– Спасибо, – прошептал я.

– Меня благодарить не нужно, – ответил Эмеку-Имбару, беря окровавленной рукой меч за рукоятку и убирая в ножны. На ней остался багровый отпечаток ладони

– Откуда вы здесь?

– Я не сводил глаз с Эсагилы с момента суда, – он сжал руку в кулак, еще сильнее побледнев. – Я был уверен, что тебя поведут на казнь в самое ближайшее время, причем постараются сделать это в наименее людном месте. Однако не ожидал, что ассириец повезет тебя в пустыню. Видимо, для тебя подготовили особо изощренный способ казни, – он вновь посмотрел на изувеченную руку, – но сейчас это не важно. Хоть и выглядело любопытно.

«Любопытно? Всего лишь любопытно!?».

– Но зачем вам я?

– Я же сказал, мне нужны ответы на вопросы, – резким тоном ответил командир, – не думай, что я делаю это по доброте душевной.

– Разве Верховный жрец не ответил на ваши вопросы во время слушания дела?

Эмеку-Имбару взял небольшую паузу, в которую оценивающе разглядывал меня.

После чего ответил ледяным тоном:

– Я похож на болвана?

От растерянности у меня слегка перехватило дыхание:

– Что… нет!

– Тогда не трать мое время. Слова жрецов звучали слишком хорошо, чтобы быть правдой. Их сладкие речи могут усыпить многих, но только не меня.

– И что вы хотите знать?

– Все.

Я вздохнул:

– А что потом?

Он вперил в меня свой холодный взгляд:

– Об этом мы подумаем позже. А теперь выкладывай.

Я размышлял. С одной стороны, мне хотелось все рассказать. Поделиться хоть с кем-то, и командир городской стражи казался мне отличным слушателем. С другой стороны, я понимал, что он преследует лишь собственные цели, и поручиться за свою дальнейшую судьбу я не мог.

Поэтому я ответил:

– Сначала скажите, что вы сделаете со мной?

Все такой же беспристрастный, только бледный, воин молвил:

– Много себе позволяешь, мушкену. Не забывай, мне хватит сил, чтобы разделаться с тобой.

– Тогда вы ничего не узнаете, и я унесу все тайны в могилу.

Про себя же подумал:

«Какая удача, что Бел-Адад пришел навестить меня прошлой ночью и решил потрепать языком. Иначе ничего стоящего рассказать я бы не смог. Если это сможет привести храмового писца на плаху, по милости которого я сам оказался отправлен на нее, то буду только рад».

Однако начать я, все же, не решался, выжидательно посматривая на командира городских стражников.

Эмеку-Имбару глубоко вздохнул, вновь переведя взгляд на кровоточащие пальцы. Казалось, он тщательно обдумывает мои слова.

Наконец, спустя секунды томительного ожидания, он поднял на меня взор:

– Тебя убивать не стану. Это все, что могу обещать. Большего не дождешься. В конце концов, я могу и пожертвовать твоими тайнами.

Я не мог понять – хитрость это или нет? Под хладнокровной и спокойной маской могло скрываться все, что угодно. С другой стороны, молчать тоже было опасно. Так, что я, поколебавшись, решился и поведал абсолютно все, начиная с момента знакомства с Бел-Ададом и заканчивая сегодняшним утром, которое, кстати, уже сменилось днем. Взошедшее над барханами солнце неплохо припекало. Эмеку-Имбару внимательно слушал от начала до конца, ни разу не перебив и жадно поглощая каждое слово.

– Вот и все, – выдохнул я. В горле вновь начинало першить от сухости.

Наступила тишина, прерываемая лишь усилившимися порывами ветра, да пофыркиванием коня Эмеку-Имбару. Лежащий рядом холодеющий труп Тегим-апала нисколько его не смущал, как и окровавленное тело осла. Очевидно, скакун командира повидал на своем веку и не такое.

Наконец, Эмеку-Имбару произнес:

– Значит, я был прав. Рассказ жрецов звучал слишком хорошо, – он поднял глаза к небу, – у меня мало времени.

– Что вы собираетесь делать дальше?

– Тебя это не касается.

– Постараетесь помешать их планам?

– Я сказал, это не твое дело, – он снова выдержал паузу, – уже не твое.

