Библия говорит о том, что и все другие животные питались в первоначальное время растительной пищей: «а всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, [дал] Я всю зелень травную в пищу. И стало так» (Быт. 1:30). Таким образом, ни о каком поедании друг друга, хищничестве в природе того времени говорить не приходится, во всяком случае, с позиции веры. Можно сказать, что это был какой-то праздник жизни, и соответственно настрою этого праздника была и роль человека. Что он делал: усмирял буйство крупных животных, водворял мир между ними, регулировал порядок на пастбищах согласно своему устремлению к божественной мудрости? Мы не знаем. Но роль «человека шестого дня», вероятнее всего, была весьма близка к этому. Невозможно допустить мысли, что в таких условиях могла царствовать смерть. Жизнь торжествовала победу.
Но чем могли различаться друг от друга люди «шестого дня», когда их становилось все больше и больше? В психологическом плане «человек шестого дня» сразу после сотворения был подобен вулканической лаве, охватывающей землю, но и с течением времени остывающей, входящей в какие-то жесткие рамки. Этому, вероятнее всего, способствовало определенное различие в климатических зонах, природных ландшафтах, зоологических сообществах. Совершенно очевидно, что поведенческий рисунок животных и человека в экваториальных (тропических) лесах, саваннах, евразийских степях, в лиственных лесах умеренного пояса был различный. Экваториальные (тропические) леса требуют постоянного бодрствования, повышенной чуткости, внимательности, то есть определенного крена в темпераменте в меланхолическую сторону. Нет, речь не идет о невозможности существования других видов темперамента в этих условиях, но именно об определенном крене в их природе. Другой вид темперамента требовали саванна и степи Передней Азии: периодически накапливать энергию для совершения мощного усилия, для выброса её в необходимый момент времени. Остывающая «вулканическая лава» Творения закрепила здесь холерический крен в темпераментах. Евразийские степи и аналогичные им места остудили «вулканический жар» «человека шестого дня» своей безбрежностью: они затребовали темперамент подвижный, относительно легко возбуждающийся, теребящий, постоянно готовый «бежать в другую сторону». Здесь неизбежно появление крена в сангвиническую сторону. Совершенно другой тип темперамента должен был складываться у людей, заселяющих леса умеренного пояса: терпеть, стойко переносить холод, ждать, копить энергию, но в определённый момент времени срывать плотину перед ней, бурным её потоком всё сметая на своём пути. Охлаждение «вулканической лавы» породило здесь флегматический крен в племенах людей-херувимов, сотворенных в шестой день Творения.
Численность людей «шестого дня» росла. Различие в темпераментах стало столь значительным, что появилась нужда в творческом человеке, который умел ладить со всеми четырьмя группами «человека шестого дня», устраивать их жизнь, способен был объединять, служить им, и, самое главное, возводить их к Богу – своему Создателю. Именно для этого и был сотворён Адам, и возрастал в Раю – особом месте Земли10, чтобы быть готовым вступить в служение объединения и обожения уже живущего на Земле рода человеческого. Но произошло грехопадение. В мир «человека шестого дня» пришли смерть, голод, жажда, страх, убийство. Изменилась и природа животного царства: появились хищники, выстроились близкие к современным пищевые цепи… «Человек шестого дня» на какое-то время перестал быть владыкою зверей земных и вынужден был искать своё место в экологической системе, для чего надо было вписаться в «биоценоз своего ландшафта»11, найти свое место – «профессию» – в экологической нише. В связи с этим произошло определенное самостоятельное перепрограммирование херувимского человека: в поведении стали явственно проступать черты тех животных, что занимали высшую ступень в определенной экологической нише, которых он теснил, борясь, так сказать, за место под солнцем. Таким образом после грехопадения и продолжилось углубление крена в темпераментах четырех групп людей «шестого дня».
I.1. Меланхолический херувимский крен
Часть неоантропов, обитавшая в лесах близ экватора, без особого труда освоила свою «родную» экологическую нишу, несколько потеснив здесь отдаленных «родственников» – обезьян. Тропический лес, наполненный не только плодами, промысловыми животными, но и опасностями, подстерегающими на каждом шагу, в течение столетий отшлифовывал темперамент людей, поселившихся в нем. Известно, что темперамент – это основа поведения, поведенческого рисунка человека, животного. В обстановке постоянного ожидания опасности, требующей чрезвычайной чувствительности, способности уловить малейшие подозрительные шорохи, запахи, востребовался в полной мере меланхолический – «обезьяний» – темперамент. Представители этого вида темперамента заняли доминирующее положение в группах племен, обживших лесные тропические биоценозы. Естественно, что не исчезли и холерики, сангвиники, флегматики, но их темперамент, посредством естественного отбора, давления сигнальной наследственности, оформившейся с течением времени в первобытную культуру, дал еще больший, в сравнении с существовавшим до грехопадения, крен в сторону меланхолического темперамента – темперамента «обезьяны»: «Темпераменты имеют для всего того, что называется индивидуальностью, или личностью, для отличия одного человека от другого, гораздо большее значение, чем все структурные различия в душевных аппаратах»12.
Не осталось без изменения и тело людей из «обезьяньих» племен, поскольку «темпераменты составляют ту часть психического, которая… стоит в корреляции со строением тела»13. Легкие, прыгучие, чрезвычайно подвижные, в любую секунду готовые задать стрекача или застыть, «окаменеть», но и в то же время очень смелые, бойкие, задиристые в группе, когда отражают натиск врагов, – таков психологический облик людей-«обезьян» – «животного, имевшего лице как человек». Единственное животное, имеющее похожее на человеческое «лицо» – обезьяна.
Здесь не может быть и речи о трусости, малодушии людей племени «обезьяны», поскольку это «форма адаптации вида Нomo Sapiens в биоценозе своего ландшафта, причем не столько в структуре, сколько в поведении»14. Одним словом, если бы не было меланхолического крена в темпераменте людей, заселивших тропические леса, соответствующей корреляции тела, что закрепилось в их генотипе, то информацию сигнальной наследственности – традиции, обряды, обычаи – некому было бы передавать: после грехопадения Адама тропический лес поглотил бы неоантропа без остатка. Правда, справедливости ради, надо особо подчеркнуть, что у человека, в отличие от животных, сигнальная наследственность давила на естественный отбор, значительно ускоряя его.
Само собой разумеется, что такое положение человека-«обезьяны» в экологической нише не могло пройти незаметно мимо его сознания: обезьяна, ставшая после грехопадения Адама по существу естественным «учебником» от Бога для Херувима, обитавшего в экваториальных лесах, стала почитаться как тотем, как «брат», что нашло позднее отражение в мифологии, в религии. Так, мифология народов Южной и Восточной Азии фиксирует особое почитание обезьяны: «Хануман – в индийской мифологии божественная обезьяна… <…> Культ Ханумана… один из самых популярных в современном индуизме. Хануман чтится как наставник в науках и покровитель деревенской жизни. <…> Из Индии культ Ханумана (и культ обезьян вообще) распространился на всю Восточную Азию вплоть до Китая»15. Нет сомнения в том, что аналогичные следы тотемических воззрений существуют в мифах народов, населяющих африканские тропические леса.