Наступила тишина. Марат подождал, затем вяло поднял руку.
– Сафаров.
– Такого строя еще не придумали, – ответил он.
– Интересная мысль, – учитель улыбнулся. – И все же, из тех, что придумали, какой самый лучший?
Снова минута тишины, которая показалась минутой молчания в память об усопшем. Учитель подошел к доске, потянулся к мелу, но передумал, взял указку и стал ходить перед классом:
– На сегодняшний день наиболее успешным показал себя демократический строй. Несмотря на очевидные недостатки, связанные скорее с человеческим фактором, развитие демократических стран показало преимущество перед иными формами.
Марат снова поднял руку.
– Сафаров, хочешь что-то добавить?
– Владимир Сергеевич, так получается нам столько лет врали?
– Что значит “врали”?
– Помните слова нашего гимна: “Союз нерушимый республик свободных”. Два года назад СССР распался. Как может “нерушимый” союз развалиться?
Владимир Сергеевич часто заморгал, подыскивая ответ.
– Ну, Союз не сам распался, ему помогли. Горбачев, например…
– Как один или несколько человек могут развалить “нерушимый” союз? Получается, он оказался вовсе не таким “нерушимым”? Колосс на глиняных ногах? Значит мы все это время верили в ложь?!
Класс оживился. Спорить с директором школы осмелится не каждый.
– А где тогда правда? Может и то, что он “созданный волей народа”, это тоже вранье? – не унимался Сафаров.
– Ну, постойте, молодой человек, Союз был нерушимым. Например, мы победили фашизм, – аргументировал Владимир Сергеевич.
– Это да, но я читал, что первые десять лет у нас победу не отмечали. Не праздник это был. Тихо пили от горя. Слишком большую цену отдали за победу. Хотя, это совсем другая тема.
– Сафаров, ты че споришь с учителем? – насмешливо сказала одна из девочек. – Самый умный что-ль?
Класс поначалу захохотал, но увидев хмурое лицо директора школы, затих. Усы Владимира Сергеевича оттопырились, как у кота. Он прошел перед доской, похлопал по ладони указкой и ответил:
– История показывает, что люди, даже наделенные властью, могут заблуждаться. Мы еще до конца не знаем, почему такое государство, такое мощное, как СССР, распалось. Но мы должны сделать выводы и жить дальше, строить новую страну, стремиться к лучшему.
– А где гарантия, что теперь нам будут говорить правду? – не унимался Марат. Учитель строго посмотрел на него, неожиданно расплылся в добродушной улыбке и сказал:
– Интересные у тебя рассуждения, Сафаров. Знаешь, приходи-ка сегодня вечером к нам домой, и мы побеседуем на эту тему за чашечкой чая. И Лариса Федоровна, моя жена, будет очень рада. Нам нравятся такие беседы. А почему бы нет?
– А можно и нам? – подала голос Светка Лавочкина с соседней парты.
– И вы тоже приходите. Знаете, все приходите. Все, кто хочет об этом поговорить. Приходите к нам сегодня к семи, – радушно пригласил директор школы. Ученики оживились, зашумели, и на этой веселой ноте прозвенел звонок.
В итоге к директору пришли двое: Марат и Светка. Они случайно встретились у магазина и вместе зашагали по улице. Это не дискотека какая-нибудь, а настоящее культурное мероприятие! Светлана принарядилась в курточку кремового цвета и демисезонные сапожки, а на голове у нее красовалась привычная в то время “химка”, прозванная в народе “взрыв на макаронной фабрике”. Марат надел модную дерматиновую куртку черного цвета, называемую “кожанка”, которую мать купила на рынке в городе.
Директор школы жил в самом центре поселка. Его дом ничем не выделялся. Типичная постройка позднего Союза. Его жена работала вместе с ним в школе учителем литературы. Когда гости зашли во двор, Лариса Федоровна поила коров.
– Проходите в дом, я сейчас приду. Володя уже дома, – пригласила хозяйка. Светка задержалась во дворе, наблюдая за Ларисой Федоровной в фуфайке. Непривычно видеть учителя в таком виде.
– Пошли, чего уставилась, – Марат первым зашел в дом.
– О, гости дорогие, – радушно встретил их директор школы. – Раздевайтесь, заходите в зал. Сейчас будем пить чай.
