— Невероятно, — говорит Ле Пишон. — Нет никаких следов внутреннего днища. Подножия северного и южного склонов соприкасаются. По всей видимости, мы находимся в очень активной зоне, где постоянно появляются новые формы благодаря деформации сдвига между двумя бортами. Иначе дно желоба быстро заполнилось бы беспрерывно падающим обломочным материалом. Подтверждением этому служит прекрасный вертикальный разлом, который мы только что миновали.
— Что дальше? — спрашивает Кьенци; он считает, что положение, занятое на дне желоба, крайне неудобно. — Может быть, пойдем вверх?
— Да, берите курс 180º, будем подниматься вдоль южной стены. Кьенци создает максимальный дифферент на корму: +50º.
Теперь оба наблюдателя перешли в положение, близкое к вертикальному, и должны как следует упереться локтями, чтобы не соскользнуть вниз. Что касается Скъяррона, то он пристроился у кормового борта, скрючив ноги, словно утробный плод. Странное впечатление: кажется, будто на этот крутой склон аппарат всползает на четвереньках.
— Смотрите! — восклицает Кьенци. — Что-то вроде дороги. «Сиана» пересекает на склоне дорогу шириной метра в три, возникшую в результате обвала. Она до самой впадины спускается настолько прямолинейно, как будто садовник провел ее по веревочке. Это наследие одного из последних обвалов коренных и осадочных пород, которые периодически вызываются сейсмическими потрясениями. Словно один из камнепадов, думает Ле Пишон, какие можно встретить у подножия крутых склонов в дорогих сердцу Шукруна Пиренеях.
— Следуйте за обвальным потоком, — говорит он.
Обломки всех сортов образуют настоящую косу. Некоторые, почти метровой высоты, пропахали склон, оставив на его поверхности глубокие борозды. Ле Пишон с иронией произносит вполголоса:
— Скоро вот уже миллион лет, как обвалы подобного рода следуют по склонам один за другим, угрожая полностью засыпать эту долину. Но долина так и не заполняется. Торжествует тектоника!
— Новая бочка Данаид[39], - бросает Кьенци.
Скъяррон, недовольный тем, что не имеет возможности участвовать в зрелище, ворчит:
— Миллион лет! А откуда вы знаете? Вы даже не могли нам сказать, на что походит дно.
Ни тот, ни другой ему не отвечает. Они поглощены созерцанием пейзажей, которые сменяются слишком быстро и которые требуют неослабного внимания из-за очень плохой видимости.
Перед носом «Сианы», как молния, мелькнула фотовспышка…
— Я ее подкараулил! — крикнул торжествующий Кьенци.
То, что он подкараулил, было маленькой красной креветкой, контрастно рисовавшейся на громадной белоснежной губке, которая раскинулась на вершине базальтового блока. Креветка весьма напоминала осу на грибе, изготовившуюся к атаке.
Без всяких усилий «Сиана» продолжает подниматься вдоль стены, по-крабьи легко перемещаясь по течению, сносящему ее к запади Через каждые десять минут «Норуа» указывает ее местоположение которое Скъяррон наносит на карту. Фотовспышки сопутствуют описанию, которое Ле Пишон не перестает диктовать. Стена похожа на гигантскую лестницу, вырубленную серией вертикальных сбросом (в среднем через каждые 10 метров), создающих тектонический рельеф. Сбросы были похоронены под обломками, образующими крутые откосы, усеянные в нижней части крупными глыбами, с многочисленными следами лавин, которые теряются во мраке ночи. Иногда в верхней части склонов появляется вертикальная стенка разлома, обнажающая поверхность коренной породы. Затем следует уступ, довольно ровная округлая поверхность которого погребена пой чистой скатертью осадков. Именно на таких уступах пристраиваются животные разных видов и необычных форм.
Когда подводный аппарат поднялся на один из них, Кьенци неожиданно воскликнул:
— Смотрите!
