Гардемир отошёл от клетки, присел на лавочку, прикрыл ладонью глаза и замер в неподвижности.— Папа? — осторожно окликнула его Краса.— Дура, — сказал Гардемир тихим, бесцветным голосом. — Маэлево наказание.Убрав руку от лица, он снова повернулся к Красе.— Сколько ты уже здесь?— Нынче седьмой день.— Тьфу… Зачем тебя вообще понесло к этому зеркалу?Краса пожала плечами:— К нему половина девок из княжьих палат прихорашиваться бегают.— Да пускай хоть все, не жалко! Увидеть Лунную Дверь и тем более открыть её может только маг с определёнными способностями! Но даже и магу неплохо бы читать инструкцию, прежде чем без спросу пользоваться чужими артефактами. Время, в течение которого зеркальный переход безопасен, зависит от количества использованной при активации заклятья силы, а оно в свою очередь прямо пропорционально площади меньшего из зеркал. Прямой переход через ростовое зеркало вполне мог продержаться около круга. А опосредованный, через зеркальце величиной с ладонь… Седмица, может быть, десять дней — и всё, связь души с телом ослабеет, останется просто тело, без мыслей и чувств. Это ожидает и тебя, и твою подругу в самом скором времени. Довольна?— Но Идрис…— Что «Идрис»? Полагаешь, он успеет доехать до Задворок и вернуться назад раньше, чем вы обе превратитесь в бездумные куски плоти?— Ну, душа ведь никуда не денется, просто…— …утратит человеческие контуры. Всего-то. Хочешь посмотреть, на что это похоже? В другой раз задержись подольше у Лунной Двери, полюбуйся на нежить. Хотя, возможно, ты скоро и сама…— Подумаешь, — фыркнула Краса, повернувшись к отцу спиной. — Даже если и так, к тебе в Лунную Дверь стучаться не стану. Лучше пойду, узнаю, правду ли жрецы болтают про Благие Земли.
Ответа не последовало. Подождав ещё немного, Краса осторожно покосилась назад. Гардемир не смотрел на неё. Он молча, сосредоточенно чертил на земле охранные знаки в два ряда: один — не позволяющий покидать клетку, другой — защищающий сидящих внутри.
— Папа, — позвала Краса жалобно.— Ну? Что ты ещё успела натворить?— У Адалета ракшасий амулет. Я в этом теле не разобрала, от чего он запитан, но мало ли, штука-то опасная.— Да, я знаю, я уже видел его. Этот Адалет… Ещё один любитель прогибать вероятности под себя. Только силу не обманешь: за исполнение желаний каждый расплачивается сам.
Вернувшись в свой придел, Гардемир закрылся в трёхстенной каморке, встал перед зеркалом и прикоснулся его поверхности. В ответ рама вспыхнула тёплым золотом, а отражение, напротив, сделалось мутным. Множество теней вышли из густого тумана в глубине зеркала: они прикасались к стеклу, оставляя на нём мокрые отпечатки ладоней и губ, исчезали, появлялись вновь… Гардемир нетерпеливо прикрикнул на призраков:— Прочь, мне не до вас! Мерридин! Мерридин, ты слышишь меня? Отзовись ради Маэля…
Сперва откликнулся голос:— Чуть терпения, друг мой.Затем зазеркалье прояснилось и показало сидящего на постели Мерридина дель Ари в домашнем шелковом халате.— Что за важное дело заставило тебя будить старика в такую рань? — спросил он с лёгкой укоризной.Гардемир только хмыкнул про себя: ни старым, ни сонным Мерридин уж точно не выглядел, и смятые подушки рядом с ним ещё хранили отпечаток женского тела. Вслух же он произнёс, почтительно опустив глаза:— Прости, если потревожил. Мне очень нужен твой совет. Краса увидела Лунную Дверь.— Это отрадно: значит, внешний поток её всё же раскрылся и обрёл должную мощь.— Сомнительное приобретение — видеть пути мёртвых. Я ведь не зря просил тебя не учить её ничему лишнему, не тревожить силу: возможно, дар остался бы спящим, и девочка прожила бы нормальную, спокойную жизнь оборотня. Теперь этого не получится. Однако она не только увидела дверь, но ещё и сумела её открыть. И даже прошла дорогой мёртвых, а заодно протащила по ней живого человека, свою подругу. Они из баловства поменялись телами. Беда заключается в том, что завершить заклятие невозможно: подруга далеко, и связи с ней больше нет. Между тем время безопасного перехода истекает. Краса моя дочь, даже если она утратит огонь жизни, я буду заботиться о ней. Но что делать с другой девочкой?— Ответ очевиден, друг мой: поскорее найти её и доставить к Лунной Двери.— За ней уже выехал человек. Только хватит ли ему времени, чтобы найти и вернуться? Скажи, Мерридин, как сберечь от разрушения тонкое тело, если его связи с телом плотным уже начинают угасать?— Зачем спрашиваешь, коль ответ тебе и так известен? — едва заметно улыбнулся Мерридин. — Сдержать потерю человеческих контуров могут лишь бескорыстные дары силы от тех, кто любит человека и близко знает его.
