И ведь немало в эту ночь погибнет в Германии и советских людей: военнопленных в лагерях, подневольных рабочих с нагрудным знаком «Ост». И разведчиков эти бомбы тоже не щадят…
Землянка ходила ходуном. Дрожала земля от слитного гула сотен самолетов над головой.
— Британцы, — определил, заложив руки за голову, Худ с блаженной улыбкой. — Сейчас они зададут краутам!
— Это уж точно, — сказал его русский союзник. — Сейчас в Германии завоют сирены воздушной тревоги — охотничьи рога Мейера!
— Мейера? — переспросил Худ, повышая голос из-за усиливавшегося гула.
— Герман Геринг бахвалился, что ни один самолет врага не появится над Германией, ни одна бомба не упадет на нее. А не так — назовете меня Мейером!
— Поразительно! — удивился Худ. — Под градом бомб немцы не теряют юмора! Но ведь женщины, дети, престарелые родители!..
— Это черный юмор, — покачал головой Кремлев. — Юмор висельников.
Перед переходом германо-американского фронта Виктор Кремлев побывал в Кельне, превращенном союзной авиацией в груду развалин, среди которых символом бессмертного гения немецкого народа высился прекрасный собор, чудом сохранившийся среди руин. Не верилось, что и собор, и развалины вокруг — дело рук человека разумного, гомо сапиенс. Декабрьский ветер трепал трехцветные нацистские знамена посреди темных развалин на фоне готического силуэта древнего собора, который набожные немцы строили столько веков, — флаги взбесившихся фашистов, забывших бога и сотворивших себе кумир из этого дьявола Гитлера.
В самом соборе древние скульптуры были обшиты кирпичным панцирем. Кто-то еще болел душой за чудные творения предков. А зимний ветер гнал по набережной Рейна клочья газеты «Фелькишер беобахтер»…
Около вокзала Кремлев поднял заржавевший осколок, быть может, от тяжелой бомбы, сброшенной в мае 1942 года, когда в отместку за бомбежку Ковентри тысяча бомбовозов королевских ВВС Британии сбросили свой смертоносный груз на этот город.
И Кремлев вспомнил тогда, как слушал сообщение по своей рации под оккупированным Могилевом и радовался страшному налету, потому что сыны Кельна, затянутые в фашистские мундиры, заживо сжигали женщин, стариков и детей в белорусских деревнях…
В ту ночь пастор Ниемоллер, будущий лауреат Ленинской премии мира, отмечал страстной проповедью свое восьмое рождество в лагере смерти в Заксенхаузене.
В рождественскую ночь сыпались на немецкие города каскады красных и зеленых ракет, их сбрасывали самолеты-следопыты, указывавшие наземные цели следовавшим за ними армадам четырехмоторных тяжелых бомбардировщиков. Никогда еще за всю свою историю не справляла Германия столь шумно, с такими «хлопушками» рождественский праздник.
26 ДЕКАБРЯ 1944 ГОДА
За дни сочельника и рождества в Арденнах выпало столько снега, что многие солдаты вермахта и СС невольно вспоминали заснеженные сосновые леса Подмосковья, Смоленщины, Брянщины… А Виктор Кремлев, обтираясь снегом по пояс у двери землянки, напевал:
Где леса шумят сосновые В белорусской стороне,
В партизанах, в дни грозовые Закалялись мы в огне…
Эрнест Хармон — «Маленький Паттон», с нетерпением дождавшись рассвета, выехал на позиции своей 2-й танковой дивизии, чтобы взглянуть в бинокль на результаты своей контратаки. Он увидел неровное поле, усеянное белыми холмиками — временными могилами его джи-ай, павших под огнем 9-й танковой дивизии СС «Гогенштауфен». А с противоположной стороны поля в цейсовский бинокль тоже обозревал поле командир 9-й дивизии СС-штандартенфюрер Вальтер Харцер. Оба командира остались весьма довольны результатами боя, хотя из-за снегопада трудно было определить, сколько было убито своих солдат и офицеров и сколько чужих. Снег присыпал около сотни танков. Но чьи они? Поди разберись! И тот и другой генерал пришли к выводу, что противник в тяжелом бою потерял более тысячи солдат и более восьмидесяти танков, а сам он — наполовину меньше. Это будет весомо выглядеть в рапорте и приведет к новому ордену, если не чину.
