— Хорошо, — сказала девушка. — А где можно умыться?

— Там… — рыбачка показала на ширму, разрисованную золотистыми выцветшими пальмами, над которыми бежала надпись: «Порт Гамбург, 1900». Девушка заглянула туда: вода в голубом кувшине, рукомойник на белых металлических ножках, белое ведро.

— Хорошо.

Она подала рыбачке деньги.

— Только вернуться вы должны до одиннадцати, — сказала хозяйка, поворачиваясь к двери. — Потом мы идем спать и спускаем собак. Если вы не будете ночевать, а ваши вещи тут останутся, это все равно считается, потому что комната занята.

— Хорошо.

Женщина вышла. Девушка сняла блузку и стоя посмотрела на себя в зеркало. Потом отодвинула ширму и начала мыться. Когда закончила, подошла к рюкзаку и начала выкладывать его содержимое на кровать. Из трех летних платьев она выбрала одно и вышла из комнаты, набросив на себя блузку и натянув джинсы.

Вернулась она с утюгом и начала гладить. Через пять минут одела еще теплое платьице и посмотрелась в зеркало. Быстро причесала короткие черные волосы и вынула из кармана джинсов, лежащих на стуле, визитную карточку.

— Ян Рогальский… — тихо сказала она. — Очень хорошо. — Еще раз взглянула в зеркало и, напевая модную песенку, сделала несколько быстрых танцевальных движений. — Посмотрим… — Она сунула визитную карточку в карман платья. Потом посмотрела на часы. И вышла, продолжая напевать.

Рыбачка сидела на том же самом месте, на котором девушка увидела ее, когда пришла. Не подняв головы, она сказала:

— Завтра надо зарегистрироваться, если вы хотите дольше остаться.

— Хорошо. Я еще посмотрю.

Быстрым, пружинистым шагом девушка направилась к калитке. Она шла быстро, потому что у нее сложилось впечатление, что до отеля «Империал» отсюда довольно далеко, и она не ошиблась.

Море было совершенно спокойным. Стараясь удержать равновесие на скользящем по поверхности водном велосипеде, Малгожата одновременно пыталась увидеть, что делается на дне, близком и освещенном лучами солнца. Но велосипед создавал вокруг себя небольшие волны, и ей мало что удалось увидеть.

Она ехала вдоль пляжа, на котором, несмотря на позднее время, было много народа.

— Вот видите, — крикнул Завадский, который сидел сзади. — Это совсем не так трудно, как кажется сначала!

— Сейчас я упаду и сразу утону!

В этот момент велосипед угрожающе накренился. Девушка вскрикнула.

— Не утонете! Я был бы плохим врачом, если бы позволил здоровым, красивым девушкам умирать в моем присутствии.

— А если они будут умирать из любви к вам и… — она не закончила фразу. Обернулась, потеряв при этом равновесие, и велосипед медленно перевернулся набок. Но Малгожата уже не видела этого. Вода сомкнулась у нее над головой.

Завадский придержал велосипед и, смеясь, смотрел на воду. Девушка не всплывала. Он осмотрелся, нахмурился. Подплыл к тому месту, где она скрылась под водой. Перевернувшийся велосипед держался на поверхности воды благодаря пустым поплавкам. Но девушки не было и следа.

Он осмотрелся вокруг еще раз и поплыл, толкая велосипед перед собой.

Вода была прозрачной, но здесь было не так мелко, как им казалось сверху. В этом месте глубина была около пяти метров. Он нырнул и осмотрелся. В желто-зеленом свете проникающего сквозь толщу воды солнца он ничего не заметил. Дно было ровным, песчаным. Невдалеке спокойно плыла в неподвижной воде колонна маленьких медуз. Завадский оттолкнулся от дна и вынырнул на поверхность. Он глотнул воздух и осмотрелся вокруг, вытирая глаза, заливаемые соленой водой, стекающей с волос и бровей.

— Я здесь! — долетел до него далекий, чистый женский голос. Она стояла на берегу, смеясь и поправляя шапочку. Потом вбежала в воду и сильными, уверенными движениями поплыла в его сторону.

Завадский быстро подплыл к велосипеду и ждал ее, опираясь спиной об один из поплавков. Через минуту она была уже около него.

— Теперь я в самом деле должен вас утопить, — искренне сказал он. — Как вы меня напугали! Зачем вы говорили до этого, что не умеете плавать?

