Я уже готовилась к встрече с Костей, оделась заранее и спустилась в приемную, когда во двор влетел запыхавшийся городовой.

— Скорее! Группу на выезд! Видока! — выкрикнул, залетая в дежурку.

— Что стряслось? — подорвался с места Горлунов. — Мирон Кузьмич, доложи по форме!

— Убийство! — произнес на выдохе мужчина. — В Грузовом переулке из квартиры запах нехороший пошел. Соседи пожаловались, будто жильцов давно не видно. Вот я и пошел проверить. Вместе с дворником вскрыл дверь, а там погром, кровища, тело на полу. В общем, заходить не стали, только с порога осмотрелись, и я сразу за подмогой рванул. Митяя сторожить поставил, чтобы никто посторонний следы не затоптал и видок ваш поработал.

Накрылся обед! — Желудок тоскливо сжался, когда городовой упомянул о трупе. — И ужин тоже, потому что после таких выездов аппетит напрочь отбивается.

Минуты не прошло, как участок загудел, как пчелиный улей. Еще через пять я уже ехала в служебном паромобиле, мысленно настраиваясь на предстоящую работу.

Трехэтажный многоквартирный дом ничем не отличался от других. Унылый двор с редкими деревцами, расчищенными дорожками и снежными навалами по углам. Лавочки у подъезда, ледяная горка, где резвилась малышня, развешанное на веревках и пристывшее на морозе белье. Только у последнего подъезда толпился народ, обсуждая, что же приключилось с жильцом семнадцатой квартиры. Шофер остановил паромобиль на повороте, не рискнув заезжать в узкую арку. До места преступления мы прогулялись пешком. При нашем появлении голоса ненадолго стихли.

— Ох, такая молоденькая, и уже в полиции. Смотри, перчатки! Видок! Девчонку привезли. А куда ж Караваева дели? — Посыпались возгласы, когда удивление прошло.

Люди таращились, показывали пальцами и цокали языками. Мне сделалось не по себе от жалостливых и одновременно брезгливых взглядов. Ребята из участка прикрывали меня от поползновений и неуместных вопросов, но этого оказалось недостаточно. Павел Елисеевич шел уверенно, ледоколом рассекая зевак, шарахающихся в стороны. Следом прибыли городовые, которые оттеснили любопытных на десяток метров и установили оцепление. В подъезд мы зашли впятером с околоточным надзирателем Лыткарем Павлом Елисеевичем, околоточным Олегом Поликарповичем Матицыным, следователем Аксеновым и городовым, обнаружившим тело.

— Вашбродь! — Дворник, вооруженный колуном, вытянулся во фрунт и козырнул: — Здравия желаю!

В ответ Павел Елисеевич кивнул, окидывая лестничную площадку второго этажа внимательным взглядом.

— Пройти никто не пытался? Подозрительные личности не крутились тут?

— Никак нет, вашбродь! Кузьмич велел никого не пущать. Так и я того, настороже стою. А наглых морд всяко полно лезет. Оно им, что горе людское, что радость — все одно, коли поглазеть охота.

— Открывай! — распорядился надзиратель. — Глянем отсюда, что и как, а дальше Анастасия Трофимовна к работе приступит.

Из распахнутой двери дохнуло застоявшимся смрадом смерти. Я достала платочек, надушенный мятной эссенцией, и приложила к лицу. Амулеты, перебивающие неприятные запахи, нам не полагались. Редкий гимназист приобретал их за собственные средства, а я не озаботилась этим вопросом заранее.

— Ох, негоже барышне на это смотреть, — посетовал городовой Гашков. — А что Михаил Васильевич не приехал?

— Не переживайте, я справлюсь. — Нервно улыбнулась, расстегивая пуговички на пальто. Верхняя одежда мешала работе, да и пачкалась легко. — Пусть отдохнет хоть денек.

Пальто вместе с головным убором перекочевало в руки Мирона Кузьмича, любезно согласившегося присмотреть за вещами. А я заглянула в комнату, приготовившись к неприятному зрелищу. К сожалению, подобные ужасы — часть работы видока. Сколько ни настраивайся, привыкнуть невозможно.

