Эта музыка и вправду была волшебством, которое могло превратить самую черную печаль в искрящуюся радость. Гости хлопали в ладоши и поднимали чаши вина, выражая благодарность исполнителям и Нахт-ре, устроившему такое прекрасное развлечение.

Когда восхищенные возгласы и хлопки стихли, певица снова встряхнула систр и завела песню в сопровождении собственного инструмента и одного барабана. Это была длинная песня с множеством припевов. Рассказ, в общем-то, ничем не примечательный: о любви, обретенной и потерянной, самая старая история в мире. Единственная настоящая история.

В той песне говорилось о любви юноши и девушки. Но потом история приобрела печальный поворот: мужчина бросил возлюбленную, оставив ее в одиночестве. Она плакала и молилась Золотой Госпоже Хатор, но все оказалось тщетно. Он не вернулся. Скорбь девушки была бесконечной и невыносимой. Женщины плакали открыто, мужчины украдкой вытирали глаза. Даже самые юные слушатели, еще не пережившие ни страсти, ни предательства, вздыхали, призадумавшись о том, что готовит им будущее.

Когда песня закончилась, в зале воцарилось долгое молчание. Арфистка завершила мелодию несколькими тихими звуками, но никто не начинал разговоры, никто не поднимал заздравные чаши. Ре-нефер встала и покинула комнату, ни с кем не прощаясь, а следом, один за другим, с приглушенными вздохами и тихими словами благодарности стали расходиться гости. Праздник закончился, и зал опустел. Музыканты собрали инструменты и увели слепую певицу. Некоторые из слуг уснули на полу, они так устали, что отложили уборку до утра. Дом погрузился в тишину.

До рассвета оставалось лишь несколько часов, когда я нашла то место, где устроились на ночлег музыканты. Закутанная в покрывало дама неподвижно сидела, прислонившись к стене. Я подумала, что она тоже спит, но внезапно слепая повернулась ко мне и протянула руки, чтобы узнать, кто подошел. Я взяла ее ладони в свои, ее пальцы были тонкими и прохладными.

- Веренро, - сказала я.

Женщина вздрогнула, услышав мой акцент.

- То было в Ханаане, - произнесла она горьким шепотом. - Это имя я носила во времена моих мучений.

- Я была еще ребенком, - пояснила я, - а ты пришла к нам как посланница Ревекки, моей бабушки. И рассказала нам историю, которую я запомнила навсегда. Но ведь тебя убили, Веренро?

Я была там, в Мамре, когда принесли твои останки. Я видела, как хоронили твои кости. Неужели ты действительно воскресла из мертвых?

Наступило долгое молчание, голова певицы склонилась. - Да, - ответила она, а потом, через мгновение, уточнила: - Нет, я не сбежала от смерти. На самом деле я мертва. Как странно встретить призрак прошлого здесь, в большом доме у реки… Скажи мне, - спросила она, - а ты тоже мертва?

- Возможно, - ответила я с невольной дрожью.

- Да, пожалуй, так и есть, потому что живые не задают подобных вопросов и не могут вынести боль истины без утешения музыкой. Мертвые всё понимают. Ты видела лицо смерти? - спросила Веренро.

- Видела, - кивнула я, вспоминая тень собаки, которая посещает так много рождений и ждет - жадно и нетерпеливо одновременно.

Моя собеседница вздохнула и без предупреждения сняла покрывало. Губы ее остались невредимыми, но всё остальное лицо оказалось покрыто страшными шрамами. Нос ее был сломан и сросся криво, щеки провалились, их пересекали глубокие жгуты былых ран, а глаза казались молочно-белыми камнями. Я не могла поверить, что кто-то мог выжить после такого.

- Я выехала из Тира с пакетом пурпурной краски для твоей бабушки. Рассвет был так прекрасен, что шатры Мамре и сравниться не могли с его сиянием. Я смотрела в небо, когда эти злодеи набросились на меня. Трое из Ханаана, обычные мужчины, грязные и глупые. Они ничего не сказали мне, да и между собой эти люди тоже не говорили. Они отобрали пакет краски и корзину, разорвали всё и отшвырнули прочь, а потом переключились на меня.

Веренро начала раскачиваться взад-вперед, и ее голос стал удивительно ровным, почти монотонным.