— Потому что на море я не умела. Я плавала только в реке. Там у нас есть река… Я научилась, когда была совсем малышка…

— Поплывем на пляж.

Они медленно поплыли к берегу, толкая перед собой велосипед.

Когда Зентек вернулся в отель, он подошел к регистрационной стойке и попросил ключ от номера.

— Что? Вы изменили свои намерения? — служащая улыбнулась. — Такой хороший сегодня день…

— Не знаю, что со мной. — Он оперся о стойку. — Но у меня что-то закружилась голова. Всегда так себя чувствую в первые два-три дня отпуска. Видимо, смена давления.

— Наверное. Многие наши гости испытывают подобные недомогания в первые дни.

— Вот именно. Наверное, будет лучше, если немного полежу.

— Это никогда не помешает, когда человек плохо себя чувствует. Может быть, вам что-нибудь прислать в номер? Чай?

— Нет, благодарю вас.

Он медленно отошел к лифту, провожаемый ее сочувственным взглядом.

Но, оказавшись у себя в комнате, он быстро изменил медленный ритм своих движений. Молниеносно наклонился над запертым чемоданом, отпер его ключом, который находился на цепочке, вшитой в карман его брюк, и пошарил на самом его дне. Там была связка отмычек. Капитан сунул ее в карман, закрыл чемодан и направился к двери.

Коридор в это время был пустым. Зентек быстро подошел к двери в комнату Завадского. Два быстрых движения около замка, и дверь тихо отворилась.

Он вошел и закрыл ее за собой.

Они уселись на купальных полотенцах. Малгожата сняла шапочку и потянулась к сумочке. Она вынула из нее свои большие, немного скошенные темные очки.

— А вы не носите очков, пан доктор?

— Меня зовут Хенрик, и если вы не сочтете это излишней фамильярностью с моей стороны, я попросил бы вас не называть меня здесь доктором. Во-первых, я не хотел бы, чтобы вы когда-нибудь оказались моей пациенткой, потому что желаю вам цветущего здоровья. А во-вторых, если кто-то нас услышит, остаток отпуска я проведу на пляже, делая искусственное дыхание.

— Хорошо… — Малгожата серьезно кивнула головой. — Больше не буду. О чем я вас спрашивала? Ага! Почему вы никогда не носите темных очков, пан Хенрик?

— Просто так. Не чувствую никакой потребности в них. Мир гораздо лучше выглядит, когда видишь его собственными, незатемненными глазами.

Она немного отодвинулась и испытующе на него поглядела.

— А жаль! Вам было бы в них, по-моему, очень, очень хорошо…

Неожиданным движением она сняла очки и надела их на него. Он не запротестовал. Сидел, глядя на нее, и улыбался.

Несколько минут девушка всматривалась в него, потом рассмеялась.

— Видимо, мне не так уж хорошо в них, — сказал Завадский. Также смеясь, он снял очки и подал их девушке.

— Ох, нет! — наклонилась она к нему. Глаза у нее блестели, с губ не сходила радостная, детская улыбка. — Вы выглядите в них замечательно! — Она вскочила на ноги. — Видите: солнце, вода, пляж, все для нас! Боже мой, как я проголодалась! Если бы вы знали, как я рада!

И, не отдавая себе отчета в том, что делает, не в состоянии удержать распирающей ее радости, неожиданно поцеловала его в щеку. Сразу придя в себя, она покраснела и опустила глаза.

— Ой, прошу прощения, пан доктор…

— За что? — Завадский начал быстро складывать полотенце. — Если речь об этом, то я день и ночь к вашим услугам!

Перебросив полотенце через плечо, он взял ее под руку и, чувствуя рядом с собой ее горячее, почти обнаженное тело, направился вместе с ней к кабинкам, где они оставили свои вещи.

Зентек осмотрелся, потом подошел к стоящему на стуле чемодану. Он был заперт. Зентек открыл его поспешно подобранным ключом и быстрыми умелыми движениями начал просматривать его содержимое. В какой-то момент он выпрямился, держа в руках маленький плоский футляр. Он нажал на кнопку, перед его глазами предстала самая красивая из всех, которые ему приходилось видеть, коллекция миниатюрных орудий взлома «ангельский волос» в стеклянных трубочках и других известных только специалистам печаток, служащих для крапления карт.