Посередине зала их встречал разложенный стол-книжка, покрытый сиреневой клеенкой, а на нем стояла выпечка и красивый чайный сервиз с позолотой. Раньше сервизы служили визитной карточкой хозяйки. Их ставили в зеркальные серванты, периодически протирали пыль, а по случаю прихода дорогих гостей доставали и пили из него чай. Во время чаепития хозяйка любовалась своим сервизом, словно это не обычная керамика из сельмага, а золотые приборы из персидского дворца, повод гордости и зависти одновременно.
– Садитесь, располагайтесь, – учитель указал на диван. – А я думал, больше ребят придут. Выпускной класс все-таки, больше не увидимся.
– Владимир Сергеевич, они просто стесняются к директору школы домой прийти, – сказала Светка.
– А вы значит, не стесняетесь, – наливая в заварной чайник крутого кипятка, с иронией произнес учитель.
– А чего стесняться, вы такие же люди, – сказал Марат, понимая, что произнес нечто неоспоримое, а значит умное.
– А вот и хозяйка.
– Извините, не успела все сразу, – запыхавшись, в зал вошла жена директора и принялась хлопотать вокруг стола.
– Ой, как вкусно вы готовите, – Светка откусила вишневый пирог.
– Да вот, после уроков прибежала и сразу пирог поставила.
В те годы выпечку готовили сами. Так экономнее, да и в магазинах ассортимент был еще не велик. Если хочешь порадовать гостей, включаешь фантазию и из того, что есть в погребе и дома, готовишь нечто с чем-то. Причем получалось всегда по-разному. То подгорит, то вытечет, то не пропечется. Владимир Сергеевич с шумом отпил из чашки и начал разговор:
– Ну Марат, интересные вопросы ты задал сегодня на уроке. Прямо сказать, для твоих лет – это очень даже зрело. Жаль времени не было ответить. Я жене рассказал, знаешь, она тоже заинтересовалась. Ведь вы – наша смена, молодое поколение, которое и будет строить жизнь дальше. От вас все зависит, от ваших решений. И знаете, я все-таки думаю, что вы будете жить лучше.
– Да, хотелось бы лучше, – согласился Марат.
– Ты спросил, почему нам говорили неправду, – Владимир Сергеевич улыбнулся и почесал за ухом. – Правда или неправда, это вопрос неоднозначный. Вы еще молодые и вам кажется, что все в мире просто. Это черное, а это белое. У меня, кстати, даже после института сохранялся такой взгляд на жизнь. Поэтому я тебя, Марат, хорошо понимаю. Но на самом деле в жизни все намного сложнее, чем кажется на первый взгляд, – директор в раздумьях пригладил усы и продолжил. – Вы не допускаете, что может быть они, то есть строители коммунизма, верили в то, о чем говорили? Может они искренне верили, что наш путь единственно верный? Этот путь идеологического насаждения и принуждения.
– Верили, а теперь признали, что ошибались. Странно как-то. Неужели все ученые, академики, министры, все они ошибались? – спросил Сафаров. – Они же умные люди, взрослые. А если была возможность ошибиться, почему же они вели себя так, словно ошибка исключена? Почему не сказали всем людям честно, что мы "возможно" построим светлое будущее? Что мы – часть эксперимента. Столько лет подряд твердили, что мы движемся к светлому будущему. Неужели они не видели, что за рубежом живут лучше? Даже во время войны наши солдаты это видели, когда шли по Европе. Зачем нам врали? Почему не сказали прямо – мы живем лучше, чем в Африке, но хуже, чем на Западе. Не было бы так обидно. Почему внушали, что мы живем лучше всех, когда не лучше. Зачем они врали своему же народу? – Марат говорил с горячностью. Юноша полный сил и надежд. Искренний и откровенный.
– Видать эта тема тебя сильно волнует, Марат, – улыбнулась хозяйка, элегантно ставя на стол чашку. Светка заметила, какой красивый у нее маникюр. Иметь в деревне маникюр непросто.
– Чтобы строить дальше, надо разобраться с прошлым, – произнес Владимир Сергеевич. – Марат, а что если это был единственный наш путь? Если можно так выразиться. Наш исторический путь. Наш менталитет, культура и прошлое привели нас именно к этому. А если по-другому было нельзя?
