Толпа слушала молча, но в молчании этом Борис безошибочно уловил согласие. Слова падали в толпу, и люди впитывали их мгновенно, как сухая земля впитывает капли живительной влаги.

– За какие же преступления нас держат здесь как в тюрьме? – продолжал оратор. – За то, что не полегли в степях Украины, за то, что не перешли на сторону красных и не сделались предателями? За то, что сумели выбраться из Новороссийска, невзирая на подлость генералов, которые бросили армию на произвол судьбы? За то, что доверились Деникину и иже с ним?

Толпа глухо заворчала, и Борис готов был присоединиться к этому ропоту – уж слишком сильны были воспоминания о том, как его чуть не утопили в Новороссийской бухте.

– В чем мы виноваты? – Теперь голос плыл над темным островом, и сами горы, казалось, внимательно прислушивались. – В том, что воевали на фронте, а не грабили и не воровали вагонами, как генералы? В том, что допустили, чтобы русскую армию испоганили иноверцами, наводнили всякой шушерой? В том, что не имеем нисколько денег и даже чистой смены белья?

По толпе снова пробежал глухой ропот. Оратор, выждав паузу, набрал воздуха в легкие и сказал негромко, но было такое впечатление, что он крикнул:

– Хватит! Больше мы не будем задавать себе горькие вопросы, отныне мы переходим к действиям. Наше общество «Русское дело» недолго будет тайным. Мы заставим прислушаться к себе даже союзников!

– Заставим! – ухнуло в толпе, и факелы дрогнули.

– Мы не будем жаловаться и обивать пороги разных комиссий. Мы не будем валяться в ногах у казначеев, чтобы нам отдали те деньги, что причитаются нам по праву. Мы просто пойдем и возьмем эти деньги силой! Но сначала, – оратор сделал зловещую паузу, – сначала мы должны очистить наши ряды от скверны. Долой из русской армии предателей-казаков, всех этих чеченцев, трусов армян и разную прочую сволочь! Пускай жиды и китайцы воюют у красных! Мы – за чистую армию с единой верой!

– Долой! – ахнула толпа, и снова взметнулись факелы и озарили окружающие лица зловещим светом.

«Да что же это такое? – обеспокоенно подумал Борис. – О чем он говорит?»

– Мы сами разберемся с генералами, повинными в провале Белого дела! Долой их продажный так называемый суд совести и чести!

– Долой! – рявкнула толпа.

– Мы сами вынесем им приговор, и приговор этот будет только смерть!

– Смерть! – снова последовал салют факелов.

Борис уже перестал что-либо понимать. Куда он попал? Что это за сборище? В неверном свете факелов ему казалось, что окружающие лица по-звериному скалятся, черты их расплывались, и проступало нечеловеческое, злобное нутро.

– Мы сметем с лица земли всех, кто посмеет нам помешать! – Оратор продолжал кидать в толпу слова, как камни.

Борис усилием воли пришел в себя и незаметно пригляделся к оратору. Хотя и имел он вид несерьезный, Борис заметил, что держится он совершенно спокойно, голос его не дрожал, а сам он не был возбужден, чего нельзя сказать о толпе. Толпу оратор дразнил очень умело и довел уже до крайней степени возбуждения.

«Как бы не началась тут всеобщая истерика», – подумал Борис.

Он немного отвлекся и перестал следить за оратором, пока не поймал на себе злобный взгляд соседа – тот удивлялся, отчего Борис не кричит вместе со всеми.

– И кто нами руководил, кто вел нас на борьбу? – вопрошал оратор. – Размазня Деникин, который был жалкой марионеткой в руках своих приспешников – Лукомского и Романовского, за что последний и поплатился жизнью уже здесь, в Константинополе, и поделом ему! Или же генерал Врангель – выскочка и карьерист! Либо же генерал Слащев – этот кокаинист и вообще психически ненормальный человек! Еще бы мы могли победить с такими вождями!

Толпа уже слушала не очень внимательно, но послушно криком выражала согласие со всем, что говорил оратор. Молодые рослые офицеры рядом с оратором синхронно взмахивали факелами, и мертвые головы на черных рукавах взлетали вверх. В лицах окружавших Бориса людей уже не осталось ничего человеческого. Злобные оскалившиеся монстры смотрели на него из темноты.