В нескольких метрах прямо перед нами возникает на крупной черной глыбе длинное белое привидение. Оно похоже на амфору с широкой горловиной. Это губка отменной величины, высотой более метра.
— Справа еще одна, — продолжает Кьенци.
А вот, немного подальше, и третья. Они тут повсюду. «Сиана» передвигается по полю живых стел, впервые обласканных светом! Целый сад огромных мраморных цветов, напоминающий также кладбище, уставленное погребальными урнами.
Скъяррон, не имевший возможности насладиться спектаклем, присоединился к Ле Пишону. Иллюминатор сейчас поделен на двоих. На несколько мгновений, зачарованные, они умолкают. Нет больше ни комментариев, ни фотовспышек.
— Сказочно, — предельно просто шепнул Скъяррон.
Но очень скоро они приходят в себя. Прошло сорок пять минут с тех пор, как начался этот глубоководный бег с препятствиями, и они уже сроднились с пейзажем. Рейд в сторону для осмотра разлома, ориентированного с севера на юг перпендикулярно к склону. Затем перелет через порядочную горку цилиндрической формы, также ориентированную с севера на юг, что Ле Пишона совершенно сбился с толку. А «Сиана» на глубине 2720 метров ползет над склоном, крутизна которого неожиданно уменьшается.
— Внимание, Каноэ, прямо перед нами трос! — вскрикнул Ле Пишон.
Кьенци ничего не видел, но инстинктивно он выключает двигатели и приникает к иллюминатору…
И только теперь он замечает, что на самой вершине округлого холма белеют непонятные змеевидные предметы одинаковой величины. Ле Пишон, лежащий ничком над крутым склоном, отстоящим от него на два метра, вдруг вообразил, что он окопался в траншее, а перед ним тянутся ряды колючей проволоки. Затем он понял: трос. В мае текущего года «Кнорр» сообщал, что он вынужден был бросить свой трал, который теперь растянулся на дне на протяжении добрых шести километров. Так оно и есть.
Разлом, обнажающий призматические структуры базальта на северном склоне трансформного разлома, глубина 2300 метров. На переднем плане к стене прикрепилась колония шестилучевых кораллов, на втором плане видна виргулярия.
Кьенци весь внимание. Ему известно, что самое страшное для подводного аппарата — попасть в противолодочную сеть или в шлаги затонувших тросов. В самом центре Атлантики риск попасть в такую западню вроде бы сведен до минимума. Но абсолютных гарантий никто не мог бы дать. За предшествующие годы многие суда приходили в эту зону драгировать дно, и некоторым из них, как и «Кнорру», пришлось обрезать стальной трос, если дночерпатель зацеплялся за одну из неровностей рельефа, подобных тем, что сейчас находятся перед глазами у акванавтов.
Колония виргулярий на наносной площадке, северное плато трансформного сброса, глубина 2650 метров. Эти восьмилучевые кораллы, подчас достигающие в длину 10 метров, своим основанием внедряются в ил. При первом же прикосновении к их стволам они начинают люминесцировать.
— Виргулярии! — наконец со смехом говорит Кьенци. Особая форма животного мира, весьма характерная для этих глубин. Они живут колониями: их длинные щупальца толщиной с карандаш прихотливо искривляются, и тогда их скопления принимают вид хаотического нагромождения колючего кустарника или спутанных между собой витков проволоки. Питаясь, как и все прикрепленные животные, тем, что приносит течение, они большей частью устраиваются на площадках, которые хорошо омываются медленными струями, периодически меняющими свое направление под действием суточного прилива.
— Ги, что показывает вольтметр? — внезапно спрашивает Кьенци спокойным-преспокойным голосом.
Ле Пишон поворачивает голову.
— Авария двигателя с левого борта, — говорит Скъяррон. — Он больше не действует.
«Сиана», чья судьба вверена теперь лишь двигателю правого борта, крутится на одном месте; внося беспокойство в колонию виргулярий, которые покорно пригнули свои спирали, чуткие к движениям воды.