Я застонал, но он не обратил внимания. Поднявшись, Эмеку-Имбару быстрым шагом направился к своему коню. Когда он вскочил в седло, при этом застонав сквозь стиснутые зубы, и взял в окровавленную ладонь поводья, до меня, наконец, дошло.

Выпучив глаза, я закричал:

– Вы же сказали, что отпустите меня!

– Нет, я сказал, что не убью тебя, – спокойно ответил он.

– Оставить меня здесь – равносильно убийству!

– Умолкни, – резко ответил Эмеку-Имбару, – если боги посчитают нужным, они тебя спасут. Если нет, значит на то их воля. Можешь считать это Божьим судом.

– Почему нельзя взять меня с собой?!

Командир вперил в меня свой взгляд, под которым даже в самый жаркий зной можно почувствовать себя неуютно.

Затем он легонько похлопал вороного коня по шее:

– Марнишку не вывезет двоих.

Полностью пораженный я уставился на него:

– Да вы с ума сошли!!!

Ни один мускул не дрогнул на лице Эмеку-Имбару:

– Следи за языком, мушкену. Иначе я отрежу его напоследок. У меня нет времени на то, чтобы тащить тебя в город. На счету каждая минута, а путь до Вавилона неблизкий. С твоей тушей в седле и моей сломанной рукой на него весь день уйдет. А тем временем жрецы осуществят задуманное.

– Может, оно и к лучшему! – в сердцах выпалил я.

Да, мне очень хотелось поквитаться с Бел-Ададом, пусть и чужими руками, однако зерна сомнений в честности и непогрешимости вавилонского повелителя уже давно были посеяны в моей душе. События последних суток лишь ускорили их всход. А тут еще командир стражников, намеревавшийся безжалостно бросить меня на произвол судьбы, подкинул дров в огонь праведного гнева.

– Для кого-то, может, и к лучшему, – услышал я ответ Эмеку-Имбару.

Несколько мгновений я просто, молча, созерцал мощную, слегка ссутулившуюся, фигуру, восседавшую на вороном коне. Желтые песчинки медленно осыпались с блестящих пластин его доспеха. И чем чище они становились, тем яснее мне виделось то, что происходит. Словно в металле отражалась вся суть и все помыслы Эмеку-Имбару, скрытые до сего липким покровом песка. На меня снизошло озарение, окатившее подобно ледяному дождю.

– Верно, – прошептал я.

Ветер подхватил мои слова и, вместе с дюжиной песчинок, перенес в сторону Эмеку-Имбару.

– Царь благосклонен к сословию воинов, и вам не хочется лишиться его покровительства. А ведь именно это и произойдет, если жрецы Эсагилы захватят власть. Но дело не только в этом, так? – Эмеку-Имбару не ответил, и я продолжил. – Вы просто хотите получить повышение по службе за раскрытый заговор. На меня вам плевать. Вам вообще плевать на всех, кроме себя.

«Кто бы мог подумать, что за этой непроницаемой маской скрывается личина хладнокровного честолюбца!?».

Казалось, моя гневная тирада нисколько не поколебала спокойствие командира. Он все также безмолвно восседал на вороном коне, пронзая меня взглядом голубых глаз и сохраняя непроницаемую маску на бледном лице, которую не разбил бы и удар кузнечного молота.

Испытывая злость с примесью неподдельной обиды, я процедил:

– Тогда лучше убейте меня прямо сейчас.

Последовало короткое молчание, после которого Эмеку-Имбару ответил:

– Я не убийца.

– Оставляя меня здесь, вы совершаете то же самое убийство!

Конь под всадником презрительно фыркнул, словно насмехаясь надо мной.

Несколько мгновений Эмеку-Имбару внимательно смотрел на меня, а потом отстегнул от седла маленький кинжал и бросил в песок. Тот приземлился в пяти-шести локтях от моих ног.

Тупо уставившись на оружие, я спросил:

– Это еще что значит?

Крепче ухватив поводья, Эмеку-Имбару молвил:

– Считай моим прощальным подарком.

Я перевел взгляд на воина:

– Издеваетесь?

Тот вяло пожал плечами:

– Думай, как хочешь.

– Лучше воды оставьте!

– Она мне нужнее.

– Но…

– Прощай, узник Эсагилы.

– Подождите…

– Пошел! – резко крикнул он скакуну, и тот галопом поскакал от меня по проходу между дюнами.