Она трижды приходила сюда, прежде чем я согласился пойти к тебе. Я думал, что ты меня презираешь. Но мне повезло, что твоя подруга не понимает слова «нет».
Я повернулась к мужу и сказала:
- Мою удачу можно измерить лишь твоей добротой, а она безгранична.
В ту ночь мы любили друг друга, как в последний раз, и даже плакали от счастья. Одна из слезинок мужа упала мне в рот, где стала синим сапфиром, источником силы и вечной надежды. Бенья не просил в ответ поведать ему мою историю. В его глазах я читала невысказанные вопросы - например, когда упоминала о том, как мои матери варили пиво или как моя тетя стала умелой повитухой, но он никогда не принуждал меня к откровенности. Я думаю, муж просто опасался, что я могу снова исчезнуть, если он станет расспрашивать о значении моего имени или о том, как звучит слово «вода» на моем родном языке.
Однажды в безлунную ночь я рассказала Бенье, что отцом Ре-мосе был сын Ре-нефер, сестры Нахт-ре, и что я пришла в Фивы после того, как мой первый супруг был злодейски убит в нашей постели. Услышав это, Бенья вздрогнул, обнял меня, как ребенка, но ничего не сказал, кроме «бедняжка». Это было всё, что мне хотелось услышать в тот момент.
Мы не произносили вслух имена умерших любимых, а они - словно из благодарности за проявленное уважение - позволяли нам мирно жить с новыми возлюбленными, не преследовали нас днем и не посещали ночью наши сны.
Жизнь в Долине царей, на западном берегу реки, оказалась счастливой. У нас с Беньей было всё, о чем мы только могли мечтать. Вернее, всё, кроме одного, потому что нам не хватало детей.
Я оказалась бесплодной или слишком старой, чтобы зачать. Моя спина была по-прежнему сильной, и мое тело все еще подчинялось притяжению Луны, периодически извергая кровь, но я была уверена, что мое чрево остыло.
Правда, слабая надежда на новую жизнь всё еще теплилась в моем сердце, и я печалилась с приходом каждой новой луны, хотя и не слишком рассчитывала на удачу.
Впрочем, мы не были совершенно бездетными, потому что Мерит часто приходила в гости и сидела у нас на пороге с внуками, которые относились к нам как к дяде и тете. А малышка Кия так полюбила спать в нашем доме, что порой мать оставляла ее с нами на несколько дней, и девочка охотно помогала мне в саду, освещая наши дни чистой и незамутненной радостью.
По вечерам мы с Беньей рассказывали друг другу истории. Я - о младенцах, которых приняла, и о погибших матерях, хотя таких было, к счастью, совсем мало. Он - о своей работе, о сложных задачах, которые ему приходилось решать, о свойствах древесины, о том, как рождается новая вещь.
Дни проходили мирно, и то, что они мало отличались один от другого, казалось мне настоящим подарком судьбы. Любовь Беньи, дружба Мерит, ощущение новорожденной плоти на ладонях, улыбки молодых матерей, собственный дом, маленькая девочка, которая смеялась на моей кухне, - всего этого мне было более чем достаточно.
Глава четвертая
Я узнала о послании Ре-Мосе еще до того, как официальный гонец прибыл в мой дом. Кия прибежала с известием, что в дверь Менны постучал писец, который ищет повитуху Деннер, и его направили к порогу Беньи. Я с нетерпением ждала письмо от сына. Прошло уже больше года с момента получения прежнего, и я предвкушала, как вечером покажу Бенье черепок со знаками, нанесенными на него рукой моего мальчика.
Я стояла в дверном проеме, пытаясь угадать содержание письма. Но, когда из-за угла в окружении стайки взволнованных детей появился молодой мужчина, я поняла, что автор послания, которое я ожидала, решил посетить меня лично.
Мы с Ре-мосе смотрели друг на друга. Передо мной был совсем незнакомый человек: сейчас он выглядел почти копией Нахт-ре, вот только глаза у него были совершенно отцовские. И все же это был принц Египта, одетый в лучший тонкий лен, в новых сандалиях на ухоженных ногах, с идеально отполированными ногтями. А на груди у него блестел особый знак из золота, свидетельствующий о его высоком положении.
Уж не знаю, что Ре-мосе увидел, взглянув на меня. Мне почудилось, что в его глазах мелькнуло презрение, но возможно, что на самом деле мои страхи были беспочвенными. Я подумала: интересно, заметил ли сын, что я стала выше, словно бы тяжкий груз беды свалился с моих плеч? Но что бы Ре-мосе ни увидел и ни подумал, мы с ним, увы, были чужими людьми.
