– Открывай ворота! – тут же крикнул Шадрах и испуганно добавил, – я ни в коем случае не задерживаю слуг Его Лучезарности! Да живет он вечно!
Этеру одобрительно кивнул:
– То-то же, Шадрах. Ну, будь здоров.
Ворота с рокотом отворились.
Этеру еще раз вздохнул, а затем дернул цепи и буркнул через плечо:
– Пошли, Саргон.
Через минуту мы уже вступили в город, а массивные ворота оставили недоумевающих караульных по ту сторону стены.
[1] Этеменанки – многоступенчатое культовое сооружение в Древнем Вавилоне. Предположительная высота достигала 91 м. Возможный прототип библейской Вавилонской башни. Разрушено по приказу суеверного царя Селевкидов Антиоха I.
[2] Битум – твердый или смолоподобный продукт, не растворимый в воде.
4
Я был в Вавилоне несколько раз, выполняя мелкую плотническую работу для зажиточных, но чаще не очень, жителей. Помню, однажды некий знатный господин заплатил мне за постройку потолка и починку кедровой мебели целых пять сиклей[1] серебра! А я стоял, не в силах от радости решить, на что же потратить такую сумму? Купить десять кувшинов дешевого вина или сходить к жрицам любви? В итоге, я умудрился взять и то и то. В храме пришлось поскупиться, заплатив четыре сикля, а на оставшуюся монету купил два кувшина пальмового пойла.
Сердце мне подсказывало, что в храме Эсагила меня встретят отнюдь не прекрасные жрицы с изящными формами своих тел, а суровые мужи – слуги богов, по приказу которых я окончу жизнь на дне какого-нибудь водоема.
Как только тяжелые ворота с гулом захлопнулись, мы вступили на Дорогу Процессий – самую главную улицу города. Когда я увидел ее в первый раз, то искренне восхищался, насколько это был качественный образец искусства дорожных строителей – ее ширина местами доходила до пятидесяти локтей[2], а основу составлял кирпич, покрытый асфальтом, поверх которого были уложены куски известняка. Дорога была названа так потому, что во время различных церемоний жрецы проносили здесь статую Мардука, находившуюся сейчас в главном зале Эсагилы. Мне не доводилось видеть этих пышных празднеств. И не исключено, что уже не удастся никогда.
«Все из-за проклятой рухнувшей крыши! Неужели я все-таки виновен? Ах, боги, никак не получается вспомнить! А еще это солнце, эта жажда… Говорил же себе, что надо бежать. Проклятие – какой смысл сейчас об этом думать?».
Дорога шла далеко вперед вплоть до Евфрата, протекающего через весь город. Проходила по мосту, соединяющему западную и восточную часть Вавилона, следовала между Этеменанкой и Эсагилой, а затем сворачивала на север через канал Либильхегалла[3] и, мимо царского дворца, направлялась к воротам богини Иштар.
Слева вдоль нее идеальной линией протекал водный канал, который питал сады вельмож, раскинувшиеся на его левом берегу. Десятки двухэтажных вилл виднелись среди плодовых деревьев, закрывая собой кругозор до Северной стены.
Тяжело вздохнув, я перевел взгляд на куда менее манящие дома обычных жителей, стоявших у самого края с другой стороны улицы. Но даже они не шли ни в какое сравнение с теми жалкими лачугами, в которых ютились я и мои соседи за чертой города. Ровные прямоугольные постройки из желтого обожженного кирпича с толстыми стенами для защиты от зноя уютно располагались вдоль дороги до моста и уходили вглубь на юг в сторону Некрополя и храма Шамаша. Окон в них не было. Только входная дверь выходила на улицу. Побывав пару раз в таких домах, я понял, что внутри они все одинаковы. В каждом имеется центральный двор, из которого можно попасть в почти любое помещение – гостиную, кладовую, комнаты для рабов и привратника. Однако хозяева любят уединение. Поэтому невозможно напрямую проникнуть из дворика в спальню. Для этого нужно сначала миновать гостиную. И, разумеется, отдельная ванная комната. Я всегда завидовал людям, у которых она есть. В потолках сделаны широкие круглые отверстия для света, которые, в свою очередь, оставляли теневые участки, спасая жилище от перегрева.
