Он уселся снова и развернул бумагу. Показалась фотография Малгожаты Маковской, такой, какой она была еще неделю назад. После минутного размышления он провел тонкую линию посередине ее лица. Потом старательно дорисовал на одной половине головы другую прическу, увеличил губы, подвел брови.

Потом замер, с недоверием глядя на фотографию. Сделал еще какой-то мелкий штрих, потом отодвинул снимок от себя и еще раз внимательно на него посмотрел.

Да, не было никаких сомнений. Малгожата Маковская и Малгожата Зенткувна — это был один и тот же человек.

Он встал, спрятал снимок в бумажник, но после короткого размышления вынул фото и сжег над умывальником. Больше оно было ему не нужно.

«Жаль» — сказал он сам себе. Но в этом не было сожаления, только простое утверждение. Малгожата Зенткувна очень нравилась ему.

Он снова посмотрел на часы. Малгожате придется подождать. Он посмотрел в зеркало. Она не сможет его узнать. Он был тогда в больших очках, воротник куртки был высоко поднят, да и прическа была другой. Но в таком случае что она делает в Здроях?

«Наверное, они спрятали ее здесь, потому что предполагали, что я буду ее искать. Рассчитывают на то, что им удастся меня найти, прежде чем я доберусь до нее. Они спрятали ее в Здроях».

Он усмехнулся. Изо всех мест в Польше милиция, чтобы спрятать девушку, выбрала именно то, куда он приехал сразу после этой стрельбы.

Но это не просто случайное совпадение. Та девушка через полтора часа придет на опушку леса на пляже.

Задумавшись, тихонько насвистывая, он начал переодеваться. «Империал» был фешенебельным отелем. Темный костюм, белоснежная рубашка, галстук вечером были обязательны.

Он с удовлетворением посмотрел на себя в зеркало. Он любил большой свет, тихо играющий оркестр, приглушенное освещение, прекрасных женщин в красивых нарядах и деньги — столько денег, чтобы не думать о завтрашнем дне и тратить их без оглядки, на то, что подскажет воображение…

Она стояла перед зеркалом и поправляла волосы.

— Прошу! — она даже не обернулась, услышав стук. Перед ней, в зеркале, дверь отражалась целиком.

Дверь открылась, и вошел Зентек, высокий, плечистый и очень молодой в этом темном костюме.

— Голова уже не болит?

— Уже нет.

— Пойдем ужинать. — Он уселся в кресле и закурил. — Завтра официальное открытие сезона: бал-маскарад на корабле. Мы, конечно, пойдем. Там будут оркестры, иллюминация и все люди, которые приехали в Здрои, по крайней мере, все те, среди которых мы должны найти нашего приятеля.

— Я никогда в жизни не была на балу. А уж на корабле и подавно. И никогда не думала, что попаду туда. Потом я, наверное, не смогу уснуть!

— Пока мы должны идти на ужин. Нужно быть среди людей.

— Мы и так постоянно среди людей. От этого у меня сегодня даже голова разболелась. Когда мы одни, она сразу проходит.

Она вздохнула. Зентек встал.

— Но мы еще больше должны бывать на людях, чем до сих пор, — сказал он и понимающе подмигнул ей. — Устала уже. Золушка?

— Ох, нет. Не буду Золушкой.

— И что же?

— Ничего. Я просто подумала, как было бы хорошо, если бы мы могли когда-нибудь приехать сюда и не искать никакого убийцу.

— Боюсь, если бы не поиски убийцы, мы не могли бы сюда приехать. По крайней мере, я. Месяц пребывания в таком отеле — это моя годовая зарплата… — Он развел руками. — В жизни ничего не бывает даром, Малгося.

— Когда я была маленькой, все внушали мне, что самые прекрасные вещи в жизни всегда даются даром, — она сказала это так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы услышать.

От ее кожи исходили тонкий запах загара, который он не мог определить, но который напомнил ему годы детства, когда, лежа вместе с другими мальчишками над Вислой, он прикладывал нос к руке и вдыхал именно этот запах, запах опаленной солнцем кожи, песка, водорослей… Он выпрямился и кашлянул. И быстро сказал:

— Жаль, что тебе не объяснили тогда, что это за вещи.