- Прости мои манеры, - сказала я наконец. - Я просто растерялась от неожиданности. Входи в дом Беньи, и позволь мне предложить тебе пиво и фрукты. Я знаю, что путешествие из Фив по пыльной дороге вызывает жажду.
Ре-мосе покачал головой:
- Это ты прости меня, мама. Я так давно не видел твое дорогое лицо. - Но интонация его была сдержанной, а объятия - быстрыми и неловкими. - Ну что же, я с удовольствием зайду и подкреплюсь.
Я видела каждую комнату его глазами, привычными к просторным покоям дворцов и храмов. И внезапно моя собственная комната, которую я очень ценила за яркую настенную живопись, показалась мне маленькой и пустой, и я была рада, когда сын поспешил пройти через нее дальше. Гостиная была больше и обставлена предметами мебели, которые можно увидеть только в богатых домах и гробницах. Великолепно сделанные Беньей стулья и кровати произвели впечатление и на моего сына тоже, и я оставила его там, когда пошла за пивом и угощением. Кия следовала за нами, с интересом разглядывая красиво одетого незнакомого гостя.
- Это моя сестра? - спросил Ре-мосе, указывая на смущенно молчавшую девочку.
- Нет, - ответила я. - Это внучка моей подруги, она для меня как родная племянница. - Мне показалось, что Ре-мосе испытал облегчение, услышав подобный ответ, а потому добавила: - Боги, похоже, решили, что ты останешься единственным моим ребенком. Я рада видеть тебя в здравии и благополучии. Скажи, ты женился? Я стала бабушкой?
- Нет пока. - Он неопределенно пожал плечами. - Мои обязанности отнимают слишком много времени, некогда подумать о семье. Надеюсь, рано или поздно положение изменится к лучшему и я смогу порадовать тебя, подарив тебе внуков, которых ты будешь качать на коленях.
Но это была не более чем вежливость, весь разговор был насквозь фальшивым. Пропасть между нами оказалась слишком велика. Если бы даже я и стала бабушкой, то внуки оставались бы для меня чужими и я узнавала бы про их жизнь лишь из сообщений, начертанных на черепках.
- Ма, - сказал он, опустошив чашу, - я здесь не только для собственного удовольствия.
Жена моего господина на сносях, и он послал меня сюда, чтобы пригласить лучшую повитуху Египта.
Услышав это заявление, я скептически хмыкнула, и сын поспешил заверить меня:
- Нет, это не преувеличение, ты и правда самая лучшая, в Фивах тебе нет равных. Супруга моего господина дважды не смогла доносить детей до срока, а потом чуть не умерла, произведя на свет мертвого младенца. Все лекари и некроманты оказались бессильны ей помочь, и теперь повитухи боятся приходить к несчастной женщине, считая ее безнадежной. Ее собственная мать скончалась, и бедняжка ужасно боится предстоящих родов. Мой господин очень заботится о своей жене и мечтает иметь от нее сыновей. Ас-наат услышала от служанок о твоих умениях и попросила мужа разыскать чужеземку с золотыми руками, которая когда-то сделала столько добра благородным женщинам Фив. И господин обратился ко мне за помощью, - сказал Ре-мосе. Я заметила, что каждый раз, упоминая господина, он поджимал губы. - Представь, как я удивился, когда узнал, что речь идет о моей собственной матери. Господин тоже был поражен, - усмехнулся Ре-мосе. - В общем, наместник поручил мне отложить государственные дела и отправиться в Долину царей, чтобы пригласить тебя в его дом. Он приказал мне не возвращаться без тебя.
- Тебе не слишком нравится этот человек, - осторожно заметила я.
- Зафенат Пане-ах - наместник в Фивах и любимец царя, - произнес Ре-мосе официальным тоном, в котором, однако, отчетливо сквозила неприязнь. - Говорят, что он великий предсказатель, который видит будущее и читает сны так же легко, как опытный писец разбирает иероглифы школьника. Но он неграмотен, - с горечью добавил мой сын. - Зафенат Пане-ах не умеет ни писать, ни читать, поэтому царь назначил меня, лучшего из учеников Кара, правой рукой наместника. И вот теперь я, не имея возможности даже обзавестись женой и детьми, должен прислуживать безграмотному варвару, который взялся невесть откуда.
