконечна, я объеду её берегом Изени, и встречу рассвет на Задворках.

— Скажи-ка честно: ты стараешься ради прелестей моей сестрички или из страха перед собственным папашей?

Идрис снова наглухо замолчал.

— Ладно, ладно, понятно, что у вас такое не принято обсуждать. А всё-таки твой папаша — это нечто. Все эти молитвы, ежедневные формы с оружием и в конном строю… Я бы от такого давно смылся, куда глаза глядят.

— А куда? — вдруг спросил Идрис.

— Что «куда»?

— Куда глядят твои глаза, княжич Благослав?

— Просто Благ, хорошо? А то я чувствую себя каким-то напыщенным болваном. Дал же родитель имечко, прости Маэль… Я бы уехал в Элорию и поступил учеником в одну из закрытых школ фехтования. Учиться по-настоящему, понимаешь? Не талдычить изо дня в день одни и те же всем известные формы, а заслужить право узнать древние секреты школы, стать мастером клинка… Но теперь мне по-любому ничего не светит: кому нужен однорукий калека. И так-то пришлось самому переучиваться с азов, разрабатывать левую руку.

— Как это вышло? — спросил Идрис, скользнув взглядом по зашитому правому рукаву Благославова кафтана.

— Пустяки, дурацкая стычка. Ящер бы побрал того докторишку… Кто ж знал, что он окажется столь прытким? А впрочем, я и сам виноват, нечего было лезть под юбки ко всяким загридинским дурам. Все бабы одинаковы: сперва поманит, а потом в крик. Ну, ты знаешь, о чём я, — Благослав многозначительно покосился на Идриса, и, наткнувшись на абсолютно непонимающий взгляд, тут же спросил насмешливо: — Или у вас, в горах, такого до обручения знать не положено? Да ты вообще бабу хоть раз без рубашки видал?

— Видал, и не раз, — ответил Идрис резко, поднялся с земли и свистнул своему коню.

— Ну вот, опять надулся, как мышь на крупу. Кравотынское Высокогорье — край унылых зануд. Эй, ты куда?

Но Идрис не пожелал отвечать. Вскочив в седло, он молча направил коня к темнеющему неподалёку краю Дикого леса.

— Да и Ящер с тобой, — буркнул Благослав и отправился ловить свою лошадь.