«Этого следовало ожидать, – думал он, – война, голод, убийство близких разрушили в мозгу у людей все преграды. Они забыли, что живут в двадцатом веке. Они убивают друг друга, как будто на дворе век тринадцатый. Они жаждут крови своих врагов. И они прольют эту кровь».

– Они говорят, что Россия отринула нас, что Бог от нас отвернулся! – продолжал оратор. – Мы возродим русскую армию и возьмем Россию силой!

Как ни было темно, Борис уже немного пригляделся. Вокруг него стояли в основном молодые люди. Кто в каких чинах было не разобрать, но он мог поклясться, что в их рядах не было даже полковников. Молодые, здоровые, рано начавшие воевать, озлобленные мужчины. Мало кто из них обременен семьей, в основном все свободны. Если их немного подкормить и дать отдохнуть, то это будет огромная сила. А что, если ряды такого тайного общества будут прибывать? Множество молодых, сильных мужчин, умеющих не только воевать, но и переносить лишения и выживать в страшной войне, уж этому-то в далекой России они научились, иначе не оказались бы здесь!

«Этот тип людей образовался в России – многострадальной, так быстро одичавшей России, – размышлял Борис. – Но ведь и Европу потрепало войной. В побежденной Германии сейчас голод и разруха. Неужели же и там, в спокойной бюргерской Германии, может образоваться такой класс людей, и кто-то позовет их за собой, и они пойдут войной на всех, чтобы отомстить за обиду и унижение? Не может быть, – одернул себя Борис, – это мы – варвары, а в тихой, спокойной Европе такого никогда не может случиться».

Толпа вокруг орала уже и вовсе что-то несуразное. Тихонько, стараясь не делать лишних движений, Борис начал выбираться. Догоравшие факелы чадили. Борис наконец выбрался из толпы и не спеша побрел к морю. Хотелось подышать свежим сырым воздухом.

У моря было светлее – полная луна отражалась и мерцала в волнах, наплывающих на берег с равномерным шумом. Борис полной грудью вдохнул свежий ветерок и понемногу успокоился. Отсюда, издали, все происшедшее наверху казалось дурно поставленным спектаклем. Этот голос в темноте, призывающий к бунту, эти вздрагивающие факелы… Борис отвернулся, чтобы закурить, и вздрогнул: к нему приближалась темная фигура. Шаги человека не были слышны за ровным шумом волн.

– Испугались, поручик? – раздался насмешливый голос. – Не бойтесь, я не собираюсь причинять вам вред.

– Откуда вы знаете, что я поручик? – угрюмо осведомился Борис, ему было неприятно, что неизвестный застал его врасплох и заметил его испуг.

– А я видел вас там, наверху, при свете факелов. – Человек достал портсигар, тускло блеснувший в свете луны, и наклонился к Борису со словами: – Позвольте прикурить!

Они помолчали, глядя на море.

– Кто вас привел в «Русское дело»? – спросил незнакомец и, поскольку Борис молчал, не зная, что ответить, он продолжил: – А впрочем, это не важно. Вы знаете пароль, следовательно, кто-то вам его сообщил. Здесь, на острове, мы только начинаем формироваться, так что вовсе не обязательно знать всех членов поименно. Люди приходят к нам по разным причинам, многие – из любопытства, многие – от скуки. Но все остаются, никто еще не ушел.

– А если все-таки кто-то захочет покинуть общество?

– Я еще раз повторяю: сейчас, на стадии становления нашего движения, – пожалуйста! Но потом мы введем жесткую дисциплину!

– Позвольте поинтересоваться, кого вы подразумеваете под словом «мы»?

– Руководителей движения, лидеров, – последовал немедленный ответ.

– И этот, с неравными конечностями, – он тоже лидер? – насмешливо спросил Борис.

– У этого, как вы сами верно заметили, есть один очень полезный талант – умение говорить. И не просто говорить, а увлечь толпу, направить ее в ту сторону, куда нужно.

– А вы знаете, куда нужно? – Против воли Борис заинтересовался разговором.

– Мы-то знаем, мы очень хорошо знаем, чего мы хотим. И мы это получим, не сомневайтесь, вернее, заберем силой, если нам не отдадут этого добровольно.