— Объяснили. Я была прекрасно информирована: цветы, солнце, луна, любовь… и многое другое.

— Но за цветами, солнцем, луной и любовью совсем не обязательно ездить в Здрои. Они есть повсюду, даже в Камоцке.

— Я не уверена в этом. Я не смогла их там найти.

— Разве в Камоцке нет цветов?

— Есть. Наверное, есть.

— И солнце светит?

— Светит.

— И луна?

— Тоже.

Они замолчали. Она, чуть приоткрыв губы, ждала его последнего вопроса. В комнате был полумрак.

Зентек подошел к выключателю. Зажегся верхний свет.

— Пойдем вниз, — сказал он немного слишком громко и весело. — Надо немного осмотреться!

— Хорошо. Пойдем.

В зале ресторана только часть столиков была занята.

Малгожата остановилась в дверях.

— Я совсем не голодна…

— Это даже лучше. — Он легко взял ее под руку. — Присядем на минутку около бара.

— В Камоцке тоже есть бар… — Она усмехнулась, зная, что он поймет ее.

— Ты все еще не перестала думать о Камоцке?

— Ни на минуточку. А кроме бара там есть еще и кинотеатр.

Она высвободилась и пошла между столиками, одновременно рассматривая тех, кто сидел в зале.

Капитан шел вслед за ней и скорее чувствовал, нежели замечал, что головы всех мужчин поднимаются и поворачиваются ей вслед. Так было с первой минуты их появления здесь, но теперь, он сам не знал почему, это ему совсем не нравилось.

— Хорошо воспитанные девушки, — вполголоса сказал он ей, когда она подходила к бару, — не бросают вам таких провоцирующих взглядов.

— Как это?! — она удивленно остановилась, но сразу же продолжила свой путь. — Если я не буду смотреть по сторонам, то не смогу никого увидеть, не правда ли?

— В конце концов вечером это не имеет такого значения. Ни один из них не сидит в темных очках. Мне нужно, чтобы все к нам привыкли и чтобы нам удалось завязать как можно больше знакомств. Мы должны притягивать к себе людей, но они не должны об этом знать.

— Это слишком мудро для меня…

Малгожата замолчала. Они прошли в противоположный конец зала и уселись около бара, где еще никого не было.

— Что тебе взять, сестричка?

Малгожата склонилась над меню, лежащим под стеклянной поверхностью стойки, и свободно прочла:

— Манхэттен а ля Империал!

— Сию минуту… А для уважаемого пана?

— Чистая водка и капелька грейпфрута.

В эту самую минуту двери зала открылись, и внутрь вошли трое мужчин.

— Есть! — тихо сказал Рогальский и сразу направился в сторону бара. Двое остальных пошли за ним.

— Добрый вечер! — Рогальский низко поклонился, целуя руку Малгожаты. — А где наш приятель Завадский?

— Ему пришлось неожиданно выехать. — Лицо Зентека выглядело обеспокоенным. — Служебные дела. Какая-то телеграмма из больницы, где он работает.

— Ну, наверное, завтра-послезавтра вернется…

Оркестр начал играть. Врублевский опередил остальных и первый склонился перед Малгожатой.

Когда они отошли и вместе с другими парами начали танцевать, Каплинский повернулся к Зентеку.

— Ваша сестра, действительно, красавица. В первую минуту я даже подумал, что это какая-то кинозвезда.

— Вы знаете… Она еще так недавно была гадким утенком, что я сам не могу к этому привыкнуть. Впрочем, для меня она ни красива, ни уродлива, просто… но вы, наверное, понимаете…

Оркестр заиграл острый, быстрый ритм «ча-ча-ча», и капитан с беспокойством взглянул на паркет. Но для беспокойства не было никаких причин. Малгожата прекрасно справлялась с танцем, и, когда повернулась к нему, он увидел ее веселое лицо. Она, действительно, была хороша в эту минуту, так хороша, что он почувствовал острый укол в сердце, когда она, смеясь, подала руку своему партнеру.

Когда она вернулась к столику, запыхавшаяся, опирающаяся на руку Врублевского, этот укол повторился. Только на этот раз он был еще острее.

— Ну что? Пойдем отсюда? — спросил он, не понимая, зачем это говорит.