Выйдя из транса, в котором я был, не осознавая этого, оказалось, что я с остервенением греб куда-то.

— Заткнись, придурок.

— Ох, да ладно тебе. Тебе не нужно прилагать так много усилий, Фредерик, — засмеялся он, потеряв ритм, в котором мы гребли.

— Именно поэтому твоя семья ниже уровня, на котором мы все находимся. Такое отношение к делу никуда тебя не приведет.

Я услышал приглушенный раздраженный звук и на мгновение мне стало стыдно за себя. Вязкое огорчение, тянущееся по моим венам из-за этого двусмысленного комментария, грузом осело у меня внутри, пока не соскользнуло со спины. Это то, что я делаю. Мой метод для всего. Задирать, манипулировать, принижать… Я научился этому у лучших. Это будто моя вторая натура. Должно быть, теперь моя душа такая же черная, как и вулканический пепел.

Лодки доплыли до места назначения, и все расслабились, синхронно прекратив все эти яростные движения. Все мое тело горело, икры и бицепсы ревели от усилий, которые я прилагал. Но я чувствовал себя хорошо. Это будто катарсис, с помощью которого я высвобождаю все сдерживаемое внутри разочарование.

Эта неделя была чуть лучше, чем если бы я провел ее в аду. Все это домашнее задание, отец, дышащий в спину, накапливающиеся требования, возрастающие с каждым днем. От того, что я знаю о предательстве Беннета, с каждой секундой на душе становится все тяжелее и тяжелее, оно стучит у меня в висках, словно отбойный молоток. Видеть мельком Нору в коридоре, во дворе, когда она садится в машину… Я хотел снова приблизиться к ней, но мне нужно было, чтобы в этот раз она подошла ко мне сама. По своей инициативе.

Я не стал засиживаться, чтобы поговорить со своими товарищами по команде, с большинством из них я даже не хожу в одну школу. Кто-то из них уже учится в университете, а остальные в других частных школах, расположенных по всему Лондону. Я пошел к душевым, чтобы помыться одному до того, как сюда нагрянут все эти животные. Пока горячая мыльная вода стекала по моему прессу и все еще болящим бедрам, мои мысли вернулись к плану. К тому, который я начал разрабатывать несколько месяцев назад, чтобы раз и навсегда опозорить человека, который убил мою мать.

Если бы не мой отец, который когда-то был в сильном запое и спотыкался, словно раненое животное, я бы никогда не узнал, что моя мать умерла по какой-то другой причине кроме как наступившее для нее время. Сначала это были бессвязные речи. Он сидел в своем кабинете по ночам, а я, будучи еще ребенком, сидел у камина и играл с железной дорогой.

— Ее убили… Он забрал ее… Он заплатит за это…

Когда я стал взрослее, то понял, о чем были эти его обессиленные обличительные речи. Я понял, кто этот человек, который был ответственным за то, что моя мама была за рулем в ту ночь, когда она съехала с лондонского моста в реку десять лет назад.

Выбравшись их всех этих беспорядочных ужасных мыслей, я вытерся и переоделся. Мне нужно было успеть на самолет. И так вышло, что выходные в Париже были как раз тем, что мне сейчас было нужно.

Пол часа спустя я заехал на своем Астон Мартине на частную посадочную полосу, где меня уже ждал сверкающий белый самолет, ожидая, когда мы с друзьями поднимемся на борт.

— Как так выходит, что стоит мне купить машину, у тебя появляется новая и еще круче, чем у меня? — Эд хлопнул дверью своего красного «Феррари», который был слишком банальным для моего вкуса.

Когда стюард забрал мой багаж и отнес его в самолет, я встал рядом с Эдом и потрепал его по щеке, осознав, что сейчас у меня довольно хорошее настроение.

— Приятель, ты разве еще не осознал в какой реальности находишься?

— Пф, без разницы. Сегодня я собираюсь увидеться с французскими птичками и по крайней мере это облегчит мою боль. Нам лучше остановиться в квартире твоего отца. Это место чертовски крутое.

Его «боль», ага… Этот парень никогда не страдал за всю свою жизнь. Но и по многим параметрам взрослых я тоже не страдал.

— Хватит быть таким безнадежными придурком… Но да, мы остановимся там. А теперь садись в самолет.