Примечания:
* Чекмень - суконный приталенный полукафтан со сборками сзади.
В стране крылатых
Лесной хутор оказался вовсе не похож на то, что ожидала увидеть Услада. Место, которое в разговорах между собой охотники называли «подворьем», не имело ни ворот, ни ограды. После очередного замысловатого витка стёжка вывела путников на маленькую чисто выкошенную полянку. Услада не сразу сообразила, что они уже пришли: окружающая чистец зелёная стена бурьяна и колючих кустов, кое-где прерывающаяся узкими стёжками, на первый взгляд ничем не напоминала обиталище людей. Однако стоило старшему из охотников заливисто присвистнуть, ветки зашевелились, и из-за них показался народ.
Только тогда Услада заметила выходы из полуземлянок, заросших по крышам высокой травой. Вокруг поляны их было пять, но только одна имела почти не прикрытое кустами чело* и пару волоковых окон**. Верно, это была жилая изба. А обитало в ней большое и дружное семейство Дроздов: сам хозяин - Старый Дрозд, две его жены и целая стайка детей, сосчитать которых Усладе удалось далеко не сразу.
Доставив раненого на подворье, хозяин со старшими сыновьями снова ушёл в лес, а Услада с Венселем попали под заботу местных тёток. Старшая из них, Дроздиха, сделав несколько коротких распоряжений, вмиг разогнала всех любопытных со двора, каждого приставила к делу. Младшая из девушек, недавно примерившая первую понёву, собрала и увела малышей. Две девицы постарше сбегали в дом и принесли чистую рогожу, на которую ловко переложили с веток Венселя. Срубленную осинку тут же утянул куда-то деловой паренёк кругов десяти от роду, но уже с топориком за поясом.***
Тем временем младшая Дроздиха хлопотала над Венселем. Стащив с него разодранную одежду, она приняла от одной из девушек ведро воды и ветошку и принялась смывать с тела раненого кровь и грязь. Услада наблюдала за ней, едва сдерживая удивление: эта девчонка в рогатой кике с виду была младше неё самой, но делала свою работу уверенно и без малейшего стеснения. Не пугали её ни раны, ни то, что приходилось касаться обнажённого тела чужого мужчины. А вот Венсель был явно не рад такому повороту и смущался, как красна девица, но противиться не имел сил. Зато когда старшая Дроздиха взяла в руки кривую иголку и нить, он насторожился и заёрзал.
— Венсель, миленький, потерпи, всё будет хорошо, — зашептала Услада, осторожно гладя его по волосам. Одна из тёток свела края раны у него на бедре, другая воткнула в кожу иглу… Венсель вскрикнул и отчаянно дёрнулся. Старшая Дроздиха тут же крепко прижала его ладонью к земле и сказала сердито:— Ишь, нежный какой. Терпи, не рыпайся!— Не надо, я сам, — простонал Венсель.— Оно и видно, как ты «сам». Калинка, садись ему на грудь, а ты, Отава, держи крепче здоровую ногу.
Втроём они без особого труда заставили Венселя лежать смирно, словно он был не человек, а приболевшая коза. Зашив грубыми стежками обе раны, Дроздиха наложила на них повязки из чистой ветоши, а потом велела меньшице и девушкам устроить больного в малой клети****.
Это была действительно самая настоящая клеть: без окна, без очага, с холодным земляным полом. На дощатый настил девушки положили тюфяк, набитый соломой, перетащили на него сомлевшего Венселя. Младшая Дроздиха, та, что звалась Калинкой, принесла чистую одёжу, тёплое одеяло и кружку с каким-то пахучим отваром. Перед тем, как уйти, она приветливо улыбнулась Усладе и сказала:
