— Такие дела, малышка. Поцелуемся, да? — я улыбнулся, будто пантера, приближающаяся к своей жертве.

Она застыла, ее тонкие руки мелко затряслись, потому что, если я не ошибаюсь, по ней прошлась дрожь возбуждения. А затем второй раз за неделю Нора Рэндольф развернулась на каблуках и унеслась от меня. Мои друзья взорвались от смеха, пародируя звуки поцелуев, а Дрейк даже похлопал меня по заднице.

Я позволил ей уйти, зная, что это последний раз, когда я даю ей возможность спасти себя.

Одним из вопросов, который пресса часто мне задает или выкрикивает в спину, это не скучаю ли я по дому. Обычно, я отмахиваюсь какими-нибудь клишированными фразами или не отвечаю вовсе… но мне бы хотелось сказать, что ты должен чувствовать себя частью чего-то, чтобы скучать по этому.

Правда состоит в том, что мне особо-то и нечего было оставлять в прошлом, когда Беннет попросил мою маму и меня уехать с ним на другой конец света. Из-за моей одаренности, меня относили к аутсайдерам. А это были люди из города, который я называла домом всю свою жизнь. Меня называли странной, недалекой, неадекватной, больной… Эти ярлыки были навешаны на меня, будто я была бракованной игрушкой, сошедшей с конвейера.

Наш коттедж в Пенсильвании я называла домом, потому что там были моя мама и я, но по сути у меня не было ни единого друга. Помимо мамы, мне совсем не к кому было обратиться. Ни к учителю, который бы меня поддержал, ни к школьному психологу, ни к старому клерку из магазина обуви, который бы поделился со мной какой-нибудь мудростью. Я была никем, и здесь я тоже никто… Только теперь меня окружают богатые заговорщики, болтающие с утонченным британским акцентом.

Капля пота, которая собралась над бровью, когда я увидела другой класс и начала беспокоиться, что увижу кого-нибудь из тех шести лиц, что были в той библиотеке субботним вечером, капнула мне на ресницы. На сегодняшний момент я увидела только девушку, которую Ашер называл Кэтрин, и думаю, она была слишком пьяна, чтобы запомнить мое лицо тогда. И слава тебе господи. Мне начало казаться, будто мне приснилось то, что я поднималась куда-то наверх в субботу вечером.

— Вот это да, этот день становится все лучше и лучше.

Мое намерение смотреть только в свою тетрадь потерпело поражение, когда я резко подняла голову, чтобы посмотреть на человека, усевшегося за мою парту справа от меня. Светловолосый парень с субботнего вечера, тот у которого были пылающие голубые глаза и очаровательные ямочки на щеках, смотрел прямо на меня, на его идеально симметричном лице играла елейная улыбка.

— Не думаю, что нас должным образом представили друг другу. Я Дрейк Коддингтон, — и он протянул руку, будто я должна была с благодарностью ее пожать.

Подождите-ка.

— Коддингтон, это который премьер-министр Альберт Коддингтон?

Я не хотела говорить это вслух, но мысль так быстро появилась у меня в голове, что рот не успел захлопнуться. Готовясь к переезду, я прочитала огромное количество книг про британское правительство, Про Парламент, представителей королевской семьи… Прочитала все, что могло бы меня познакомить с культурой, в которую скоро погружусь.

— Единственный и неповторимый. Это мой отец. Но не проси у меня автограф или что-то вроде того, это будет так по-американски… — К его чести, Дрейк подмигнул и заставил меня почувствовать, будто у нас с ним были свои шуточки, и это было впервые с тех пор, как я приехала сюда. И не то чтобы я рассматривала эту идею или что-то вроде того… Ладно, может быть на минуточку. Я питаю слабость к государственным служащим. — Какая досада, что тебе так быстро пришлось покинуть нас в субботу. Мы так весело провели время, — он накручивал свой зелено-голубой галстук вокруг пальца так непринужденно и сексуально, что я поняла, что меня привлекает это движение.

— Как я и говорила, не хотела мешать тебе и твоим друзьям.

А из-за его друга Ашера мое тело и мозг впали в ступор, но конечно же я ему это не скажу.

— Ты одна из нас, красавица. И лучше тебе привыкнуть к этому, в противном случае ты никогда не сможешь весело провести время, — его выражение лица было виноватым и игривым одновременно, говорящее мне как сильно он хочет повеселиться.

Я заерзала на стуле, мечтая о том, чтобы профессор уже вошел в класс и начал урок. Ученики уже расселись по местам, разговаривая или копаясь в телефонах. Школа «Уинстон» существовала в своем собственном измерении, с общественными правилами и иерархией, которая подражала моей старшей школе в Пенсильвании, но здесь все было усилено в десятки раз. В моем городе дети возвращались домой на грузовиках, здесь у учеников были собственные водители и Роллс Ройсы. Дома у нас были уроки домашнего хозяйства и английский, здесь же были уроки этикета и изучение писателей-романистов девятнадцатого века. У нас были джинсы от «Лаки Бренд» и топы от «Forever 21», а у них «Диор», «Шанель» и «Прада».

Я не была одной из них и никогда не буду. Поэтому я поменяла тему разговора.

— Это твой последний учебный год в школе, верно? Какие планы на следующий год?

Эта тема казалась безопасной, потому что все в школе оживленно обсуждали кого в какой университет приняли. Я подала заявки в несколько университетов США и Великобритании, но результат я узнаю не раньше, чем через месяца три.

Дрейк закатил глаза.

— Единственная вещь, которую я с нетерпением жду в следующем году, это вечеринки. Но мне их и тут уже хватает, так что непонятно какое веселье может быть в университете. Меня уже приняли в Оксфорд так же, как и Ашера.

Естественно им уже дали ключ к золотым воротам… Самые сливки общества.

— Ну, это должно быть здорово ходить в университет вместе со своим другом.

Дрейк тихонько рассмеялся, выгнув свою блондинистую бровь.

─ Оу, бедняжка. Ты, кажется, не понимаешь. Позволь мне ввести тебя в курс дела. Люди нашего положения не имеют друзей. У нас есть союзники и есть враги. Те, у кого больше всего власти, держатся вместе, прикрывают друг друга своими стальными доспехами и острыми мечами манипуляции. А наши враги… ну, давай просто скажем, что они остаются дрожать в объятьях своей собственной бедности. Это тебе не пригород откуда ты приехала. Это великое событие. Ты либо ступаешь по телам слабаков, либо падаешь на самое дно вместе с ними.

Я резко вздохнула от его прямоты, потому что чистая жестокая правда этих людей все еще заставала меня врасплох. В Америке мы стараемся видеть все в лучшем свете, мы надеваем улыбки на лицо и подмигиваем, пока идем у тебя за спиной. Или, по крайней мере люди делали что-то подобное. Я поняла, что в Лондоне они сразу же лезут со словесными нападками и раздуванием паники, у них нет времени на любезности и двуличность. Это одновременно ужасало и приносило облегчение.

— Я… запомню это.

Не то что бы я когда-либо вообще собиралась переступать через кого-то, но было бы разумно с моей стороны держать все при себе.

— Хорошо, — он похлопал меня по руке, будто я была маленькой ученицей, которой он только что преподал какой-то урок. — А теперь, когда ты это усвоила, я приглашаю тебя с нами в путешествие в Париж на эти выходные. И прежде, чем ты скажешь нет, просто знай, что я тебе не позволю этого сказать. Так что, милая, просто скажи да.

Наш профессор по курсу анатомии и биологии человека вошел в класс, похлопав своими старыми морщинистыми руками, чтобы утихомирить разговаривающих учеников.

Совет Дрейка на счет союзников и врагов звучал у меня в голове, и я подумала, что возможно самое время для меня начать взвешивать положительные стороны того, что я должна следовать его советам. Всю свою жизнь я находилась на втором плане, привыкшая быть девочкой, которая в тени тихо шла по своим делам и не пыталась прыгнуть выше головы. Но теперь я столкнулась с другой жизнью. И это позволило мне положиться на новые возможности, которые она мне предоставляла. Встретившись глазами с Дрейком, я пробормотала «да» перед тем как начался урок.