Когда пришло время родов, Инна приехала к нам, чтобы взять все в свои руки. Ребенок развернулся ногами вперед, и задолго до его появления у матери началось кровотечение. Все попытки Инны развернуть младенца вызывали у Рахили страшную боль. Она кричала так жалобно, что все дети в лагере расплакались. Иаков сидел перед статуей богини, размышляя, должен ли он сделать ей какое-то приношение, хотя и поклялся не почитать иных богов, кроме бога своего отца. В конце концов, он упал ниц и так лежал неподвижно, пока крики жены не сделались для него невыносимыми; тогда Иаков отправился на горное пастбище, велев известить его об исходе родов. За ним послали лишь через два дня.

О, это были два страшных дня, когда Лия, Зелфа и Билха уже прощались с Рахилью… Всем казалось, что бедняжка вот-вот умрет. Но Инна не сдавалась. Она давала Рахили то одни, то другие травы, используя все известные ей снадобья. Она пробовала необычные их сочетания и бормотала тайные молитвы, хотя и не была посвящена в мистерии слов и заклинаний.

Рахиль и сама отчаянно боролась, желая осуществить мечту, терзавшую ее сердце вот уже пятнадцать лет. Глаза роженицы закатывались, по телу ручьями лился пот. Даже после двух дней и двух ночей беспрерывных страданий она не призывала смерть как избавление от мучений.

- Она оказалась невероятно сильной, - сказала Зелфа.

Наконец Инна заставила ребенка повернуться. Но это последнее усилие как будто сломало что-то внутри Рахили, которая вдруг затряслась мелкой дрожью. Глаза ее закрылись, шею свело судорогой, голова запрокинулась. Казалось, демоны завладели ее телом. Даже Инна в ужасе ахнула. Но потом все закончилось так же внезапно, как и началось. Смерть выпустила тело Рахили из своих когтей, а из чрева появилась головка ребенка, и моя тетя вытолкнула его наружу, потеряв сознание.

Мальчик был крохотный, с большим клоком волос на макушке. Морщинистый и прекрасный, как все младенцы.

А Рахили Иосиф, как впоследствии назвали моего брата, казался самым лучшим на свете. В шатре наступила тишина., женщины молча плакали счастливыми слезами. Не говоря ни слова, Инна перерезала пуповину, а Билха взяла ребенка на руки. Лия обмыла Рахиль, а Зелфа- новорожденного. Они облегченно вздохнули и утерли глаза. Рахиль будет жить, она увидит, как растет ее дитя.

Оправлялась Рахиль медленно и трудно, она не могла кормить ребенка. Через три дня после рождения Иосифа груди ее стали тяжелыми и горячими. Теплые компрессы облегчили боль, но молоко иссякло. Лия, которая кормила тогда меня, приложила Иосифа к своей груди. Прежние гнев и ревность вспыхнули было в Рахили, но утихли, когда она обнаружила, что Иосиф оказался капризным ребенком: он неизменно кричал и извивался в любых руках, за исключением материнских.

Моя история

Глава первая

Я не уверена, что самые ранние воспоминания - по-настоящему мои. Обращаясь к ним, я в каждом слове и образе чувствую дыхание своих матерей. Но я отчетливо помню вкус колодезной воды, ее холод на молочных зубах. Я уверена, что помню крепкие руки, подхватывавшие меня каждый раз, как я спотыкалась. Никогда в раннем детстве я не была одинокой и безутешной.

Как и всякий любимый ребенок, я знала, что для мамы являюсь самым важным человеком на свете. Причем не только для Лии, моей родной матери, но и для остальных матерей тоже. Хотя они обожали своих сыновей, именно меня они наряжали, пока мальчики боролись в грязи. Именно я, и только я, отправлялась вместе с ними в Красный шатер, после того как меня отняли от груди.

Я росла бок о бок с Иосифом; сначала он был моим молочным братом, а потом - самым верным другом. Когда ему исполнилось восемь месяцев, он встал и заковылял ко мне - дело было в шатре Лии. Хотя я была на несколько месяцев постарше, однако всё еще нетвердо держалась на ногах - вероятно, потому что тетушки слишком любили носить меня. Иосиф протянул мне обе руки, и я встала. Но мама рассказывала, что зато я научила его говорить. Впоследствии Иосиф уверял всех, что первое его слово было «Дина», хотя Рахиль говорила, что это не так, якобы он произнес «Эма», подразумевая «мама».

