— Вы в этом уверены?

— Безусловно.

Снова наступила тишина. Цирил Бедфорд зажег трубку, примял табак и медленно стал выпускать облачка дыма.

— Вы могли бы нам рассказать, как вы провели последние минуты вместе с братом?

— Да, конечно. — Цирил кивнул и отложил трубку. — После ужина мы пошли ловить бабочек. Секретарь моего брата Роберт Реут был занят правкой рукописи, которую утром нужно было передать издателю, а поскольку ночь была хорошей и подошло самое время перелета Мертвой головы, брату хотелось пару часов провести у экрана. Мы пошли вместе. Я как обычно занимался умерщвлением насекомых, а Гордон ловил их. Он умел это делать очень хорошо. Охота нам удалась. Гордон поймал четыре Мертвых головы и был в отличном настроении. Мы ловили до двух часов ночи. Реут подошел к нам, чтобы что-то спросить у брата, и мы все вместе вернулись в дом. Роберт и я пошли наверх, а Гордон остался внизу. С нами он договорился сначала на семь утра, но потом изменил время встречи на шесть.

— Понятно. И что вы делали наверху, мистер Бедфорд?

— Пошел в фотолабораторию, чтобы проверить сохнущие фотографии. Я был там несколько минут, когда вошел Гордон…

— Так ваш брат был на втором этаже после того, как вы расстались?

— Да, был. — Цирил поднял брови с выражением легкого удивления. — Конечно, был. Он посмотрел снимки, мы немного поговорили о комплекте фотографий, которые он хотел взять с собой в Америку, и он ушел…

— Он пошел к себе в спальню или вниз в кабинет?

— Думаю, что в кабинет. Перед его уходом я сказал, что около трех закончу работу и пару часов посплю. Поскольку мой будильник не такой громкий, как Реута, я попросил брата разбудить меня в половине шестого…

— Во сколько примерно ваш брат был у вас в лаборатории?

— Это я могу сказать довольно точно, — спокойно сказал Цирил. — Когда мы говорили о подъеме, я взглянул на часы и припоминаю, что было точно два двадцать пять…

— Большое спасибо. И что было потом?

— Еще некоторое время я работал. Сложил вместе все снимки, с которыми мне нужно было в шесть спуститься вниз, проверил, все ли получилось хорошо, и посчитал… Потом пошел к себе в спальню, разделся, умылся и мгновенно заснул…

— Который это был час?

— Перед тем как погасить свет, я снова взглянул на часы, и мне кажется, что было… или без пяти три, или пять минут четвертого… Я был совсем сонным и не знал, естественно, что это может иметь какое-нибудь значение… Меня разбудил Реут… Сам я, конечно, не проснулся, а Гордон тоже не пришел будить меня, потому что, как выяснилось, он был уже мертв.

Все это он говорил совершенно спокойно, отнюдь не стараясь произвести впечатление человека, убитого горем.

Алекс глубоко вздохнул и сказал быстро, будто не задумываясь над тем, что говорит:

— Прошу простить меня, но вы, мистер Бедфорд, не похожи на человека, на которого сильно подействовала смерть брата.

Цирил Бедфорд помолчал, глядя на Алекса, потом сказал:

— Бывали минуты, когда я его ненавидел больше всех на свете. Думаю, что мы всегда не любили друг друга, даже в детстве.

— Благодарю за откровенность. Должен вам признаться, что мы примерно знаем причины, по которым вы живете в этом доме. В архиве Скотленд-Ярда хранится описание того, давнего дела. Значит, вы признаете, что получили бы выгоду от смерти сэра Гордона?

Цирил чуть усмехнулся:

— О, значит, вы знаете о грехах моей молодости. Да, пожалуй, смерть Гордона не самое печальное событие в моей жизни. Тем не менее должен вас разочаровать, если вы спросите, убил ли я своего брата. Нет, я его не убивал.

— А кто, по-вашему, мог бы его убить?

Цирил Бедфорд поднял голову и долго вглядывался в обоих мужчин. Потом взял погасшую трубку и долго разминал ее, явно выгадывая время, потом сказал легко, даже, пожалуй, слишком легко:

— Не знаю. А если бы знал, не сказал бы вам.