- Первый толкнул меня на землю, прямо посреди дороги. Второй сорвал с меня одежду. Третий задрал свою тунику и упал на меня. Он изверг свое семя внутрь меня, никогда не возлежавшей с мужчиной, а потом плюнул мне в лицо.

Второй пришел ему на смену, но у него ничего не получалось, и потому он начал с проклятиями избивать меня, как будто это я была во всем виновата. Он сломал мне нос и выбил несколько зубов, но только когда я уже истекала кровью, возбудился достаточно, чтобы сделать то, что хотел.

Третий перевернул меня и вошел сзади, а потом засмеялся. - Она перестала раскачиваться и села прямо, словно бы вновь услышав этот смех. - Я лежала лицом вниз, а эти трое стояли надо мной. Я надеялась, что они убьют меня и на этом мои муки закончатся. Но негодяи еще не натешились вволю. «Почему ты не зовешь на помощь? - воскликнул тот, который рассмеялся. - У тебя нет языка? Или, может быть, ты не женщина? Да и разве бывают женщины такого странного цвета - словно дерьмо больной собаки? Я хочу услышать, как ты кричишь. Заодно и посмотрим, женщина ты или призрак». И тогда они сделали со мной то, что ты теперь видишь. Нет нужды рассказывать. - Веренро опустила покрывало обратно и снова начала раскачиваться.

- При первом звуке шагов на дороге эти трое сбежали, оставив меня умирать, - продолжила она. - Собака пастуха нашла меня там, где я лежала, а затем пришел мальчик, который при виде меня испуганно закричал. Я думала, что ребенок убежит, но вместо этого он снял тунику и накрыл меня ею, а потом привел свою мать. Эта добрая женщина прикладывала припарки к моему лицу и мазала тело, она сочувственно гладила мои руки, удерживая меня среди живых, и никогда не просила объяснить, что произошло. Убедившись, что я выживу, она лишь спросила, нужно ли ей послать известие в Мамре, потому что она поняла, кто я, по обрывкам одежды. Но я сказала: «нет».

Я не хотела оставаться рабыней, я покончила с высокомерием Ревекки и навеки покинула Ханаан. Мое единственное желание состояло в том, чтобы прийти домой и почувствовать запах Великой реки и утренний аромат лотоса. Я сказала, что хочу умереть для Мамре, и добрая женщина мне помогла.

Она отрезала прядь моих волос и сложила остатки одежды в мою сумку, добавив туда несколько овечьих костей. Она отправила своего сына в город, и мальчик нашел торговца, направлявшегося в Мамре. А уж тот принес твоей бабушке весть о моей смерти.

Ханаанеянка дала мне покрывало и трость, а затем отвела меня в Тир. Она нашла караван, который шел к Великой реке. Эти люди взяли меня с собой в обмен на одну из ее овец, а я пообещала по дороге развлекать их песнями и историями. Караванщики привели меня в страну Он, где я раздобыла систр, и вот теперь я здесь, с тобой, и вновь вспоминаю Ханаан. - Моя собеседница отвернулась и сплюнула. Змея скользнула в темноту с того места, куда упала ее слюна, и я содрогнулась от ярости Веренро.

- Я бы прокляла весь этот народ, если бы не доброта той ханаанской женщины. Глаза мои навсегда угасли, так что я не видела ее лица, но думаю, что оно сияет светом и красотой. Когда я вспоминаю о ней, то представляю полную луну. Возможно, эта женщина искупала некую свою ошибку или былую вину. А может, ее саму когда-то предали и нашелся человек, который пришел ей на выручку. Или же, напротив, никто не помог бедняжке, когда она нуждалась, и она знала, насколько это тяжело. Так или иначе, она ни о чем не спрашивала, даже не поинтересовалась, как меня зовут. Эта женщина спасла меня просто так, без всякой на то причины и не преследуя никакой выгоды, по доброте сердечной. Ее имя было Тамар, то есть «поддерживающая плод», - сказала Веренро и снова начала раскачиваться.

Мы сидели рядом в тот предрассветный час и долго молчали. Наконец слепая заговорила снова, чтобы ответить на вопрос, который я и не думала ей задавать.

- Не то чтобы я была несчастна, - сказала она, но и счастливой меня тоже назвать нельзя. В моем сердце одна лишь пустота. Я ни о ком и ни о чем не забочусь. Мне снятся псы с оскаленными зубами. Я мертва. Не так уж плохо быть мертвым.