Никто не думал, что после ужасных мучений с Иосифом Рахиль родит другого ребенка, так что его, как и меня, отчаянно баловали, считая последним, а потому особенным. По древнему обычаю, самый младший ребенок наследовал материнское благословение, и зачастую отцы следовали выбору жен. Но нас с Иосифом лелеяли, как никого другого: он был единственным сыном своей матери, а я - единственной девочкой в семье.

Отец очень любил нас обоих, и мы были предметом его гордости. Однако это также неизбежно делало нас с Иосифом жертвами старших братьев.

Возраст разделял сыновей Иакова на два отдельных племени. Рувим, Симон, Левий и Иуда были уже почти взрослыми, когда я впервые узнала их имена. Они часто уходили к стадам (и вместе с нашим отцом, и самостоятельно), мало интересуясь «сопливыми ребятишками». Добросердечный Рувим, правда, хорошо относился к младшим, но мы старались избегать Симона и Левия, которые вечно смеялись над нами и дразнили Тали и Иссу, близнецов Лии. «Откуда вам знать, кто из вас кто?» - шутил Левий. А Симон говорил вещи и похуже: «Если один из вас умрет, наша мать не станет особо печалиться, ведь у нее останется второй, точь-в-точь такой же». Тали всегда плакал, когда слышал это.

Что же касается Иуды, то мне постоянно казалось, что он с завистью смотрел на наши игры. С одной стороны, он был слишком взрослым, чтобы играть с нами. Но с другой - являлся самым младшим из старших братьев: те смотрели на него свысока, и он страдал из-за этого. Иуда часто носил меня на закорках, ласково называя Ахатти, то есть младшая сестренка, и всегда защищал от больших мальчиков.

Сначала нами, младшими детьми, верховодил Зевулон. Возможно, при других обстоятельствах он стал бы драчуном и хулиганом, однако мы обожали Зевулона и во всем беспрекословно ему повиновались. Дан, верный и смиренный, как и следовало ожидать от ребенка Билхи, служил его главным помощником. Гад и Асир росли дикими и упрямыми. Близнецы были неуступчивыми в играх, но зато они умели строить потешные рожи и ловко передразнивали людей: например, с такой невероятно злой точностью изображали походку пьяного Лавана, что мы прощали им все в благодарность за представления. Тали и Исса, как все сокращенно звали Нафтали и Иссахара, пытались подчинить себе меня и Иосифа, поскольку были на пару лет старше.

Они называли нас молокососами, но вскоре сами присоединялись к нашим играм с камушками. Так продолжалось до тех пор, пока я не стала обыгрывать всех троих. Тогда братья объявили, что это глупая игра, подходящая только для девчонок, и забава прекратилась.

Когда нам с Иосифом исполнилось по шесть лет, мы стали верховодить среди младших детей, потому что лучше всех умели сочинять истории. Братья несли нас от колодца к шатру моей матери и кланялись мне, как царице. Они притворялись, что умирают, когда их повелитель Иосиф указывал на них пальцем. Мы отправляли их сражаться с демонами и добывать для нас сокровища. Они венчали наши головы венками из цветов и целовали нам руки.

Я никогда не забуду тот день, когда и эта игра закончилась. Тали и Исса выполняли мои приказы, складывая маленькие камешки в виде алтаря в мою честь. Дан и Зевулон обмахивали нас большими листьями. Гад и Асир танцевали перед нами. И тут пришли старшие братья. Рувим и Иуда лишь улыбнулись и отправились дальше. Но вот Симон и Левий остановились и принялись насмехаться.

- Только посмотрите, как малыши помыкают большими мальчиками! Подождите, вот мы расскажем отцу, что Зевулон и Дан служат на посылках у сопляков. Он заставит этих ослов ждать еще два года, прежде чем позволит им подняться вместе с нами на горное пастбище!