Я представил, как какой-нибудь горожанин сидит в прохладе за этой желтой стеной у столика со свежими фруктами. Потягивает прохладное вино из медного кубка, да отдыхает в обществе своих друзей, жены или рабынь. А, может, всеми сразу. Воображаемая картина заставила тяжко вздохнуть.
Этеру покосился на меня, а затем обратился к Тиридату:
– Идем по Дороге Процессий, ведем самого Саргона в цепях![4]– он взмахнул руками. – Н-е-е-е-т, для нас просто обязаны устроить торжества! Пусть накрывают столы, вызывают самых красивых шлюх, а жрецы выносят Мардука и таскают его по улице целый день!
Тиридат неуверенно ответил:
– Не дерзи богам, Этеру. Они оберегают нас от бед, а жрецы молятся за благополучие.
– Видать, недостаточно хорошо они молятся, раз боги допустили то, что произошло! – огрызнулся Этеру.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я.
Мгновение Тиридат с непониманием смотрел на товарища, а затем, видимо, сообразив, о чем речь, уточнил:
– Ты о своих?
– Да, – нехотя, буркнул Этеру.
– В том, что произошло, есть и твоя вина.
– Неужели?
Известняк хрустел у нас под ногами, напоминая звук, с которым собака гложет кость.
– Тебе не стоило так сильно давить на сына, сгибая его волю в бараний рог…
– А ну заткнись! – Этеру, словно позабыв обо мне, остановился и резко повернулся к Тиридату, слишком сильно дернув цепи. Мои запястья пронзила боль.
Глаза Этеру сузились в маленькие щелки, когда он возобновил речь:
– Скажешь еще слово… хоть одно слово о них, и клянусь, я задушу тебя голыми руками!
Загорелое лицо Тиридата слегка побледнело. Он быстро кивнул. Связываться с товарищем по оружию, который выглядел, будто разъяренный бык, ему явно не хотелось.
«Боги всемогущие, да этот стражник безумен!».
Этеру немного успокоился, и наша «процессия», молча, продолжила путь к Эсагиле.
Мы шли ближе к правому краю, дабы не мешать временами проезжавшим повозкам, груженными различной утварью, и редким всадникам. Цокот копыт по мостовой разносился по окрестностям.
Сейчас наступило время обеда, поэтому на улицах было не слишком много народа – большинство жителей пережидало жаркие полуденные часы за стенами своих жилищ, набираясь сил перед второй половиной дня.
Возле ближайшей подворотни я заметил двух человек, беседовавших вполголоса между собой. Судя по их виду, они принадлежали к сословию торговцев, ибо имели полное телосложение, на пальцах сверкали кольца с драгоценными камнями, а тела покрывали белые свободные одеяния, закрепленные на левом плече. Когда мы подошли чуть ближе, до нас стали долетать подробности их разговора. В голосах людей сквозили нотки тревоги и возбуждения.
– Ты уверен?
– Вне всякого сомнения. Эриду говорит, что видел их на дороге из Куты[5]. Они направлялись в сторону царского дворца.
– Интересно, зачем они прибыли?
– А ты разве не догадываешься? Затем же, зачем месяц назад здесь были послы из Хатти[6]– разорвать с нами все торговые связи.
– Боги! Надеюсь, ты ошибаешься! Мы и так несем огромные убытки. У нас почти не осталось рынков за пределами Двуречья! Хетты отказались, Египет разорен гиксосами[7], а теперь еще и касситы[8] с Эламом[9] собираются прекратить торговлю!
– Ну, касситы это не самая великая потеря.
– Все равно! Дела с кочевниками свой сикль, да приносили.
– Верно. Теперь и его не будет.
– Скажи спасибо нашему великому царю Самсу-дитану за то, что он ввергнул страну в пучину смуты. Эх, был бы жив Хаммурапи…
– Тише! Тебе жизнь что ли не дорога?! Говоришь такие вещи!
– Да сейчас каждый второй такое говорит, если он не глупец и держит глаза открытыми.
Когда мы поравнялись с ними, торговцы резко прекратили беседу и, бросив опасливый взгляд на стражников, поспешно исчезли в проулке.
– Они обсуждали царя, – подметил Тиридат.