Стараясь не смотреть на останки, я уделила внимание другим деталям. Сколы на мебели, разбитая посуда, сломанный стол, поверх которого лежал убитый. Следы борьбы говорили, что человек боролся за жизнь. Это сигнал для меня, чтобы выбрать правильный угол обзора. Подходящее место нашлось в дальнем углу у окна, где нетронутым стояло кресло и торшер подле него. Стараясь не наступить на кровь, я обогнула распластавшееся посередине комнаты тело и примостилась в узком промежутке между боковиной кресла и стеной. В кресло садиться побрезговала. Здесь даже мебель пропиталась въедливым запахом, а предметы виделись в черном мареве. Новым хозяевам жилплощади потребуется светоч, чтобы отчистить помещение от скверны.

Я осторожно сняла перчатки и заткнула их за пояс. Присела на корточки, упираясь спиной в стену, прикоснулась пальцами к полу. Используя заученные до автоматизма методики, зажмурилась и замерла сосредотачиваясь. Распахнув глаза, я увидела, что разгромленная комната преобразилась в халупу затрапезного вида. Будущий труп нервно ходил из угла в угол, тяжело вздыхая и потирая засаленные рукава сюртука. При жизни хозяин квартиры выглядел лет на сорок, нос картошкой, синюшный цвет лица, мешки под глазами.

— Это же… — ахнула, узнав убийцу лавочника Поликарпова.

Из запоминающихся примет фигурировали клетчатый шарф и кепи. Я машинально посмотрела на входную дверь, возле которой на гвоздике висело пальто солдатского кроя, а из рукава торчал кончик того самого шарфа.

Нашелся, значит, Фрол Кузьмичев! — Я сосредоточилась на видении.

Фрол переместился к окошку и, спрятавшись за пыльной занавеской, пристально высматривал кого-то на улице. Вот он облегченно выдохнул и помахал рукой зазывая к себе. Затем спешно принялся наводить порядок, смахивая объедки со стола в мусорное ведро и закидывая грязную посуду в сервант. Заслышав шаги на лестнице, радушный хозяин встрепенулся, бросился к двери и распахнул ее прежде, чем гость постучал. В квартиру вошел незнакомец в шинели и надвинутой на лоб зимней фуражке с длинным козырьком. Раздеваться не стал и, кивком обозначив приветствие, прошел обутым, оставляя грязные следы на полу. В день убийства Поликарпова как раз шел мокрый снег с дождем.

Слово за слово, между приятелями разгорелся спор. Фрол покраснел от натуги, громко кричал, размахивая руками. Пришлый не повышал голоса, демонстрируя хладнокровие и выдержку.

Неужели соседи не слышали? Если только они отправились на праздничные гулянья, где раздавали бесплатное угощение.

Ссора быстро переросла в драку. Незнакомец ловко увернулся от бесплодных попыток хозяина квартиры его достать, а затем выхватил нож, припрятанный в рукаве, и пырнул противника в живот. Фрол взревел от боли и кинулся на убийцу, кидая в него все, что под руку попадалось. Бесполезно! Кузьмичев быстро слабел от потери крови, а настырное сопротивление только злило убийцу. Опрокинув противника на стол, чего хлипкая конструкция не выдержала и сложилась пополам, гость выдрал деревянную ножку и обрушил ее на подельника. Я насчитала десяток замахов, которые размозжили голову Кузьмичева. Уже после второго удара мужчина затих и не подавал признаков жизни.

Выходит, преступник сам стал жертвой? К тому моменту центральные районы города уже оцепила полиция. У каждого городового имелись приметы Кузьмичева, которого непременно поймали бы, останься он в живых.

Невольную зависть вызывало хладнокровие убийцы. Он обыскал труп, забрал удостоверение личности, кошель с деньгами, дешевые часы на цепочке. Затем спрятал в карман грязные перчатки, сполоснул руки в рукомойнике, почистил от крови одежду и спокойно вышел, притворив за собой дверь. За преступником шлейфом тянулись черные тени. Они же опутывали лицо, не давая рассмотреть подробности. Однако же в драке под шинелью мелькнул белый китель, а во время борьбы Фрол сорвал с врага перчатку. На тыльной стороне ладони я заметила шрамы от ожогов — особую примету, которая пригодится для поиска преступника.

Видение постепенно померкло, а я вернулась в реальность. Комната после ухода убийцы не изменилась, только труп подвергся разложению.

— Я закончила. — Вымученно улыбнулась полицейским, терпеливо ожидающим за порогом.