— Почему?

— Потому что мой покойный брат, несмотря на свою честность, добропорядочность и постоянство характера, был, в моем понимании, существом, начисто лишенным всех человеческих качеств. Это был ужасный, брюзгливый, постоянно пекущийся о своем здоровье дурень, к тому же отравляющий жизнь всем окружающим. Кто бы его ни убил, если это, конечно, не самоубийство (а я сомневаюсь, что это самоубийство, так как это был бы его первый человеческий поступок), так вот, кто бы его ни убил, он оказал мне большую услугу. А я не считаю возможным выдавать полиции своих доброжелателей. — Он усмехнулся и вдруг посерьезнел. — Но неужели вы считаете, что самоубийство исключается?

— А какова могла бы быть причина самоубийства?

Цирил Бедфорд снова помолчал.

— Не знаю, — сказал он, наконец. — Я не вижу причины, по которой он мог бы расстаться с жизнью. Если говорить серьезно, я ведь немного знаю людей и разговаривал с ним незадолго до смерти. Он абсолютно не производил впечатление человека, который собирается распроститься с жизнью… Нет… Это невозможно.

— Но в то же время вы не видите никого, кто мог бы его убить?

— Нет. Вернее, если быть откровенным, то вижу. У каждого из нас мог бы найтись свой мотив. Но из-за глупостей не убивают… Нет, не знаю… Единственный человек, у которого действительно был мотив и охота его убить, — это, наверное, я.

— Несомненно у вас были и мотив, и возможность… — спокойно согласился Алекс. — Но я не уверен, у вас ли одного? Мы можем предположить, что по крайней мере еще два человека хотели бы лишить его жизни… Но, возможно, я ошибаюсь… Возможно, все было иначе. Признаюсь, у меня есть определенная теория, которая пока опирается лишь на абстрактные размышления. Пока еще мы не допросили всех лиц, живущих в доме. Скажите, это вы выращиваете такие прекрасные далии?

Некоторое время казалось, что Бедфорд ошарашен вопросом, но он быстро взял себя в руки.

— Да. Вам они нравятся?

— Очень. Особенно меня удивило, что они цветут так рано. Как вам удается заставить их цвести в это время года?

— Ну, немного усердия и много свободного времени… Вот и все. С растениями можно творить чудеса, если очень захочешь…

— Далии ведь первоначально вывезены из Мексики?

— Все сорта георгинов, или, как вы их называете, далии, вывезены из Мексики.

— Да. И, кажется, лишь в них, да еще в одном сорте красной розы содержится очень специфический краситель, который когда-то использовали для окраски шерсти? Как он называется? Вы не помните?

— Признаюсь, меня больше интересует их внешний вид, чем химические свойства…

— Понимаю. — Джо кивнул. Уголком глаза он заметил изумление на лице у Паркера. — Благодарю вас, мистер Бедфорд… — Он встал. Цирил Бедфорд тоже поднялся. — Можете вернуться в свою комнату. К сожалению, мы все еще вынуждены настаивать, чтобы никто из вас не покидал своих комнат. Мне очень жаль, но полицейские в холле и в саду получили приказ не выпускать никого из дома до особого распоряжения, и, поскольку дом окружен, я вспоминаю об этом лишь для того, чтобы избавить всех от неприятностей.

Бедфорд молча, вежливо поклонился и направился к дверям. Как только он исчез, Паркер вскочил.

— Что за чушь? Ты общаешься со всеми этими людьми так, будто надеешься, что убийца сам придет, во всем признается и будет благодарить за то, что мы его отправили на виселицу! И что за бред с этими далиями?

— Ответ на первый вопрос звучит так. — Джо поднял вверх палец. — Да, я верю, что убийца вскоре найдется сам собой. Следов уже множество и не хватает лишь самой малости… — Ответ на второй вопрос. — Он поднял вверх второй палец. — Я наконец-то вспомнил, как называется этот краситель…

— Как?

— Цианин… — Джо покачал головой. — Подумать только, при всем моем невежестве в химии, именно это я почему-то знаю!

— У нас остались только обе миссис Бедфорд. Кого пригласим? — спросил Паркер.

Но судьба выручила его и сама дала ответ на его вопрос.