Мы поднялись на борт. Эд уделил слишком много времени проверке хорошеньких стюардесс. Я хлопнул его по затылку, локтем подталкивая пройти дальше по салону. В поле зрения появились бежевые кожаные сидения и отполированный деревянный салон самолета. По правую сторону между кресел уже стоял заполненный бар. Вскоре, Кэтрин и остальные девушки со смехом поднялись на борт, притащив вслед за собой тошнотворный запах духов и слишком большие сумочки.

— Кто-нибудь может подтвердить, что «Privé» работает сегодня вечером? Если нет, то я вообще не уверена зачем мы летим в Париж… — Элоиза закатила глаза и уселась на свое место, делая глоток шампанского, которое уже кто-то принес.

— Он работает. Мой знакомый написал мне, — Кэтрин помахала телефоном. — Надеюсь, разбалованные детки, вы подготовились к этой сумасшедшей ночке.

Эд исподтишка похлопал в ладоши, а я продолжил смотреть в окно. Из моих друзей меня было труднее всего чем-то удивить, но даже мне пришлось признать, что было что-то однозначно особенное в том, чтобы провести ночь в «Privé». Суперпрестижный клуб на самом деле так и переводится с французского как «приватный». Его было так тяжело найти. Вам нужна специальная карта и ключ, чтобы попасть туда. Мы были там пару раз до этого, и я не понаслышке знал, что вход находился внутри универмага в центральном районе Парижа, и чтобы войти, нужно было ввести кодовую комбинацию. Снаружи дверь выглядела как вход в складское помещение, но как только ты попадаешь внутрь…

— Надеюсь, мы не слишком опоздали на вечеринку! — Дрейк вошел в салон самолета, и я не мог рассмотреть человека, стоящего позади него.

— В этом весь ты, приятель, самовольно привести себе пару…

Я начал говорить, но застопорился на середине предложения, когда увидел Нору, проходящую по салону. Ее ярко-рыжие волосы были в беспорядке от ветра, а белое платье, обрамляющее фигуру, оттеняло ее персиковую кожу. Она выглядела как какая-то сельская принцесса, и я рассмеялся про себя потому, что она на самом деле была таковой.

— Надеюсь, вы все не против, что я привел друга. Она никогда прежде не была в Париже, поэтому мы должны показать ей как хорошо провести там время.

Все молчали, оценивая новенькую, будто она могла укусить. Нора закусила нижнюю губу, и я понял, что мой член загорелся от нужды, чтобы я сам укусил эту губу. Должно быть, это ненависть подпитывает мое возбуждение к ней. Как правило, я рассматриваю девушек как игрушек, выбрасывая их после одного или двух использований. Я никогда не думал всерьез о девушке, которая могла бы появиться в моей жизни и сейчас не собирался этого делать.

— Выпей шампанского, новенькая, — Спэри протянула бокал, и напряжение, кажется, начало сходить на нет.

Пока что.

Нора села рядом с девочками и начала с ними общаться, но я не слышал, о чем. Я был слишком отстраненным, пытаясь держаться от нее на расстоянии. Как я и говорил, она должна была прийти ко мне. Самолет взлетел. Взлет почти не чувствовался, пока мы пролетали мимо Лондона, над которым уже садилось солнце. Я мог бы закрыть глаза и поспать немного, зная, что мы не будем спать, находясь в клубе до четырех утра, но меня слишком взбудоражило появление нашего последнего пассажира.

— Я привел ту, что тебе нравится, только для тебя, — наклонился ко мне Дрейк с волчьей улыбкой на лице; он сидел у прохода, рукава на его рубашке были закатаны.

Я ответил ему, не отрывая взгляда от окна:

— Что заставило тебя думать, что у меня к ней хоть какой-то отдаленный интерес?

— Потому что ты проигнорировал ее, когда она поднялась на борт самолета. А ты всегда игнорируешь тех, которых хочешь. Ты, возможно, думаешь, что я плохо знаю тебя, Ашер Фредерик, но я замечаю все.

Раздражение заиграло желваками, понимая, что он раскусил меня. Поэтому я переиграл все в свою пользу.

— Я просто вижу эти губы девственницы и схожу с ума. Ты знаешь, что ее еще никто не трогал.