Ободренный такими рапортами, генерал Ходжес, командующий 1-й армией США, заявил на ленче, который он дал своим офицерам, что первая фаза неприятельского наступления закончилась. Враг, правда, достиг цели в нескольких милях от Мааса, но положение стабилизируется, и скоро можно будет перейти в контрнаступление. В том же духе доносил он генералу Брэдли, а тот — Эйзенхауэру.
Во время ленча вошел с расстроенным видом адъютант Ходжеса, шепнул что-то на ухо. Лицо у командующего сморщилось. По рядам сидящих офицеров словно пробежала электрическая искра: три дивизии 3-й армии Паттона деблокировали Бастонь! И без того Паттон по-свински загребал себе все победы. Газета «Старз энд страйпс» только о нем и писала. Репортеры, эти «окопные туристы», только у него и паслись. Он спаивал их трофейным шампанским, коньяком, рейнским и мозельским. Все корреспонденты информационных агентств Эй-пи («Ассошиэйтед пресс») и Ю-пи («Юнайтед пресс») получали от него дорогие подарки — из тех же трофеев.
— А что он сделал, этот Паттон? — шумел один генерал. — Протоптал дорожку к Бастони, вот и все!..
На обеде было решено завести армейскую газету, тоже с названием — «Звезды и полосы». Пусть не вся слава достанется Паттону. Пусть и 1-й армии что-нибудь останется!.. Обед был испорчен. Счет за него следовало бы послать Паттону.
Генерал Гэйвин не мог поверить в успех Паттона:
— Снег почти до пояса. Мои десантники только барахтаются в нем. Две трети — в засыпанных снегом окопах, треть — отогревается в уцелевших домах бельгийцев. А ведь это не русские медведи!..
Гэйвин молчал о том, что, по его мнению, все генералы, кроме него самого, отсиживались у печи в домах, не нюхая пороху. Ему самому приходилось выгонять своих полковых командиров на мороз.
«Король» учил Эрика Худа-второго затачивать лезвие «жиллетт», крутя его внутри стакана.
Примерно в 16.30 союзная авиация совершила массированный налет на Сен-Вит. Триста «ланкастеров» и «галифаксов» королевских военно-воздушных сил перемалывали развалины. Над городом висело облако красной пыли от разбитого кирпича. Из тысячи жителей около двухсот человек были погребены в каменных подвалах. У немцев самые большие потери были среди шестнадцатилетних мальчишек из 12-й танковой дивизии СС «Гитлерюгенд».
И снова бомбы не падали на Мейероде.
Днем Эрик выпустил пятнадцать мин по скоплению машин у Сен-Вита, пока крауты не отогнали его в лес огнем полковых минометов.
Виктор сходил к «почтовому ящику» в Буллингенском лесу, где ждала его пренеприятнейшая записка от Алоиза (ему успели дать кличку Чарли):
«Посылаю вам кусок нашей знаменитой арденнской ветчины. Модель и Дитрих выехали из Мейероде в восточном направлении, а Дегрелль — в западном. Часть 6-й танковой армии СС получила приказ срочно прибыть в район Бастони для поддержки 5-й танковой армии…»
Виктор проклинал все на свете. А что, если Модель не вернется?!
— Вот и прекрасно! — ликовал Эрик. — Значит, ты никуда не уедешь! Будем вместе патрулировать! Черт с ними, этими нацистскими бананами! Все равно им всем скоро крышка. Брось, Вик, на тебе лица нет!
А Виктор уже планировал захват какой-нибудь легковушки на лесной дороге, стремительный мотобросок к ближайшим американским позициям на северо-запад. Ведь там наверняка нет сплошной линии фронта. Можно будет запросто проскочить.
По карте, отобранной у покойного гауптштурмфюрера, он и маршрут проложил по проселочным дорогам. Каких-то полсотни километров с гаком! Ударим автопробегом по арденнскому бездорожью и разгильдяйству!..
Янки снова применили новое оружие. Немцы больше трепались про «вундер-ваффе» — чудо-оружие, а американцы регулярно забрасывали военный рынок новинками. На этот раз они пустили в ход снаряды с дистанционным взрывателем. Произошло это под люксембургским городком Эхтернахом. Творцы нового оружия скромно, но с чувством законной гордости докладывали, что действует как нельзя лучше: за два дня испытаний уничтожено семьсот вражеских солдат.